Чучельник - Лука Ди Фульвио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Айяччио снова будто очнулся и посмотрел Амальди прямо в глаза. Выпростал руку из-под одеяла и потянулся к его руке. Амальди подумал, что когда-то эта рука была сильной, а теперь стала вялой и шершавой. Теперь она безвольно покоится в его пальцах, и он должен ее удержать.
– Мне нужна твоя помощь, Айяччио, – сказал он вдруг.
Больной просиял. Приподнявшись, сел на постели. И даже бледность будто пропала.
– Я всему научусь, я умею и люблю учиться, – взволнованно заговорил он. – Меня все интересует, и я учусь этому легко и быстро. Знаете, что у меня? Глиобластома. Вам известно, что опухоль – по-латыни tumor – означает еще и «гордость»… а рак – по-латыни cancer – происходит от греческого Καρκι̃νος. Вам пригодится эта наука?
– Да.
– Я много читаю. И все понимаю… Таково преимущество моей болезни.
– Преимущество?
– Я сказал «преимущество»?
– Да.
– Неужели преимущество?
– Да.
– «Преимущество» – плохое слово. Но точное. – Глаза больного подернулись слезами. – Да, преимущество моей болезни. Именно так. Вы меня понимаете или считаете за сумасшедшего?
– Понимаю.
– А мне кажется, я сумасшедший. Галлюцинации, личностные мутации… Профессор Чивита мне все подробно объяснил. Я могу даже забыть, где утка, и обмочиться, пока ищу ее по всей палате… – В голосе послышалась злоба: – Он мне все рассказывает, до мельчайших подробностей. И как будто веселится, описывая мою медленную смерть. – Айяччио запрокинул голову и втянул воздух в ноздри. – Ладан. Подумать только, я хотел стать священником. Сперва священником, потом полицейским… бессмыслица. По-вашему, не бессмыслица? Нет, бессмыслица. Нет никакого смысла в том, что мой мозг способен теперь постичь вещи, которые мне за пятьдесят лет и в голову не приходили. Какой смысл в том, что я чувствую запах ладана?..
Амальди посетило странное, но очень сильное чувство. Страшное и вместе с тем приятное. Точно так же, должно быть, страшно и приятно было этому никчемному человеку открывать глубины ума. Он еще крепче стиснул руку Айяччио.
– Помоги мне разгадать загадку, – сказал Амальди. Улыбка у Айяччио была совсем детская.
Но тут в дверь постучали, и вошел человек в белом халате, на вид лет шестидесяти, маленький, коренастый, совершенно лысый, с неприятно равнодушным выражением лица. Следом за ним вошли трое молодых врачей.
– Я главврач, профессор Чивита, – объявил он с порога. – Простите, что до сих пор не осмотрел вас, но я был на симпозиуме и только сегодня вернулся.
Амальди почувствовал, как мгновенно напрягся Айяччио. Глаза его затуманились, а рот открылся, словно в беззвучном крике. Влажные губы с засохшей в уголках слюной казались совсем бескровными. Он лихорадочно затряс головой.
– Это не он… Нет, это не он… Не он… – Обеими руками Айяччио вцепился в грудь Амальди и встряхнул его.
Профессор Чивита, нимало не обескураженный, обратил к Амальди формально-сочувственную улыбку и, сделав знак ассистенту, закатал больному рукав.
– Я не сумасшедший, – лепетал Айяччио.
– Спокойно, – сказал профессор Чивита и без колебаний всадил в мышцу пациента шприц. – Сейчас вам станет лучше.
Айяччио, вцепившийся в пиджак Амальди, даже не шелохнулся.
– Я не сумасшедший, – повторил он, потом наконец ослабил хватку и откинулся на подушки, словно из него выкачали весь воздух.
– Ну что, полегчало? – поинтересовался профессор Чивита.
Возведенные к потолку глаза Айяччио остекленели.
XV
– Здравствуйте, доктор, – сказал человек, выходя из темной зоны мусорных мешков.
Молодая женщина, обвешанная покупками, без энтузиазма обернулась на голос. Но, узнав человека в свете фонаря, она вздрогнула и разулыбалась. Потом сообразила, что не следует выказывать чрезмерную радость оттого, что увидела его в этот темный и одинокий вечер, похожий на все ее вечера. Человек мягкими шагами преодолел разделявшее их пространство. Словно скользил, а не шел. Горящие глаза вонзились в нее, не выпуская. Его будто сжигал внутренний огонь.
– Какими судьбами? – произнесла докторша, машинально облизнув уголок рта.
– Убиваю время, – печально ответил он. – Не хочется возвращаться в огромный холодный дом, особенно теперь, когда там пусто.
Женщина сочувственно покивала.
– А вы? – спросил человек.
– Я здесь живу. – Она кивнула на здание, перед которым они стояли.
– В самом деле?
