Кома - Сергей Анисимов

– Может и милиционер, – согласился Николай. На пятом действительно жил парень лет восемнадцати, и окончил ли он уже школу, Николай даже не представлял. Сейчас, вроде, не призыв, но бегающих от призыва ловят чуть ли не круглый год. И хотя общее отношение к армии в который год подряд воюющей стране действительно потихоньку изменяется к лучшему, но одного этого недостаточно, чтобы каждый 18-летний оболтус приветствовал такую перемену в своей судьбе.

Именно эту сбалансированную теорию Николай и попытался донести до мамы, но у той на армию был свой, полностью воспитанной перестройкой и «Новой Газетой» взгляд, и никакие аргументы её не пронимали.

– Лучше ты действительно не приходи сегодня, ночуй где там тебя оставят, – сказала она. – А то, – мало ли?..

Мысль была не новая, – и, как обычно в таких случаях, внутренне стыдясь того, что в армии он так и не служил, Николай поддакнул вслух и ругнулся про себя. Хотя именно сейчас кое в чём мама, возможно, права. Часами сидящий под их дверью неизвестный мужик со стороны, как данность, выглядит действительно нехорошо, неправильно. Было бы это так же, если бы он был в форме и погонах? Наверное, всё же да. Тогда что ему так не нравится? Николай с силой саданул себя кулаком в открытую ладонь: опять в калейдоскоп накладывающихся друг на друга всё гуще непонятностей лез какой-то новый фактор. Что, всё это – ради него?

Руки без перчаток мёрзли, и он засунул их в карманы, оцарапавшись о не слишком удобно расположенную «молнию» застёжки. Старая куртка, хоть и потёртая, была всё-таки привычней. Вечная ей память…

С неба снова закапало, сначала по чуть-чуть, потом гуще. Дойдя до угла Малой Посадской, Николай прислонился спиной к витрине уже почему-то закрытого кафе, популярного своей кухней среди небедных хиппи и толкиенистов, и постоял под дождём минут пять, приглядываясь и прислушиваясь к окружающему. Только увидев парный милицейский патруль, он отлепился от стеклянной стены и пошёл дальше: не торопясь, чтобы не привлечь к себе внимания.

Ходьба и дождь всегда помогали ему думать. Ещё лучше в этом отношении был бег, но его, судя по всему, придётся на какое-то время отложить. Бега сейчас хватало и без того. «Если бы эти ребята меня действительно хотели именно убить, то сунули бы ножом в спину когда я примерял куртку» – подумал Николай, зайдя в мёртво-тёмную парадную и дожидаясь у самого входа, чтобы глаза привыкли к тому свету, который проникал из пыльных окон на лестничной площадке между первым и вторым этажами. «И никто бы их не догнал и не поймал». Он медленно и осторожно поднялся по лестнице. Странно, по крайней мере внизу ещё вчера свет был. Через несколько шагов ему показалось, что выше этажом кто-то смотрит на него из темноты, и он достал из левого рукава сбереженный там нож. «Значит просто намекали. Хотя и серьёзно. На что намекнули Даше?».

На третьем этаже было тихо и совершенно, непроницаемо темно, и он повёл рукой по стенке как слепой, нащупывая дверь и звонок.

«А что, если это всё же за мной?» – подумал Николай уже надавив на кнопку, и услышав звон и приближающиеся шаги внутри.

«А что, если это Турпал?».

ПЯТЬ

– Сегодня ты ночуешь здесь, – твёрдо заявил Николаю дед Лёша, когда он, оставшись с тем наедине, рассказал, почему от него так сильно пахнет псиной.

– И не вздумай дёргаться. В наше время тебя бы пару дней на берегу подержали, при кухне, а ты снова в драку! Лопух!

