Князь Рус - Юрий Никитин

Его трясло, с губ срывались бессвязные слова, крики, бормотание, но Чех и Рус, да и не только они, хорошо знали, что говорит Лех. Каждый вождь или сын вождя, а то и просто сильный духом мужчина, мечтает взять несколько женщин и уйти на незанятые земли, чтобы там наплодить новое племя, дать им с самого начала свои законы и правила жизни, которые сделают его племя самым великим и славным из всех племен, а потом и из всех народов земли.

Новые народы именно так и возникают, когда какая-то семья бежит от преследований в дремучие леса, непроходимые болота или бескрайние степи, а потом спустя время – кто его считает? – оттуда выходит неведомое племя могучих и свирепых людей, нападает, убивает и захватывает земли, побивает высланные против них отряды и войска, утверждает и расширяет свою власть, и вот уже великие государства в тревоге и страхе шлют посольства, умоляют о дружбе, предлагают тцарских дочерей в жены и наложницы, а сыновей – в ­залож­ники…

Гойтосир повернулся к Чеху и Русу. Узкие губы сжались, он несколько мгновений рассматривал братьев. В толпе стало мертвенно-тихо, каждый затаил дыхание.

– Теперь боги скажут слово Чеху, – изрек Гойтосир медленно. – А что изрекут, того не смогут отменить ни они сами, ни… чужие.

Рус переступал с ноги на ногу. Солнце жгло голову, но между лопатками было холодно, будто приложили лезвие ножа. Среди толпы он постоянно вычленял бледное взволнованное лицо Ис. Она не отрывала от него больших темных глаз, иногда вскидывала руку, пальцы шевелились, и он чувствовал, как от их кончиков струится тепло.

Глава 13

Солнце поднялось в самый зенит, затем неспешно сползло к закату, небо окрасилось в багровые тона, а знака от богов все не было. Вокруг капища уже полыхали костры, люди ставили котлы с водой, жарили мясо, далеко не уходили, ждали.

Чех высился у ограды как свежеотесанный столб из дуба. Недвижимый, широкий, он стоял, сложив могучие руки на груди. Лицо было недвижимым, глаза из-под приспущенных век смотрели прямо. Он выглядел бесстрастным, даже Русу иногда так казалось, но в другие моменты замечал либо напряженные, как для боя, плечи, либо сжатые губы, либо старший брат спохватывался и приклеивал к губам лишнюю сейчас легкую улыбку.

Лех успел несколько раз отлучиться, возвращался чуть хмельной, счастливый, рот до ушей, жадно спрашивал:

– Ну как?

– Никак, – отвечал Рус, а Чех хранил молчание.

– Я сейчас приду, – отвечал Лех и снова исчезал.

Солнце зависло над темным краем земли, Лех прибежал, с разбега налетел на Руса, ухватился, чтобы не упасть:

– Все еще?..

– Все еще, – ответил Рус убито.

Лех стиснул его за плечи:

– Жди. Еще наше счастье не померло. И мы у богов не лишние на свете!

Но голос звучал виновато. Боги уже сказали, что он не лишний. Еще как не лишний!

Рядом раздался шумный вздох. Это Чех, забывшись, на миг расслабил мышцы груди, а в глазах его, устремленных на запад, промелькнуло голодное затравленное выражение. Солнце, главный бог скифов, коснулось темного края, а знамения все нет. Как и Русу. Что хотели сказать боги? Что ему оставаться здесь? На развилке?

Он покосился на Руса. У того лицо вовсе жалкое.

Внезапно не крик, а общий вздох всколыхнул вечерний воздух. Только краешек солнца выглядывал из-за виднокрая, но вдруг оттуда протянулся багровый луч, ударил о лезвие топора с такой силой, что разбрызнулись искры, кроваво-красные, больно ударили по напряженным глазам.

И все увидели, как пурпурный луч, отразившись от лезвия, указал исчезающим в сумерках острием на запад. Прямо вдоль правой дороги.

Гойтосир не успел раскрыть рот, как солнце вспыхнуло напоследок и опустилось, лучик исчез, и лезвие топора снова блестело холодно и загадочно.

– Боги сказали, – выдохнул он с великим облегчением. – Боги указали путь…

Чех развел скованные страхом плечи, вздохнул так, что воздух перед ним пошел коловоротом, закружил листочки. Бледность ушла с лица, он выпрямился во весь исполинский рост уверенного в себе вождя.

– Что ждет меня там?

Голос его прогремел сильно и мощно. Что бы там ни рекли боги, но они откликнулись. Они видят его… и его людей.

Гойтосир воздел руки к небу. Лицо было бледное, с утра на ногах, во рту ни крошки, но губы шептали хвалу богам-прародителям.

– Победа, – сказал он, голос сорвался, и Гойтосир повторил громче: – Победа!!! Да, она будет кровавой, боги это сказали ясно. Но ты приведешь людей в благодатные земли, где воцарятся мир и счастье. Кровь будет литься только на кордонах, но не в самом царстве… Да, у тебя будет великое царство. А люди, что пойдут за тобой, будут зваться чехами! И не запятнают они имени своего, а доблесть и мудрость пронесут в веках.

Чех, всегда могучий, невозмутимый как вол и непоколебимый словно горы, шатнулся. Все видели, как он побледнел, затем вождь на глазах воинов и волхвов рухнул коленями в пыль, воздел руки к небу:

– О, повтори! Повтори, что ты сказал!

В голосе его стоял задушенный крик загнанного зверя, который внезапно увидел надежду на спасение. Народ застыл в благоговейной тиши, чувствовалось присутствие богов. В груди каждого волнение нарастало так бурно, что даже мужчины едва удерживали недвижимыми лица. Их губы вздрагивали, глаза влажно блестели, а женщины уже плакали от великого облегчения за их спинами.

– Это не я сказал, – ответил Гойтосир сурово. – Это рекли боги. Быть твоему народу отныне и вовеки. Боги любят семя Пана. Ведь уже две ветви пойдут в рост, дадут новые побеги и семена!.. Скифам быть, не исчезнуть, как уже канули в небытие многие народы, удивлявшие мир могуществом и богатством, мудростью и численностью!

Голос волхва дрожал. На глазах выступили слезы. Чех внезапно заплакал, раскинул руки:

– Род! Отец наш!.. Ты дал мне все… и больше, что может восхотеть человек.

Его подняли под руки, он шатался, губы дрожали, растерянно-счастливая улыбка не покидала его мужественное, а теперь почти детское лицо. Люди всхлипывали, счастливые, на их лицах была любовь к старшему сыну тцара Пана, не по годам взрослому и матерому, взвалившему на свои плечи всю тяжесть Исхода, мужественному, как истинный сын Скифа, и мудрому, как убеленный сединами волхв.

– Чех, – слышались голоса, – ты заслужил!

– А кому ж еще?

– Ты и должен…

– Сверху видно все…

– Боги молчат долго, но правду зрят!

– По правде боги судят, по правде…

И тут, Рус этого никогда не забудет, Чех на вершине счастья и славы внезапно забеспокоился, высвободился из обнимающих рук. На лицо набежала тревога, глаза снова стали привычно озабоченными:

– А что же Рус? Неужто боги забыли о моем младшем брате?