Стожары - Алексей Мусатов

- Чрезвычайное событие, Захар Митрич! - Учитель обернулся к Захару. Свиньи не забегали, града не было, а пшеница помята...

- Дело ясное... мальчишки погубили, - сказал Захар.

- Зачем же им хлеб вытаптывать? - удивился учитель. - Ну, я понимаю, груши, яблоки оборвать, ягодами полакомиться - это они могут. А вот пшеницу губить - в толк не возьму. Чтобы наши ребята зла колхозу желали - быть того не может!

- Избаловались за войну, извольничались, - безнадежно махнул рукой Захар, - им теперь все нипочем...

Захара поддержала бригадир Погосова. Она сказала, что мальчишки и в самом деле отбились от рук - дерзят взрослым, по вечерам горланят песни под гармошку, на днях затеяли скачки на лошадях. Бабка Манефа пожаловалась, что ребята утащили у нее половинку ворот от двора и спустили на пруд вместо плота. Пелагея Колечкина сообщила, что у нее оборвали всю малину на огороде, и не обидно - спелую, а то зеленую, жесткую, прямо с ветками.

Мальчишки растерянно переглядывались, ежились, точно на улице внезапно похолодало.

Санька, не шелохнувшись, сидел верхом на суку ивы. Ему казалось, что все смотрят на него сквозь листву и понимают, кто именно забрался на векшинский участок, помял пшеницу на пятой клетке.

- А все ты, Тимкин жалельщик! - шепнул Петька. - Говорил: не надо искать этот мячик... Пропади он пропадом!

- По отдельности допросить надо, - сказала Погосова, - дознаться, кто у них первый закоперщик. А заупрямится - родителям препоручить. Те наведут следствие.

Учитель потер бритую щеку:

- А мне так думается: если уж кто набедокурил, он и сам скажет, честно и прямо.

- Несусветное это дело, Андрей Иваныч, - хмыкнул Захар, -не такие у нас мальчишки в селе. Нашкодить, да и в кусты - это они могут, а ответ держать - духом слабы.

- А я верю, что скажут. Ребята у нас не из трусливых, за других прятаться не будут. - Учитель медленно обвел взглядом мальчишек, остановился на Саньке.

Тот невольно подался назад. И тут ему показалось, что Федя Черкашин, так же как и учитель, старается высмотреть его среди листьев ивы.

"А он бы не молчал, сразу признался", - почему-то пришло Саньке в голову.

- А как Саня Коншаков думает? - вдруг спросил учитель.

У Саньки перехватило дыхание. Он побледнел, неловко спустился с дерева и тихо сказал:

- Я во всем виноватый... Мальчишки и не знают ничего... Я пшеницу помял.

Глава 27. ПО РЫБКУ

От такого признания дед Захар вскочил, точно от укуса пчелы.

- А-а-а... попался саранчук! - торжествуя, завопил он, выхватил у Феди свою можжевеловую клюшку и бросился к иве.

Саньке вновь пришлось вскарабкаться на дерево. Дед просунул загогулину клюшки сквозь ветки и попытался зацепить мальчика за штанину:

- Сходи на землю, бес лукавый, сходи!

Санька понял, что деда сейчас ничто не остановит и не миновать ему отведать Захаровой клюшки. Недолго думая он перескочил на другой сук, закрыл глаза и прыгнул вниз, едва не угодив на бабку Манефу.

- Держи его, оборотня! - завопила перепуганная насмерть бабка.

Саньке показалось, что все собрание - и женщины, и счетовод со счетами, и председательница, и даже Андрей Иваныч бросились за ним в погоню.

Он перескочил через изгородь, юркнул в проулок, где обычно ссыпали щебень, битое стекло, всякий мусор, и пробежал по нему так стремительно, что даже не поранил босых ног. Остановился Санька далеко за усадьбами, около старой риги. Оглянулся. Его никто не преследовал. Только Петька Девяткин в своих тяжелых башмаках топал сзади.

Санька поморщился. Как же глупо все получилось! Сам во всем признался, а тут испугался дедовой клюшки и удрал, как заяц.

Санька прилег около риги. Какая-то букашка, забравшись в чашечку желтого влажного цветка, никак не могла выбраться наружу - крылья ее намокли, тоненькие, как ресницы, лапки скользили по эмалированным лепесткам. Санька посадил букашку на палец, дал ей обсушиться на солнце - и она, расправив крылышки, улетела.

Прихрамывая и пыхтя, к риге подбежал Девяткин. Он был сердит. С таким приятелем, как Санька, наживешь беды. Кто его просил выскакивать с этим признанием! Теперь пойдут разговоры по всему колхозу, прохода на улице не будет. Вот и ногу повредил, когда прыгал с дерева. А кто виноват? Опять Санька.

Неожиданно Петька толкнул приятеля в плечо:

- Смотри... ищут!

Санька поднял голову.

В проулке стояли Андрей Иваныч и Катерина. Они осматривали усадьбы, заглядывали во все дворы, сараи.

