Амулет мертвеца - Константин Чиганов

Хельги и ложился у мачты, под защиту старухи[27], ткнул ей рукой подле себя. И поймал почти испуганный взгляд этих ненормальных черных глаз. Она мотнула головой, рассыпая с трудом прибранные густые, конский гребень разве возьмет, черные космы.

— Не пойду, лучше на дно чем так!

— Ты что? — он понял, — ааа, возмечтала, тюлениха! Да кидайся, мне рыбу жалко, отравишь гнилым ядом на мили. Не надейся. Чтобы я непотребство на корабле устроил, и с такой обгорелой головешкой! Ложись, дура, прижмись плотнее, околеешь на ветру ночью.

Как нарочно, морской хозяин, шаля, плеснул на них россыпью ледяных брызг, Сайха невольно сморщилась. Ее колотила дрожь. Чужачка.

И легла рядом, завернулась в плащ, сцепив на груди руки — вдруг все же задумает сильничать. Потом, когда Ольгер захрапел, будто на лавке в мужском доме, задремала сама и незаметно притиснулась к жесткому горячему боку.

Они вернулись с честью, славой и добычей, как надлежало. Отец богов был доволен. До похода Ольгер жил в мужском доме, но теперь отвел рабыню в свое прежнее жилище.

Хорошую, просторную полуземлянку, давно стоявшую пустой. Отец и старшие братья ушли в Вальхаллу пятнадцать зим назад. Мать поспешила бы за ними, да муж взял с нее клятву — позаботиться о хвором меньшом, пока не станет на ноги. Пять зим как ее не стало, да, уж пять, ушла от горячки, а Ольгер думал, от тоски по отцу.

А Сайха ничего — как морская волна с чайки, развела огонь, лепешек напекла, хоть и смуглые, а руки ее знали женскую работу. Даже мурлыкать начала на неизвестном наречии, тягуче и усыпляюще.

В ту, первую ночь на суше, Оле не хотелбрать ее силой. Про себя решил — к троллям, женщины еще никогда от него не шарахались, нечего и начинать. А ласку он найдет, желающих хватало.

Так и сказал ей, завалившись на покрытое дорогими мехами ложе в одежде, только сапоги скинув. Раз, мол, не хочешь сюда, ложись на полу, у очага, как собачонка, ему же лучше, женщину покрасивее приведет. И посмелее.

Показалось ли в желтых теплых бликах, но лицо ее стало обиженным.

— А зарежу тебя, северный олень?

Он перехватил ее взгляд на изголовье, на украшенные серебряными бляшками, обтянутые кожей ножны и посеребренное перекрестье рукояти доброго франкского меча.

— И куда пойдешь, на Самайн глядя? Да иди хоть сейчас, волков в лесу порадуешь. Я за ними бегать не буду, кости твои отбирать.

Она не легла на полу. Долго сидела, глядя в очаг. Потом встала, распустила черные волосы до колен, словно на битву собралась, и шагнула к постели. Осторожно коснулась его щеки, провела по светлым завиткам бороды.

Когда викинг обнял ее, стиснул и припал к смуглой шее, целуя и опускаясь губами ниже, в вырез рубашки, она не противилась.

Скоро он понял: и мужчину до него не знала. Вот так ведьма-распутница.

А в самый главный миг сжала его руками и ногами, с гортанным криком.

Они унялись только под утро.

Сайха задремала под его тяжелой рукой, забормотала, заворочалась и вдруг открыла глаза — но невидящие, словно подернутые туманом. Он услышал «лебединое крыло, нет, не ходи, лебедь летит».

— Какое крыло?

Она очнулась, моргая, снова стала собой. Тихо сказала, обняв его шею:

— Прости. Иногда со мной… бывает. Со мной кто-то говорит. Не отсюда. Что я сказала?

— Про лебедя и крыло.

Она вздохнула.

— Бойся лебедя. Тебе передали. Вы ведь верите в запреты? Гейсы, судьбой данные? Лебедь твой гейс.

Больше ничего он не добился. Сама она не знала.

Так они и жили, прошел Самайн, но Сайха не превратилась в морского змея. Вот только Ольгера совсем перестало тянуть на других женщин, даже красавиц. Неужто колдовство? Ну да и Хель с ним, он не ребенок, бояться темноты чьих-то волос. А уж лебедей тем более. Рунами судьбы высечено, так не стешешь.

По весне ярл Гельви собрался в поход, дойти до самого Альдейгьюборга, может, и дальше. Поторговать или пограбить, как руна ляжет.

Конечно, Ольгер шел с ним. Путь дальний, опасностей хватает. Он поговорил с мудрым Гельви, тот дал согласие. Осталось сказать Сайхе — и можно отплывать с легким сердцем.

Но только нашла горбуша[28] на корень.

— Если не вернусь, с ярлом я договорился. Наречешься свободной. Все что у меня есть, все тогда твое. Захочешь замуж выйдешь за кого, так богатая невеста. Приданое на зависть. Да и мой род не из последних. Может, кто такую черноперую и возьмет.

— Я не твоя кукла. Невеста, возьмет, с приданым… все за меня решил? Благодарствую… — села на постели, глядя сверху вниз — совсем как на щенка, словно вернулось прошлое. Странно, теперь она не казалась Ольгеру некрасивой, совсем дева валькирия. И пусть темная кожа и черные глаза.

Обхватила себя за плечи и уже спокойно сказала:

— Ты умрешь, и я умру.

— Рехнулась?

Он помянул троллей, горы и чьего-то отца.

— Дуура, тебе же лучше хочу. Ну что с тобой делать?

Сайха пожала едва прикрытыми смуглыми плечами.

— Спохватился, тугодум. Тащить меня топить в море поздновато. Надо было на корабле. Ах, ну пронзи меня своим мужским копьем до смерти! Хоть умру довольной. Сможешь? Я втяну ядовитые зубы, что у меня там растут, обещаю…

— Ты ядовита целиком, хуже гадюки! Увидим, какие у кого из вас зубы… — ответил Ольгер, — Тор-громовержец, теперь-то я понимаю, почему становятся берсерками!

Она стояла на берегу, совсем отдельно от остальных, провожавших драккар. Даже не покрыла головы, и черные волосы путал ветер. Ольгер взял ее за плечи, теплая меховая безрукавка и впрямь делала ведьму похожей на дочь тролля.

— Я почую, — сказала она. — Ты не думай. Даже за морем. Я и сейчас тебя чую, проклятого. И за что мне ты, волосатый зверь, послан, за какие грехи.

— Поскорее хоронишь? Обещай, не будешь делать дуростей. И верить своим выдумкам. Мало ли кого ославили умершим.

— Обещаю, без верных сведений почитать тебя живым, и не верить в счастье не увидеть более твою рожу. Доволен?

— Доволен. А если непраздна ты, никто не посмеет…

— Нет, разбойник. Не судьба видно мне. Боги не хотят, твои или мои. Может, ты зря волкам меня не отдал, яловуху.

— И с богами и с волками я сам разберусь… как вернусь.

Викинг кивнул, легонько оттолкнул ее и зашагал к сходне. Не оборачиваясь.

Еще до Альдейгьюборга оставалось полпути, когда пришлось Бьернссону вспомнитьведьмины слова.

Они подошли к заросшему лесом берегу, поискать пресной воды. Дракон