Сенсация по заказу - Фридрих Незнанский

Турецкий ошарашенно кивнул.

— А еще — для крыс и мышей. От сети работает. Такая вещь! Моя просила Феликсовича и от кротов сделать — для дачи, у нас жуть что творится. Жаль, не успел. Золотой был человек, пусть земля ему пухом.

Турецкий вышел на улицу и закурил: в квартире жена Колыванова просила этого не делать.

Вдохнул сигаретный дым полной грудью и подумал, что в Лемеже даже такой воздух гораздо приятней, чем в мегаполисе… Интересно, каково было бы тут жить?

А что вот, доктора наук живут, и ничего… Но у них тут работа, дело. А у него, чиновника Генпрокуратуры, совсем другое дело. Впрочем, и доктора наук не очень тут живут. Некоторых вот отчего-то убивают… Понять бы только отчего. Хотя что с самим собой лукавить? В этом деле и мотив, и исполнитель одинаково беспросветны — нет никакой гарантии, что при знании одного из этих слагаемых станет понятно другое. Несмотря на то что сумма уже давно известна — хладное тело профессора Белова и простреленная его голова. Не работает в Лемеже арифметика.

А может быть, тут имеется что-то другое, помимо науки? Допустим, Белов был таким схимником, как говорят. Как много бы он ни работал, сколько бы ни торчал в своей Лаборатории, надо же ему было как-то восстанавливаться?

Войдя к Майзелю, Турецкий уже продумал свою хитрую тактику. Собственно, это был блиц-криг.

— Белов водку пил?

— То есть как? — не понял Майзель, отрываясь от экрана компьютера. Турецкий заглянул туда и увидел сплошные формулы.

— Ну образ жизни, моральный облик, и все такое.

— Вы издеваетесь? Он ученый! Он…

— Гений, знаю, — кивнул Турецкий. — Но у гениев тоже бывают общечеловеческие заскоки. Знал я одного нобелевского лауреата, так за воротник заливал[1] … Куда там вашему Колыванову. Значит, Антон Феликсович вел здоровый образ жизни, режим и все такое? Дьявольская работоспособность, да?

— Мы занимаемся наукой. Иногда в Лаборатории приходится сидеть ночью, а иногда много дней подряд. Впрочем, вам, видно, этого не понять, — заметил Майзель снисходительно.

Турецкий сокрушенно покивал.

— То есть водку он не пил, а совсем наоборот?

— Да.

— Что именно?

— Я не понимаю, чего вы добиваетесь? — повысил голос Майзель.

На них посмотрела хорошенькая лаборантка Вероника.

— Ответа. Что он делал, раз не пил водку?

— Вы за идиота меня держите?!

— Отвечайте на вопрос.

— Спортом занимался, вот чем!

— Серьезно?

Майзель вытирал платком вспотевшее лицо. Турецкому его стало жаль. Все-таки в возрасте человек. Но работа есть работа.

— Лев Наумович, просто скажите, как Белов проводил тот редкий досуг, который у него был. Занимался восточными единоборствами?

— Кажется, в юности. Он как-то упоминал, что перестал, разочаровался…

— Значит?

— В теннис Антон любил играть…

Эврика, подумал Турецкий. Все-таки «сработала» мухобойка. Только почему у него дома не оказалось ни ракеток, ни мячиков? Ладно, выясним.

— В теннис любил играть, — весело повторил Александр Борисович. — Любопытно! А где он это делал?

— Ну у нас тут возможностей немного. Пара приличных кортов в клубе «Бумеранг».

— У него были там постоянные партнеры?

— Откуда мне знать? Спросите там, где он играл.

— А вы с ним не играли?

— Я играю в преферанс, — буркнул Майзель и вернулся к своему компьютеру.

Турецкий подошел к лаборантке. Она запечатывала какой-то конверт.

— Курите, Вероника.

Девушка машинально протянула руку к пачке, но тут же и отдернула.

— В Лаборатории нельзя.

— Почему? У вас тут горюче-смазочные материалы? Что-то не заметил.

— У нас тут большие Мозги, — сказала она безо всякой иронии.

— Ну так давайте выйдем.

— Я работаю. Если только в обед.

— А где вы обедаете?

Вероника посмотрела на Турецкого без удивления, но как-то оценивающе.

— Ну говорите же.

— Я обычно не обедаю… Но тут недалеко есть приличный трактир. Не в Лемеже.

Турецкий вздохнул.

— В Дедешине, что ли?

— Уже освоились, значит?

— Вроде того. Я заеду за вами… Во сколько? В полдень?

Она кивнула огненной гривой.

