Кодекс Крови. Книга ХI - М. Борзых

где меня ожидать? Почему-то во мне всё больше крепло убеждение, что мною играют, руководят, как марионеткой на ниточках. Возможно, что и не только мною.

— Для Чоу Аканезуми у вас слишком правильный русский, — заметил я, следуя за сморщенной, как сморчок, старушкой в сторону беседки.

— Догадливый, — хмыкнула женщина и присела на ворох подушек, укрываясь пледом. — Присаживайся, чай стынет. Я поухаживаю, так и быть.

Я вообще впервые в жизни видел чайный церемониал, насквозь пропитанный традициями и ритуализмом, но интриговало меня совершенно иное. Я практически не чувствовал в княгине Чоу тока крови. Она была почти ожившим мертвецом.

— Вы одной ногой в Реке Времени стоите, — не удержался я от наблюдения.

— Тоже мне открытие совершил, — хмыкнула бабуля и на мгновение превратилась в молодую цветущую и потрясающе красивую девушку с волосами цвета радужного крыла бабочки и раскосыми глазами. У меня даже слов восхищения не нашлось. Настолько экзотично это выглядело. — Пей, тебе согреться надо. Травить не буду. Ты мне ещё нужен.

Мои брови непроизвольно поползли вверх.

— Зачем? — не удержался я от вопроса.

— Должен же кто-то этих пернатых интриганов проучить, — пожала плечами старушка, разливая чай по чашкам без ручек.

— Кто вы? — снова задал я тот же вопрос, что и в начале беседы. — Или кем были до того, как стали Чоу Окойя?

— Во-о-от! Уже правильные вопросы задаешь! — женщина внезапно закашлялась, прикрывая сморщенной ладонью узкие губы. — Акио, сучёныш, последнее высосал, подыхая! — под нос себе буркнула Чоу.

Я же терпеливо ждал, когда она приступит к рассказу. Просмотреть её прошлое можно было хоть сейчас, но хотелось услышать её версию.

— Терпеливый… это хорошо! Перья ощипывать этим петухам будешь тщательно! — хихикнула женщина, заметив моё невмешательство. — Когда-то я была Софьей Алексеевной Кречет, старшей сестрой вашего нынешнего императора.

Я невольно присвистнул. Это же как принцессу русского императорского дома отдали замуж в виконтский род? За какие такие грехи?

— Во время последней попытки переворота, затеянной Орлановыми, меня продали в рабство сюда, а семью брата и вовсе пустили под нож. Так что мне, можно сказать, ещё повезло, — Софья-Чоу закашлялась, хрипы из её груди красноречиво указывали на долгую болезнь.

— И что же, император не вступился за вас?

— Отец-то? — хмыкнула женщина. — Он был слишком занят, насилуя Орланову, чтобы отслеживать, кто из его полусотенного выводка потерялся. Тем более, девка.

«Ох ты ж мать моя женщина, — мелькнула у меня мысль. — Это кто же на троне сидел до Петра Алексеевича? И Орлановы, выходит, были не первыми, кто неповиновение оказал. До того были ещё Вулкановы, но те на вулканах смогли отбиться, пусть и попав в опалу. Но главное — повод-то был!»

— И как Кречеты только после такого на троне усидели?

— Как-как? Каком к верху! Брат пришёл к власти, сменив отца на троне. А у Пети способности, сам знаешь, какие.

Хм. Справедливый гнев императора применялся нечасто, но если уж применялся, то об этом ещё долго говорили в империи.

— Но если вы сами из Кречетов, то почему не потребовали вернуть вас в род? В конце концов, вышли бы на российского посла или консула, вас бы выкупили или вернули.

— Я хотела, видят боги, как я хотела этого, но меня держали взаперти. Почти сто лет род Окойя подпитывался от моей жизненной силы. А затем передарил меня роду сёгуна Аканазуми. И здесь уже я работаю жизненной батарейкой для местных князей почти две сотни лет. Я молилась Кречету о помощи, да кому я только не молилась. Даже Орлану! Но ни одна сволочь меня не спасла, да и не искала, вероятно. Три сотни лет я забирала на себя болезни, возраст, раны. Мне даже не дали завести детей, чтобы не растрачивать столь драгоценный «ресурс».

— Вы уж простите, но я ума не приложу, чем и когда я вам перешёл дорогу, чтобы вы объявили за мою голову такую награду? — задал я напрашивающийся вопрос. — Судя по вашим эмоциям, семьи Окойя и Аканезуми вы бы и сами под нож пустили. Я думал, что ваш мотив — месть за род Окойя и попытка продвинуть его ближе к власти, но теперь теряюсь в догадках.

— Я не могу причинить вред никому из них. Я связана кровной клятвой. А ты можешь! — глаза Софьи загорелись огнём одержимости. — Ты не только нипонцев можешь пощипать, ты и куриц этих божественных тоже можешь!

— Интересно, с чего вы это взяли? — лениво полюбопытствовал я, обдумывая слова бывшей императорской принцессы. С местью, выходит, я не ошибся. Вот только бабуля, похоже, намеренно стравливала два рода со мной, чтобы я проредил их в отместку за неё. Хм… бабуля. Её возраст меньше, чем у той же Лавинии. Это же как её выкачивали?

— Оракул. Больше всего я хотела отомстить им всем. И мне подсказали, как это можно сделать. Правда, ценой мести стала моя жизнь. Но жила ли я все эти годы? Без свободы, без родных, без детей, без права голоса. Нет. Такую жизнь и на кон поставить не жалко. Окойя мёртв, Аканезуми мёртв, и ты пришёл за мной. Я знаю. И мне не страшно.

— М-да, не знаю, комплимент вам сделаю или просто констатирую факт, но вы — настоящая принцесса императорского рода. Мозги по части интриг у вас поставлены как надо.

— Я бы на тебя посмотрела, если бы тебе пришлось маневрировать между богами, кровными клятвами и рабскими привязками, — хмыкнула Софья, но видно было, что комплимент достиг цели.

— Поверьте, я вас очень хорошо понимаю! У вас хоть боги всего из одного мира были, и проклятий не было, — подмигнул я принцессе, отчего у той челюсть непроизвольно устремилась вниз. — Люди — странные существа, вы готовы умереть ради мести. Но готовы ли вы, Софья Алексеевна, отказаться от мести ради жизни?

Я испытывающе смотрел на собеседницу, отпив из чашки уже порядком подостывший чай. В голове зрела одна весьма рациональная мысль, реализация которой во многом зависела от того, насколько месть отравила душу принцессы. Я помнил про зацикленность её отца, частично проявившуюся в Марии Петровне, и не хотелось бы прижить маньячку в роду.

— Какой у вас уровень в магии жизни?

В пару к моим магам смерти мне нужна была