Шамбра - Владимир Тетерин

В тот день проснулся я рано от какой-то возни в комнате и оживленного радостного шепота. Свет горел, а напротив меня у противоположной стенки в углу, рядом с комодом и этажеркой на месте фикуса, стояла большая елка, привязанная за крестовину к табурету. А мои папа и мама развешивали игрушки на этой елке.

Игрушки были разные, в основном стеклянные и очень красивые. Они переливались и сверкали в электрическом свете. Во время этого дела мои родители оживленно шепотом переговаривались, иногда обнимались и, оглядываясь на меня, целовались. Я же изо всех сил делал вид, что крепко сплю.

И от всего этого вида красоты искрящихся игрушек и счастливого состояния моих родителей, в груди моей разливалось блаженство. Я смотрел и любовался сквозь прищуренные глаза, на эту прекрасную моему сердцу картину, пока не уснул снова.

Когда я проснулся вновь, елка уже стояла во всей своей красе в дневном свете. Я спрыгнул с дивана и побежал к ней. С интересом рассматривал игрушки, трогал их руками. Вперемешку с игрушками на елке висели конфеты в красивых фантиках. Их можно было срывать аккуратно и есть.

Позднее я научусь вырезать из картошки прямоугольники в форме конфет и заворачивать их взамен съеденных. Я буду это делать не потому, чтобы скрыть свое преступление, за это нас не ругали. А для того, чтобы украшений на елке не становилось меньше.

А в то утро я продолжал рассматривать игрушки, аккуратно касаясь тех, что я мог достать. Под елочкой в вате стояли игрушечный Дед Мороз и Снегурочка. Их я тоже потрогал и исследовал. Состояние мое по-прежнему было радостное и безмерно счастливое.

Потом мне рассказывали про деда Мороза, какой он добрый и хороший, и что это он принес нам елку. Но я молчал, улыбался и не спорил ни с кем. Я же прекрасно знал, откуда взялась эта елка и меня такое ее происхождение вполне устраивало.

Позже, я так и не научусь верить в Деда Мороза, но от этого мое восприятие Новогоднего праздника не станет хуже. Для меня Новогодний праздник навсегда остался самым любимым и счастливым.

Это был первый Новый Год, который я запомнил в своей жизни. Есть воспоминания и дальше, но они уже наслоились одно на другое из разных лет. Но именно тот Новый Год дал на всю жизнь ощущение сказочности и счастья, просто от самого праздника. А также веру в Новогоднюю магию и чудеса. Непременным атрибутом этого праздника для меня стала Новогодняя елка и обязательно до потолка.

Вот несколько рассказов, которые я полагаю, передают атмосферу, в которой подрастал наш герой. А также его чувственность и развивающиеся другие качества, что и говорит о постоянном присутствии с ним Ангела, его Духа-Души.

А сейчас вновь перенесемся в Пещеру Творения и подойдем уже к знакомому нам кристаллу и вновь ткнем наугад в одну из его граней.

Из прошлых жизней: Древняя Индия. Целительница

В предгорьях Южного Тибета, рядом с небольшим горным ручьем, но все-таки не так близко, чтобы быть смытым, в том случае, когда это ручей превращается в бурный горный поток, стоял одинокий дом. Дом был небольшой, но построен основательно.

Сложен он был из подогнанных друг к другу плоских камней, что в изобилии можно было найти в округе, соединенных глиняным раствором. Два небольших окна, закрытых толстым зеленоватым стеклом в металлических кованых рамах.

Крыша имела небольшой скат на одну сторону и была покрыта обожженными глиняными пластинками, прообразом черепицы, скрепленными между собой. Впрочем, блага цивилизации еще полностью отсутствовали в этом доме, так как описываемые мною события происходили примерно 2500 лет назад. Однако такие незатейливые жилища поражали своей надежностью и могли стоять столетиями.

В этом доме жила одинокая женщина, лет сорока, что для тех времен представлялось уже довольно значительным возрастом для женщины. От ее былой красоты остались только огромные карие глаза и вьющиеся черные волосы, но уже со значительной проседью.

Потому волосы она накрывала свободным концом сари, которые индийские женщины носят с испокон веков, либо легким шарфом. Впрочем, она и принадлежала к этому великому древнему народу. Темная, обветренная кожа на лице уже была испещрена довольно глубокими морщинами. И хотя она все еще не была лишена приятной наружности, было видно, что внешний вид ее уже мало интересует.

