Не смей меня касаться. Книга 2 - Марина Дмитриева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь напрягся, как перед прыжком, когда поздравлять начали родственники со стороны Лазаревых. В ожидании приближения той, которую постоянно ищут мои глаза, сердце неровно и бешено застучало в груди. Она ведь должна поздравить любимую сестренку и ее мерзавца-муженька с таким охрененно замечательным праздником.
— Живите счастливо, — буркнул Николай Алексеевич, — желаю, чтобы в вашей семье были верность и настоящая забота друг о друге.
Странный он человек, однако, ведь знает, что я не люблю его младшую дочь, но все рано рассчитывает на верность. Кроме того, нет никакой уверенности, что веселушка и красавица Юленька сможет быть мне верной женой, ведь она такая молоденькая. Родит ребенка, заскучает и побежит наставлять мне рога. Впрочем, именно на это я и рассчитываю, поскольку данный факт можно будет использовать, чтобы поубавить спесь семьи Лазаревых, ведь ребенок при любом исходе нашего брака останется со мной.
Мама моей жены и моей любимой женщины, причем в данном случае это две разные женщины, вещала что-то о взаимопонимании, затем была фея-крестная из Болгарии, желающая хорошей погоды в доме. А потом… «Мое сердце остановилось, мое сердце замерло», от лица, видать, отхлынула кровь, внутренности обмотало раскаленной колючей проволокой, воздух застрял расплавленной лавой в легких, потому что к нам подошла она… прекрасная и потерянная мной Андалузская красавица.
— Сестренка, поздравляю тебя!
Таня тепло улыбнулась и поцеловала Юлю. Интересно, а меня она будет поздравлять и целовать? Блин, полжизни готов отдать зa один-единственный поцелуй. Нет, конечно, поцелуи мне теперь никогда не светят, только презрительная усмешка и уничижительный взгляд.
— Александр Иванович, надеюсь, вы сделаете мою сестру счастливой.
Интересно, как семейство Лазаревых себе это представляет? Стерпится — слюбится, или «прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете»?
— Всенепременно, Татьяна Николаевна, приложу максимум своей ответственности и благородства, — совершенно нагло соврал я.
Темные глаза расширились, блеснув воспоминанием обстоятельств, при которых были произнесены сейчас повторенные мной слова, напомаженные красной помадой губы сделали судорожный вздох, словно этой фразой я ее ударил. А меня сразу охватила волна дикого желания накрыть похожий на алую розу рот своими губами, прижать эту обворожительную женщину поближе к себе… растопить боль, промелькнувшую на идеально красивом лице, близостью наших тел. Пальцы судорожно сжались в кулаки. Таня, горделиво и царственно вышагивая, удалилась… Сделал наконец-то выдох. И только сейчас мое сердце «отдышалось немного и снова пошло». Веду себя как засранец, конченый мерзавец, да еще к тому же садист со стажем. Ну и пусть… Чего уж там… Мне теперь можно совершать неблаговидные поступки.
Глава 7
«Ах, эта свадьба, свадьба пела и плясала
И крылья эту свадьбу вдаль несли,
Широкой этой свадьбе было места мало
И неба было мало и земли».
Нет, на самом деле, сегодняшняя свадьба была не слишком большой и залихватской, наоборот даже, все чинно и немного помпезно, шутка ли, один из лучших ресторанов городе. Но я, как и герой песни, ремикс которой сейчас звучал, в какой-то миг тоже пожалела… о том, что на этом празднике жизни оказалась вовсе не невестой, а всего лишь ее старшей сестрой. А потом разозлилась на себя за такое низкое чувство как зависть.
«— Александр Иванович, надеюсь, вы сделаете мою сестру счастливой.
— Всенепременно, Татьяна Николаевна, приложу максимум своей ответственности и благородства».
Что-то неприятно, или наоборот приятно, холодело внутри моего тела, он ведь женился на Юле лишь для того, чтобы казаться благородным в моих глазах. Дон Кихот хренов! «Знаешь, Танечка, вот таким спокойным, выполняющим свой долг, с бутоньеркой на лацкане пиджака, таким празднично-красивым Шувалов кажется настоящим принцем», — вздохнула девочка-мечтательница, а я чуть не подавилась шампанским, которое медленно потягивала, спрятавшись за колонну и украдкой любуясь оттуда новобрачными. Застыла, боясь спугнуть этот робкий восторженный голос в своей голове. «А как он смотрел на тебя в ЗАГСе, я думала прямо там «горько» случится, только не с Юлькой, а с тобой», — вспомнила горячий взгляд Алекса развратница. «Конечно, Шувалов красивый и сексуально привлекательный мужчина, но не забывайте, пожалуйста, что он также бабник и гад, изменивший нашей Танечке, да ещё и с её же собственной сестрой», — напомнила девочка-отличница. «Надо было ему прямо в ЗАГСе по яйцам дать, — воинственно начала феминистка, — скрасить истошными воплями Шувалова скучный протокол брачной церемонии». «Девочки, предлагаю вам заткнуться, точнее, перестать вести обсуждение этой ничтожной личности, которая, в общем-то, не достойна наших разговоров, и подумать о чем-нибудь важном, например, о том, где нам искать работу, — опять взяла речь девочка отличница, — этот недостойный представитель мужского племени нас больше не должен интересовать». «Не должен, — вздохнули остальные девочки, — но почему-то все равно интересует», — признали они очевидное, причем даже феминистка, которую, помнится, Алекс постоянно бесил своим высокомерием и позерством. «Это табу! — отрезала отличница. — Мало того, что он бабник, — при слове «бабник» развратница почему-то томно вздохнула, а остальные девочки на нее злобно цыкнули, — так он еще мерзавец, спавший с Таниной сестрой, подлец, занимающийся сексом сегодня со светленькой, а завтра с темненькой. Это табу, Таня, полное и безоговорочное табу. Даже думать о нем не смей»… Я была так рада возвращению своих девочек, что послушно закивала головой, причем не только мысленно, но и в реальности тоже и даже стала оправдываться: «Ведь я же молодцом держалась без вас, была как кремень, почти… «Даже чересчур», — горестно буркнула развратница. «Только один раз в кабинете, когда он начал меня целовать, дала слабину… Ну ещё шампанское сегодня расплескала».
— Пусть не погаснет никогда счастливой жизни зорька! — радостно провозгласила тамада, обращаясь к молодоженам. — Пусть будет счастье вам всегда! А на сегодня — горько!..
Горько…