– Да.
– Какое совпадение.
– Что?
Человек ответил не сразу.
– Пройди я здесь чуть раньше или чуть позже, и не встретил бы вас.
Докторша опустила глаза.
– Вы верите в судьбу или в случай? – продолжал он. – Я заметил, что все люди делятся на две группы. Одни бесцельно плывут по течению, как обломки, положившись на случай, натыкаясь на камни. Другие следуют определенному замыслу и знают цену каждому событию. Их никогда не разобьет о скалы, потому что они плывут заданным курсом и не покоряются судьбе так слепо, как первые. Вы из их числа?
Женщина спросила себя, всегда ли у него был такой гипнотический голос.
– Я верю в судьбу, – ответила она.
Человек улыбнулся.
– Не странно ли, что два почти незнакомых человека вдруг открывают друг другу душу на тротуаре, в дождливый и печальный вечер? – Голос его становился все теплее и как будто обволакивал ее. – Вы ничего не знаете обо мне, я – о вас, и тем не менее мы готовы поведать друг другу самые сокровенные тайны… Такое нечасто случается, верно?
– Да, – прошептала она.
– Да, – серьезно подтвердил он. – Вы последуете моему совету?
Женщина вопросительно посмотрела на него.
– Позаботитесь нынче о своих ногах?
Она залилась румянцем, как тогда, в палате.
– Впрочем, я вас задерживаю, – сказал он, вмиг разрушив колдовское очарование. – Сумки, верно, тяжелые. Прошу меня простить. Был очень рад повидать вас.
– Я тоже. – Докторша набрала полную грудь воздуха и вдруг почувствовала себя глупой и неуклюжей, как школьница. – Но едва ли это случайность.
Ей показалось, что он как-то напрягся. Скрипнул объемистый бумажный пакет, который он держал под мышкой. Лицо окаменело.
– Судьба, – поспешно добавила она.
Он сразу обмяк.
– Судьба… да. Хотите я помогу вам донести все это до квартиры? – И он протянул к ней левую руку.
Только теперь докторша заметила, что на его мизинце не хватает двух фаланг; от пальца остался один обрубок, желтый и мозолистый. Поднимаясь в лифте, оба молчали. На пятом этаже столкнулись с жильцом, выводившим прогуливать собаку.
– Добрый вечер, – поздоровался тот, а его пес приветливо завилял хвостом.
Женщина ответила, а человек наклонился погладить собаку, хотя обе руки у него были заняты сумками. Он не сказал ни слова, пока не убедился, что сосед уже не может услышать его голос.
– Вот здесь я живу, – смущенно сообщила докторша перед дверью в квартиру.
– Ждете кого-нибудь?
Она помотала головой.
– Я бы мог приготовить вам ужин и подложить подушку под ноги.
У женщины сильно забилось сердце. Уже давно мужчины не бывали у нее дома. Она медлила с ответом.
– Вы правы, – помолчав, сказал он. – Извините, я поставил вас в неловкое положение… Глупая бестактность… Прошу вас, не думайте, что я неверно истолковал вашу профессиональную любезность.
– Нет… – Голос у нее вышел какой-то неприятный, скрежещущий. – Нет, я бы тоже не возражала… если вас устроит разогретый ужин… и не смутит мой бедлам.
Человек улыбнулся.
– Проходите, – сказала докторша и повернулась к нему спиной, скорее ощущая, чем слыша сзади мягкие, кошачьи шаги. – Это вы меня извините за ребячество. Просто я…
– Ни слова больше, – перебил ее человек, опуская пакеты на пол. – Слова ни к чему. – И положил ей руку на плечо.
Докторша обернулась в полной уверенности, что сейчас он ее поцелует.
– Я помогу вам снять пальто, – сказал он вместо этого.
– Выпьете чего-нибудь? Садитесь. И подождите меня минутку, я только умоюсь.
Глаза настойчиво, с дерзкой чувственностью ощупали ее всю. «Он имеет власть надо мной», – подумала женщина. Было приятно подчиняться этой власти.
Она прошла в ванную, вымыла руки, ополоснула лицо. Когда овладела собой, осмелилась взглянуть в зеркало. Осунувшееся лицо, жидкие волосы показались ей почти красивыми. Она улыбнулась своему отражению и зарделась от своего невинного кокетства. Выйдя из ванной, увидела, что он по-прежнему стоит посреди гостиной.
Стоит и робко осматривается. Взгляд тотчас выхватил старое, бесформенное кресло перед телевизором. Зато белоснежный диван выглядел вполне добротно. Когда вышла женщина, он взял ее за руку, свежую и приятно влажную, подвел к креслу и, не говоря ни слова, усадил в него. Пододвинул к креслу низкий журнальный столик, положил на него подушку с дивана, опустился на колени перед женщиной и, прежде чем снять с нее туфли, предупредил: