Медовый рай - Светлана Демидова

Надо честно признаться, что анютины глазки получились плоховато. Потом уже, читая материалы по вышивке крестом в Интернете, поняла, что именно сделала неправильно: все верхние стежки должны быть направлены в одну сторону, а я их делала вразнобой, и потому вышивка казалась неаккуратной, а цветы на ней неопрятно взъерошенными. Разумеется, мне захотелось сделать все, как положено, и я поехала за новым набором для вышивания. Купила снова цветы, на этот раз – пионы. Все стежки сделала в правильном направлении, но работа все равно выглядела непрофессионально из-за разного натяжения нитей. Я разозлилась на себя и в очередной раз поехала в магазин. В конце концов так увлеклась вышивкой, что уже не представляла себе вечера без пяльцев. От чтения книг и просмотра фильмов я перешла к прослушиванию аудиозаписей. Сначала трудно было вникнуть в суть повествования, поскольку мозг привык, что в качестве дополнительной информации перед глазами всегда есть видеоряд: кадры фильма или буквенные строчки. Я ловила себя на том, что теряла суть истории, которую мне читали замечательные артисты и профессиональные чтецы, уходя в собственные мысли. Потом постепенно привыкла и с удовольствием коротала вечера за вышивкой и прослушиванием аудиокниг или музыки. Под вышивки пришлось даже выделить целый ящик в дедулином комоде. Но в конце концов я уговорила себя бросить это неперспективное занятие, поскольку такое количество ярких тряпочек мне вовсе не было нужно. Две вышивки, с незабудками и ирисами, я пристроила на наволочки собственных диванных подушек, благо они гармонировали с голубыми шторами, а остальные совсем некуда было деть. В этот же ящик комода прямо на вышивки я свалила пяльцы, нитки, остатки канвы, но продержалась без рукоделия недолго. Я подумала, кому какое дело, куда я буду складывать свои изделия? Я вовсе не должна ни перед кем отчитываться. Мне нравится вышивать, и я буду это делать столько, сколько захочу! Захочу – куплю рамок и увешаю всю квартиру своими работами! Кто у меня бывает-то? Кто сможет осудить меня за это в общем и целом невинное увлечение или раскритиковать мои вышивки? Никто! И я с большим удовольствием снова поехала в магазин за новыми наборами для вышивания.

Через какое-то время картинки, вложенные в эти наборы, перестали меня удовлетворять. Пришлось в Интернете связаться с опытными вышивальщицами и через них выйти на художников, которые специально разрабатывали более сложные схемы для вышивки. Очень скоро стены квартиры я действительно украсила собственными работами, которые научилась вставлять в багет под стекло.

Однажды вечером ко мне зашла сестра и прямо с порога начала ругаться:

– Ты совсем одичала! Уже и к нам не заходишь! Маришка с Даником без конца спрашивают: «Тетя Галя куда-то уехала?», «Когда к нам придет тетя Галя?» Что мне им отвечать?

– Ответь, что скоро я непременно приду! – улыбаясь, сказала я.

– Придет она! А почему столько времени не приходила?! Чем ты только занимаешься?

Не переставая ворчать, Наташа прошла из коридора в кухню, куда я пригласила ее выпить кофе, и онемела. Она принялась разглядывать мои работы, которыми была увешена вся стена над обеденным столом. Ткнув пальцем в натюрморт с фруктами и виноградом на черном фоне, сестра спросила:

– Это что?

– А то ты не видишь! Вышивка!

– Вышивка? Да ну… – Наташа смешно отмахнулась от меня, потом приблизила нос к самому стеклу. – Да, пожалуй, вышивка… – вынуждена была она согласиться. – А я думала, картина… может, маслом… или еще чем-то… я не знаток… – Она еще раз внимательно посмотрела на вышивку и снова спросила: – Крестиком, что ли?

– Да, простым крестиком, только мелким.

– Простым… ага… – повторила сестра. – А что, бывает еще не простой?

– Ну… бывает еще болгарский, славянский, итальянский…

– Хватит, хватит! Все поняла! А кто вышивал? – И она принялась разглядывать следующий натюрморт – копию с картины художника-фламандца, с прозрачным кувшином для вина, ломтиками лимона и корзиной с фруктами.

– Ну ты даешь! – Я изобразила притворное возмущение. – Я, конечно…

– Ты? – Теперь Наташа ткнула острым ноготком мне в грудь и, когда я кивнула в ответ, совершенно справедливо заметила: – Что-то раньше ты не вышивала…

– А теперь вышиваю, и мне это нравится!

– Ага! Лишь бы замуж не выходить!

– Ты опять пришла меня сватать? – спросила я уже в легком раздражении.

– Нет, хотя могла бы… Просто зашла узнать, что с тобой стряслось, и рада, что ты не запила горькую. Лучше уж вышивать. Ты только натюрморты вышиваешь?

– Нет, разное… – И я пригласила ее в комнату.

Наташа разглядывала мои картины с большим удивлением, потом плюхнулась в кресло напротив вышитого пейзажа с Мраморным мостом в Екатерининском парке города Пушкина и сказала:

– Ну ты даешь! Такой талант скрывала! Я просто влюбилась в этот мостик, и если ты мне его немедленно же не подаришь, то я готова его у тебя купить. Надеюсь, ты не возьмешь с родной сестры втридорога?

Я вдруг вспомнила, что у нас с ней разные отцы. Наташа об этом так и не знала, посвящать ее в тайну матери я не собиралась, но с тех пор, как сама ее узнала, все время искала в сестре те черты, которые она могла бы унаследовать от своего отца. Его фотографий у мамы, видимо, не было. Чужих черт в Наташе я так и не нашла. Мы с ней были очень похожи во всем, вплоть до жестов и интонаций. Она была мне самым родным человеком.

– Брось, Наташка, городить ерунду! – Теперь от нее отмахнулась я и разрешила: – Бери и этот пейзаж, и любой другой, который понравится.

Она тут же вскочила с кресла, бросилась в кухню и вернулась с натюрмортом на черном фоне, снова опустилась с ним в кресло и вдруг изрекла, подняв на меня глаза:

– Слушай, Галка! А может, тебе начать продавать свои вышивки?

– Ага! – совершенно в ее стиле выкрикнула я. – Прямо все выстроятся в очередь, чтобы покупать!

– Ну… может, не все… только любители… Вот я, например, сегодня прямо удавилась бы, если бы ты не подарила мне эти работы, честное слово! Стала бы тебе деньги предлагать, что отложены на новый холодильник, представляешь?!

Я рассмеялась. Потом мы пили кофе и говорили о насущных проблемах Наташиной семьи. Моих проблем не касались. Может быть, сестра боялась меня рассердить до такой степени, что придется отдавать назад мои картины. На прощание я сунула ей в руки две вышивки без рамок и сказала:

– Это тебе в детскую. Котятки для Мариночки, а песик для Даньки. Сама уж вставь в рамки и повесь над их диванчиками, ладно?

– Ой, Галка… – восхищенно выдохнула Наташа. – Конечно, повешу! Представляю, как они обрадуются! – Потом оторвала от работ глаза, перевела взгляд на меня и командным тоном произнесла: – Чтобы в субботу обедала у нас! Договорились? А то дети покоя не дадут!

Я кивнула и пообещала:

– Конечно, приеду!

Через некоторое время Наташа позвонила мне в большом возбуждении и прямо-таки заверещала в трубку:

– Я же говорила, что на твои работы найдутся любители! Вчера к нам приходили сослуживцы Илюшки, все прямо так и разинули рты! А когда я сказала, что это вышивки, они вообще обалдели – думали, картины маслом. Дважды обалдели, когда узнали, что так талантливо вышивает моя родная сестрица. Хотят с тобой связаться, чтобы ты и им вышила за деньги. Я пока твой телефон не давала, так как хорошо знаю тебя – еще разозлишься, что у тебя не спросила! Так давать номер твоей мобилы или не давать?!

Я разрешила дать. Наташа велела мне ни в коем случае не продешевить и, совершенно удовлетворенная, отключилась.

Таким образом, с подачи сестры я действительно продала несколько картин. Признаюсь, что мне было очень жаль с ними расставаться, но я убедила себя: нужно гордиться тем, что теперь мои вышивки – в частных коллекциях, как принято говорить о живописи.

В связи со своим тотальным увлечением вышивкой я совсем оторвалась от жизни: не читала газет, забыла о телевизоре. Однажды за ужином все-таки решила посмотреть новости. Включила телевизор и выбрала петербургский канал. Закончился один сюжет, сути которого я не сумела уловить, поняла только, что он на медицинскую тему, и тут же перед моими глазами возник полуразрушенный брилевский храм. Занесенный снегом, он выглядел величественно, монументально и, я бы сказала, неприступно. Промороженный и заснеженный, он не казался сильно разрушенным, но я-то знала, что это всего лишь зимняя иллюзия. Сердце кольнуло, и сейчас, январским вечером, мне живо вспомнились начало лета, жаркий солнечный день, медовая речка, стрекозы с дивными прозрачными крылышками и тело Мая, долгое и прохладное после купания. Я помотала головой, стряхивая наваждение, и уставилась на экран. Телерепортер что-то рассказывал об истории постройки, но я никак не могла вслушаться и без конца теряла нить его повествования. Я была убеждена, что навсегда вытравила из воспоминаний летние дни медового рая, но обманулась. Они, эти воспоминания, сделались вдруг выпуклее и четче, чем действительность. Мне казалось, что комната моей квартиры наполнилась светом, звоном насекомых, тихими всплесками воды. Я чувствовала на губах вкус закушенной травинки и… поцелуев Мая. Глаза против воли наполнились слезами, и я разрыдалась. Я не позволила себе слез даже тогда, когда его жена выставила меня из квартиры, и они, видимо, застыли внутри меня ледяной глыбой, которая порой мешала мне дышать. Сейчас этот лед начал подтаивать, и слезам не было конца. Через некоторое время сквозь собственные всхлипы и завывания я услышала знакомый голос и решила, что схожу с ума. Потом поняла, что Май обращался вовсе не ко мне, как должно бы, наверно, быть при такого рода слуховых галлюцинациях. Он что-то говорил о храме Вознесения Господня, и я догадалась, что звук идет из телевизора. С трудом уняв слезы, я уставилось в экран. Некоторое время картинка расплывалась и чуть ли не капала на пол. Я вынуждена была несколько раз насухо вытереть глаза полой домашней куртки, прежде чем смогла разглядеть, что на экране происходит. На меня своими по-ангельски светлыми глазами смотрел Май Лазовитый. Он был в пушистой лисьей шапке с опущенными ушами, мех которых около рта покрылся изморозью. Его лицо мне показалось похудевшим и изможденным. «Похоже, твоя жемчужная леди тебя плохо кормит», – с несвойственным мне злорадством подумала я. Злорадство относилось, разумеется, не к Маю, а к его жене. Конечно, хорошо кормить мужей – не княжеское дело. Прислугу надо нанимать. Наверняка домработницы не могут долго терпеть гнусный характер княгини Лазовитой и быстро покидают неуютный дом. Интересно, как он выглядит, их дом… настоящий, а не съемная квартира на Ваське… Впрочем, это не моего ума дело…