На ней была традиционная одежда – сари, состоящая из двух кусков хлопковой ткани не яркого светло-зеленого цвета с чуть выделяющимся орнаментом по краям. Один кусок ткани обматывался вокруг бедер. Второй прикрывал верхнюю часть тела, плечи, грудь и его же концом покрывалась голова. Одежда свободная и легкая на все случаи жизни.

Минимум украшений. Что-то вроде монисто из небольших серебряных ажурных пластин на шее. Еще несколько рядов бус. В ушах также старинные серебряные серьги в комплекте с монисто. На руках несколько тонких браслетов, да пару серебряных же перстней с неяркими камнями зеленоватого цвета.

Такую одежду тогда носили женщины среднего достатка. Выглядела она опрятной и чистой. За чистотой она следила, это было у нее в крови. В чистоте она содержала и свой небольшой дом, состоявший из двух комнат, разделенных перегородкой, на половину из тонких досок, а на половину из плотной цветной ткани.

Каменные стены изнутри были оштукатурены, и побелены. В одной комнате был очаг, наподобие, современного камина, сложенного из таких же плоских камней, как и дом. Ближе к нему небольшой ажурный столик на низких ножках и два небольших пуфа-кресла, на которых можно было либо сидеть, скрестив ноги, либо полулежать у низкого столика.

Эта мебель явно контрастировала с остальной обстановкой комнаты и была принесена сюда очевидно из более богатого дома. Еще у стенки стоял низкий деревянный топчан ничем не покрытый и предназначенный очевидно для приема больных. Возле него также пару невысоких мест для сидения, что-то вроде табурета, но с сидением из плотной ткани.

Во второй, значительно меньшей комнате, был топчан, застеленный куском такой же ткани, что и перегородка. Он служил местом для сна хозяйки. Рядом стоял деревянный резной комод с многочисленными ящиками и зеркалом, висящим над ним. Очевидно, раньше он составлял один ансамбль со столиком и легкими креслами.

На комоде стояли несколько фигурок выполненных из бронзы, скорее всего какие-то божества и небольшой светильник.

Стены обеих комнат были в многочисленных полках, на которых стояли различные снадобья в глиняных плошках, горшках и еще в каких-то, замысловатой формы, сосудах. А также висели, лежали и торчали из глиняных изделий, различные травы, какие-то коренья и еще разные непонятные для нас, снадобья.

Несколько экземпляров, более крупной глиняной посуды стояло прямо на полу у очага. Там же находились пару медных котелков. Один из них напоминал по форме прообраз чайника.

Вот, пожалуй, и все, что было в этом доме, за исключением, возможно, каких-то мелочей, которые нам трудно описать с точки зрения современного человека. Как я уже говорил, в доме было довольно чисто, и даже земляной пол не выглядел грязным и запущенным, видно было, что его регулярно подметают.

Как вы уже поняли из названия это главы, женщина занималась целительством или врачеванием людей, а иногда и животных.

Люди приходили к ней из расположенного неподалёку, внизу в долине, поселка или небольшого городка. Городок был только частично виден из-за горы, с того места где стоял ее дом.

К этому дому из городка вела тропинка, протоптанная по каменистому склону горы, вьющаяся среди невысоких высохших от жары кустарников. Уклон горы в этом месте, был пологий и потому, не служил препятствием для пациентов.

В то же время этот уклон давал некоторое преимущество. Он позволял видеть заранее, как очередной пациент начинает свой путь к ее дому. Больше идти по этой тропинке было некуда. Иногда люди приезжали к ней на повозке, запряженной осликом, мулом или лошадью.

Сегодня больных пока не было. Но вообще люди ей доверяли, и она слыла опытной знахаркой. Бывали дни, когда приходило сразу по несколько человек и тогда приходилось людям дожидаться ее приема. Для этой цели к дому был пристроен небольшой навес, покрытый сверху пальмовыми листьями. А возле стены дома стояла широкая скамья.

В момент нашего повествования Каришма, как зовут нашу героиню, присела в тень от нещадно палящего солнца на эту скамью и смотрела вниз на извивающуюся дорожку. В такую жару вряд ли кто отважится идти к ней. Но она совершенно не сокрушалась отсутствием клиентов.

Каришма уже давно разучилась выражать свои эмоции не только внешне, но и внутренне. Она просто смотрела на тропинку, без каких-либо мыслей. Смотрела на лежащий внизу городок. Она привыкла быть одна и относилась к этому совершенно спокойно.