Спасибо одиночеству (сборник) - Николай Гайдук

Сеня Часовщик, покусывая карандаш, занимался кроссвордами – верхний кончик карандаша напоминал растрёпанную кисточку.

– Во, братва! По нашей части! – обрадовался он. – Дерево-долгожитель. Слышь, бугор?! Семь букв.

– Дуб стоеросовый. – Дуб не подходит.

– Естественно! – отшутился Зимоох. – Дерево-то не с ногами. Как оно подойдёт?

Скрипалёв «гармошку» на лбу наморщил. Посчитал что-то на пальцах.

– Секвойя. Годится?

– Кого-о? – не понял красавчик Сеня, карандашом царапая за ухом.

– Калифорнийская секвойя живёт две тысячи лет. Более ста метров высотой.

– Подошло! Силён бродяга! – Часовщик заполнил клеточки кроссворда. – Слушай, Птаха, а вот это… Десять букв…

– А на три буквы нету ничего?

Часовщик погладил жжёную «сосновую кору» на щеке. – Ты на что намекаешь?

– Сон. Три буквы, Сеня. А ты что подумал?

Мужики хохотнули, а Скрипалёв отвернулся к стене, спать не хотелось ему – хотелось побыть одному.

За окнами снова и снова сверкало. Гром по крыше дубасил, заставляя общагу испуганно «приседать». Пламя красным глазом моргало в керосинке, пустые бутылки позвякивали под столом.

Покосившись на окно, Зимоох достал крохотный окурок из пепельницы, старательно обдул, но прикурить не смог – только щетину спичкой припалил над верхнею губой.

– И за папиросами не выйдешь! – Он заругался, уродливой клешнёю вытирая опалённую губу. – Во, как хлещет, падла!..

Эй, Сенька! Где ты?

– Картошку жарю, – откликнулся парень из кухни. – Кроссворды закончились. А что ты хотел?

– Давай сюда китайца! Тяни за яйца! Скрипалёв приподнялся.

– Какого китайца?

– А вон, под кроватью лежит. Вонючий, стерва, зато полезный. Клешней клянусь.

Думая, что его разыгрывают, Пашка недоверчиво заглянул под соседскую койку.

– Бугор, ты чо? Какой китаец? Чо ты буровишь?

– Сенька! Покажи ему.

Выйдя из кухни, Часовщик опустился на четвереньки и выволок из-под кровати пятилитровую канистру, с утра ещё аккуратно запаянную. В жестяной утробе, когда Сеня встряхнул канистру, заплескались жалкие остатки зелья – это был зелёный, страшно вонючий китайский спирт, обогащённый примесью витамина «С».

– Зелёный змий, – разливая по стаканам, рассуждал Зимоох, – он и должен быть зелёным. А как же? Это китайцы придумали против цинги. А мы его, значится, против тоски потребляем. Зубы – хрен бы с ними, выпадут, мы вставим золотые. Главное, чтобы душа не испортилась. Душу-то не вставишь запасную. Правильно, Сенька?

– Ты – бугор. Чо скажешь, то и правильно.

– По Сеньке шапка, я тебе скажу, а по ядрёной матери – колпак! – Зимоох скукожился, принюхиваясь. – Фу, параша какая! Как только эти черти узкоглазые потребляют. Выпьешь, бляха-муха, и совсем окосеешь. Китайцем станешь.

Засмеявшись, Птаха удивлённо спросил:

– А где вы его взяли?

– Места надо знать. Не попробуешь?

– Нет. Пойду, прогуляюсь. – Скрипалёв натянул дождевик, собираясь на почту – деньги отправить; он всегда это дело держал на контроле.

– Чудило! – забухтел бригадир, когда двери за Птахой закрылись. – Такую собачью погодку народ коротает под водку, а он поплёлся.

«Народ» гулял, гулял – и догулялся. Ночью кто-то спросонья опрокинул керосиновую лампу, а чуть позднее кто-то окурок на пол уронил, и началась такая свистопляска, что не дай бог – хорошо, хоть никто ещё не задохнулся в дыму пожарища.

Общежитие целиком не успело сгореть только потому, что ночью дождь усилился.

Хотя погодка понемногу и налаживалась, но туманы держали самолёты на приколе. Солнце кроличьим глазом краснело за тучами, лишь изредка бросая свет на берега, на дальние излучины прохладной, неприветливой Лены, помутневшей от грязных ручьёв, располневшей от ливней. У причала и на рейде смутно проступали силуэты лихтеров и пароходов. Бакены в туманной пелене помигивали.

Мокрые улицы были усыпаны драными листьями и рябиновой дробью, на которую Скрипалёв почему-то не хотел наступать – жалко ягоды. Он сходил на почту, отправил деньги. (Во время ливня почта не работала).

Постояв на крыльце главпочтамта, Скрипалёв подумал, как много интересного можно увидеть в Якутске. Сходить, например, в Русский драматический театр, в институт мерзлотоведения; музей мамонта; музей хомуса – якуты очень любят этот музыкальный инструмент, который зовётся ещё варган. Да, много тут интересного. Но Скрипалёв приуныл – никуда не хотелось. Вот если бы сынишка рядом оказался, думал он, то ли обманывая себя, то ли в самом деле он бы с ним пошёл по всем этим музеям, по театрам и выставкам.