Через четверть часа Турецкий был в спортивном клубе «Бумеранг», где старший менеджер подтвердил: да, у профессора Белова был абонемент, он регулярно играл в большой теннис. Как часто? Не так чтобы очень. Два раза в неделю. С инструктором? Нет, Антон Феликсович играл давно и довольно прилично. У него были постоянные партнеры. Кто? Ну такая информация не разглашается, это же все-таки клуб… Но раз этим интересуется Генеральная прокуратура… ну что ж… Кое с кем из городского начальства. С кем конкретно? С председателем суда. И с мэром.

Турецкий затребовал у менеджера график тренировок Белова. Сопоставил даты и понял, что последний раз профессор ходил в клуб за день до самоубийства.

В письме Колдину Белов писал, что ему перекрывают кислород, и конкретно назвал: глава администрации города.

В яблочко!

В трактире превалировала русская кухня.

На этот раз официант возник молниеносно, и они сделали заказ. Официант сказал, что пельмени хороши, но бефстроганов лучше, и Турецкий ему поверил. Несмотря на то что Вероника сообщила, что обычно не обедает, в выборе блюд она не стеснялась и в отличие от Турецкого заказала еще и солянку. Искоса посмотрела на Турецкого и сказала:

— Если вы меня не выдадите, я выпью красного вина.

— В Уголовном кодексе нет такой статьи.

— Я про Лабораторию говорю.

— Не волнуйтесь, Вероника, я туда сегодня больше не пойду. А до завтра все забуду. У меня из-за ваших формул последние мозги высохли.

— Много вы в них понимаете.

— Это точно.

После обмена любезностями приступили к трапезе, которая прервалась только однажды, когда Турецкий выразил удивление тому, что красное вино дама пьет с рыбой.

— Вроде бы белое положено, а, Вероника? — заметил он.

— Люблю делать все наоборот. И потом, это же вкусно. Попробуйте.

— Да я знаю, — сознался Турецкий. — Я на вашей стороне. Я даже собираюсь написать кулинарную книгу о том, как неправильно, но вкусно питаться. Хотите еще выпить?

— Не подлизывайтесь. Мне работать надо. И выкладывайте, что вам нужно.

Турецкий закурил, Вероника тоже, и он задал первый вопрос:

— Белов был холост, так?

Она кивнула и добила свой бокал. Турецкий кашлянул.

— В предсмертной записке… насчет волос на подушке — это про вас?

Она снова кивнула.

— Он был холост, но все-таки какие-то родственники у него были? Какая-нибудь седьмая вода на киселе. И кому, кстати, квартира отойдет и прочее имущество?

Вероника сделала изящное движение худенькими плечиками:

— Им, надо полагать. Мне это как-то все равно… сами понимаете.

— Вы на похоронах кого-нибудь видели?

— Приезжала одна фифа. Племянница. Но потом ее больше никто не видел.

— Как ее найти?

— А бог ее знает.

— С ней разговаривал кто-то из женщин?

— С ней все разговаривали, выражали соболезнование. Это естественно… Хотя по-честному, это она нам должна была соболезнования выражать.

Турецкий поймал себя на мысли, что ни черта он в этих ученых не понимает. Просто какой-то другой биологический вид.

— Он действительно был вам так дорог?

— Слушайте, не лезьте не в свое дело!

— В юридическом смысле это как раз мое дело. Лаборантка нахохлилась. Турецкий понял, что пора

либо попытаться растопить лед, либо идти напролом. На первый способ было слишком мало времени.

— Знаете, чтобы не терять время, я потом наш разговор оформлю в протокол, хорошо?

У нее округлились глаза. Турецкий сказал с напором:

— Вы лично говорили с племянницей Белова?

— Да…

— Как ее найти, знаете?

— А вам зачем?

— Ну это мое дело, — улыбнулся Турецкий. — Может, я за ней приударить хочу.

— А если ей лет пятьдесят?

— Вы же сказали, она — племянница? — удивился Александр Борисович.

— Ну и что? Разве у человека не может быть пожилой племянницы?

— Врете, — понял Турецкий.

— Фан-та-зи-рую. Понимаете?

— Так думаете, не получится ухлестнуть за племянницей?

— Кто вас знает, на что вы способны? — Вероника опустила ресницы.

Да она сама флиртует, сообразил Александр Борисович. Пока я… Эх, ну и барышни пошли. Точно флиртует! Потому и адрес этой Натальи давать не хочет. Надо подобрать правильный тон. Чтобы не обидеть девчонку настолько, чтобы она закрылась.

— Как же мне найти эту несчастную племянницу?

— Почему же она несчастная?

— Ну все-таки дядя умер.

— Плевать она него хотела.

Турецкий не особенно удивился: он ждал чего-то такого.

— Откуда вы знаете?