Санька схватил Девяткина за руку и потянул за собой в полутемную ригу, пахнущую сырой землей, мышами, гнилой соломой.

Лучше ему провалиться сквозь землю, чем показаться сейчас на глаза матери и учителю.

- Подумаешь, какой честный, благородный! - продолжал ругаться Петька. - "Я виноватый, держите меня, судите меня". Дергали тебя за язык! Молчал бы себе в тряпочку. Ищи там свищи, кто виноватый... Простота ты святая, лопух зеленый!

И тут Саньку точно подбросило. Он вскочил и с силой ткнул кулаком во что-то мягкое - не то в нос Петьке, не то в подбородок.

- Из-за тебя все... из-за тебя, сума переметная!

Ожидая, что Петька обязательно даст ему сдачи, Санька заранее распалился и решил, что сейчас повалит его на солому и за все отведет душу.

Но Петька сдачи не дал, а сразу осел на землю, закрыл голову руками и заскулил:

- Права не имеешь физически, права не имеешь!..

Санька плюнул с досады и отвернулся. Потом осторожно выглянул из риги. Ни учителя, ни матери на усадьбе уже не было.

Петька все еще хныкал, тер подбородок и бубнил о том, какие неблагодарные теперь пошли друзья-приятели. Он для Саньки готов на все, даже в сапожники один не уходит, ждет, когда Коншак соберется, а от него получает только тычки да насмешки.

- Замолчи! - толкнул его Санька. - Тебя бы еще не так надо...

Он кинул взгляд на поля, на синеющую вдали зубчатую гряду леса, на скошенный луг, где паслись лошади. тихонько вздохнул и долго молчал. Потом, не глядя на Девяткина, глухо спросил:

- Ты когда в город собираешься?

- Мать говорит, что в воскресенье можно поехать.

- Нет, завтра же! - упрямо заявил Санька. - Я здесь ни дня не останусь. А не хочешь завтра - один уеду.

- Ага, приперло к стенке! - торжествуя, сказал Петька. - Ну что ж, можно и завтра. Пойдем к матери, скажем ей.

Сборы были недолги.

Евдокия заверила, что дядя Яков встретит ребят, как родных, и первые дни они поживут у него. Потом он устроит их в общежитие.

Санька положил в вещевой мешок каравай хлеба, немного вареной картошки, белье, полотенце. Потом порылся в фанерном ящике, где были сложены отцовы вещи. Отец был мастер на все руки - он мог подшить сапоги, запаять кастрюлю, починить ведро, и ящик был полон разного инструмента. Санька вытащил пару сапожных колодок, молоток и шило. Кто знает, может, и пригодится все это в городе, в мастерской.

Но как быть с матерью? Объявить сразу, что он уходит в сапожники? Не оберешься разговоров. Может, еще и не отпустит. Лучше он скажет, что уходит с Петькой на Дальнее озеро ловить рыбу, а потом из города напишет письмо и все объяснит.

Хорошо бы на прощание повидать Андрея Иваныча, Машу с Федей. Объяснить им... Он же не хотел ничего плохого своему колхозу. Но разве ему теперь поверят!

Фени и матери дома не было, и Санькиным сборам никто не мешал. Только когда он засовывал в мешок молоток и колодки, в избу вбежал Никитка:

- Ты куда, Саня?

- Не видишь! На озеро, рыбу ловить.

- А молоток зачем?

- Какой молоток? Ах, этот... Вместо грузила пойдет.

- Ну да! - не поверил Никитка.

- Кого хочешь спроси. Теперь все мальчишки рыбу так ловят.

- А живую рыбу принесешь?

- Принесу... две принесу.

Это успокоило Никитку, и он даже вызвался накопать Саньке червей.

Чтобы не встречаться с матерью, Санька лег спать пораньше, не забыв завести свой "будильник".

Катерина вернулась домой поздно вечером, попыталась поднять Саньку ужинать, а заодно и поговорить с ним, но он сделал вид, что спит мертвым сном.

Мать села за стол вдвоем с Феней. Ужинали молча, и только один раз Санька услышал, как она ответила на какой-то вопрос дочери:

- О чем и говорить, дочка... осрамил он нас, Коншаковых.

Санька судорожно сжался и засунул голову под подушку.

Утром, разбуженный "будильником", он незаметно выскользнул из дому и побежал к Девяткиным.

Евдокия набивала Петькину котомку горячими лепешками. Затем задами усадеб она проводила Петьку и . Саньку за деревню.

Вид у них был, как у заправских рыбаков. За плечами - котомки, в руках - удочки, банка с червяками.

На прощание Евдокия сказала ребятам, что теперь у дяди Якова они заживут, как у Христа за пазухой, и через годок заявятся в колхоз на побывку такими кавалерами, что приятели лопнут от зависти. - А насчет мачехи не сумлевайся, - пообещала Евдокия Саньке: - я ей тут все обтолкую. Благодарить еще будет, что я тебя на торную дорогу вывела.