«Уныние – грех! – вспомнил Птаха и заставил себя встряхнуться. – Одежонка-то в общаге вся сгорела, так что вперёд…»

Он пришёл в универмаг. Там было малолюдно – дожди поразогнали покупателей. Настраиваясь на весёлый, жизнерадостный тон, Птаха сказал продавщице:

– Девушка! Надо мало-мало прибарахлиться одному народному артисту из Большого погорелого театра. Вы поможете?

– А где он? Артист.

– Перед вами! – Скрипалёв ладошкой постучал по груди. Продавщица улыбнулась.

– Ну, а что бы вы хотели из одежды? Что артист предпочитает?

– Больше всего наш артист предпочитает форму номер раз: часы, трусы, противогаз. – Пташка хохотнул. – Прошу прощенья. Шутка. Армейская шутка. Запомнил с гражданской войны.

Продавщица наигранно удивилась.

– А выглядите молодо.

– Я был в плену, во льдах, а потому отлично сохранился. – Он посмотрел на пиджаки, на брюки, висящие стройными унылыми рядами. – А как насчёт белого фрака? Найдётся?

Поправляя причёску, продавщица плутовато поинтересовалась:

– А тапочки вам тоже белые?

– Нет! Не дождётесь! Как сказал поэт: «Лет до ста расти нам без старости!»

Его вдруг понесло по кочкам – стал вовсю куражиться. Не изменяя причуде своей – чем хуже внутри, тем он лучше снаружи! – Птаха начал говорить о том, что у него сегодня очень серьёзная, важная встреча.

– Жизнь, можно сказать, решается. Вот почему я должен быть одет как царь!

– Свидание, что ли? – поинтересовалась продавщица. – Угадали. Я сегодня при свечах встречаюсь с одной очаровательною дамой. – Покупатель выбрал кое-что. – А где тут у вас кабинет?

– Примерочная? А вот сюда, пожалуйста. Он переоделся, вышел, сияя улыбкой.

– Ну, как вам этот фраер? Хороший лапсердак? – По-моему, чудесно, – похвалила продавщица.

– А вот здесь? – Покупатель подёргал пиджак. – Складка смущает.

– Ничего, обомнётся.

– То есть, надо в нём поспать? Или просто выпить, в крапиве поваляться?

Пожимая узкими плечами, продавщица хихикнула. – Ну, примерьте вот этот костюм.

И опять он скрылся в «кабинете». И опять был чем-то недоволен, стоя перед зеркалом, разглядывая профиль и анфас. – Что-то не то. Как вам кажется?

– Лично мне так очень даже нравится.

– Да? А если я куплю, вам подарю, вы будете носить? Продавщица опять засмеялась.

– Простите, но это – мужской.

– А мало ли теперь таких мамзелей, которые гуляют – как облако в штанах?! Разве не так? Ну, ладно. Мы отвлеклись. Дайте-ка, пожалуйста, вон тот ещё.

Перемерив чертову уйму всевозможных костюмов, он заставил продавщицу понервничать. В начале встречи вежливая, сладенько улыбчивая, она под конец еле сдерживалась, чтоб не нагрубить. Однако Скрипалёв был непреклонен. За свои, «кровью заработанные», он требовал всё новые и новые фасоны, пока и ему самому не надоела примерка.

– Ладно, остановимся на этом. За неимением лучшего. – В новой одежде покрутившись около зеркала, Птаха остался доволен, разглядывая новоиспечённого «царя и бога». – Ну, как вам? Нравится?

– Рассчитывайтесь, – сдержанно попросила продавщица. – Без проблем! – Он деньги бросил на прилавок. – Сдачу оставьте себе.

– Ишь ты, барин какой! – Девушка, насупившись, резко вернула лишние деньги.

– Ну, извини. – Он подмигнул. – Что? Гордая? Как северный орёл?

– Какой ещё орел? – Продавщица губки надула. Посмеиваясь, чудаковатый покупатель устремился к другому отделу.

Орла он не случайно помянул. В противоположном отделе на стене висела картина Константина Васильева, точнее, репродукция картины «Северный орёл» – суровый парень в полушубке с топором на плече.

– Заверните! – сходу попросил он, поглаживая раму. – Давно искал, не мог найти. Это мой старший брат. Из далёкой страны Плотогонии.

Слова имеют странную силу притягательности. Только-только он сказал, только помечтал о свидании с очаровательной девушкой, и вот, пожалуйста…

В магазине, уже на выходе, Пашка-Пташка встретил юную красавицу – неотразимую, элегантную, одетую в синие, плотно облегающие джинсы, в белую кофточку с коротким рукавом.

Она была метиска. Якутские черты лица и русские чудесным образом перемешались – и получилось нечто изумительное.

Кожа на лбу, на щеках и на шее благородно высветлилась в результате смешения крови. Глаза, утратив узкий разрез, очаровательно округлились: угольно-чёрная радужка на ослепительно белом фоне выглядела особенно привлекательной. Волос тоже высветлился, но не очень – вместо «якутской ночной темноты» волос похож на предрассветную просинь. Скрипалёв, сам себе напоминая восторженного школьника, долго шёл за юною красавицей, делая вид, что витрины рассматривает. Под разным предлогом вперёд забегал, чтобы лучше её рассмотреть. И чем больше смотрел, тем сильней ретивое колотилось в груди…