Николай сам знал, что он лопух: имея первый разряд не справиться с двумя старшеклассниками, – это было позорно. Хотя то, как они умело и слажено двигались намекало, что ребята не простые, но никому этого не объяснишь. Надо будет посмотреть какие-нибудь криминальные новости, возможно там упомянут о разбойном нападении отморозка в чёрной куртке на двух несовершеннолетних учащихся какого-нибудь художественного лицея, с нанесением им тяжких телесных… Если поймают – года три дадут, и не докажешь ничего. Интересно, где их таким художествам учат, надо бы тоже записаться…

– Колька, иди сюда!

Николай вошёл в «большую комнату», как в половине питерских семей было принято называть гостиную – если она имелась. Над тем диваном, на котором он ночевал вчера, висела крупная фотография: два высоких офицера в тёмной морской форме, один из них сильно постарше, стояли у лееров, на фоне узнаваемого силуэта несущейся «Тридцатки-бис»{10}. По низу шла размашистая подпись чёрным, – вроде как от маркера, но судя по возрасту фотографии скорее всего сделанная тушью: «Капитан-лейтенанту Вдовому от инженер-контр-адмирала Красикова. 4-й ВМФ, Гданьск, 1952». Вчера он на неё внимания не обратил, да и с детства тоже, почему-то, не запомнил.

Дед копался на полке, что-то переставляя в книгах. Наталья Евгеньевна звенела на кухне чашками – ужином она его покормила, но чая ещё не было.

– Вот, смотри.

Алексей Степаныч вынул из стенки тяжёлый бордовый том, и протянул Николаю, придерживая его снизу рукой. Г. К. Жуков, «Воспоминания и размышления». Николай откинул непробиваемую картонную обложку, и следующие страницы перелистнулись сами собой, показав выдолбленное нутро книги.

– Ого!

Он поднял глаза на серьёзно ожидающего его ответа деда, и вытянул из разлохмаченной по внутренностям выреза бумаги не слишком крупный пистолет.

– Запасную обойму не забудь, – посоветовал дед Лёша, и, покопавшись, Николай нащупал и её.

Приняв из его рук книгу, довольно хмурящийся старик поставил её на место – между официальными мемуарами Василевского и первым томом Гальдера.

– Почему Жуков? – спросил Николай, не придумав ничего лучшего.

– По размеру подошёл. А на верхней полке у меня новое издание стоит, нецензурированное. Пашка подарил на семьдесят пять.

– Понятно…

Оглянувшись на дверь, дед Лёша взял пистолет из его рук, выщелкнул на стол обойму, передёрнул, и показал, как работает предохранитель. Щёлкнул, опять передёрнул затвор, снова щёлкнул, и вернул обратно.

– Как новый! – сказал он с удовольствием. – Патронов вот только мало, мы с парнями в позапрошлом году перестарались, когда отстреливали. Ни одной осечки!

– А что, им не надо?

– А тебе?

Давно седой, но лохматый без единой пролысины, верный друг деда смотрел усмехаясь. За последние дни он помолодел, похоже, лет на пятнадцать.

– Мне надо.

Отнекиваться Николай не стал, будь у него пистолет, – и вчерашний мужик, и сегодняшние пацаны очень сильно огорчились бы. С другой стороны, это ещё пять лет тюрьмы. К сожалению, после десятилетия регулярно всплывающих обсуждений «Закона об оружии», Дума договорилась только до одного – позволить иметь его самой ценной части гражданского общества – себе, народным депутатам. Впрочем, договорилась она до этого ещё в самый первый раз, вызвав с тех пор не затихающую и глубокую благодарность уличных бандюков.

Дед Лёша понял его сомнения совершенно правильно, и начал убедительно объяснять, что если написать с утра бумагу в стиле «нашёл в подъезде, иду сдавать в милицию, надеюсь на вознаграждение», то это, якобы, поможет. Вряд ли, конечно. Но взять пистолет хотелось, – маслянисто-серый, некрупный, он весьма удобно лежал в руке.

Николай вздохнул. И хочется, и колется. Милиция останавливала его достаточно часто, а время от времени и обыскивала, поставив к стене и заставив поднять руки. По какой-то непонятной причине он привлекал внимание. Возможно, именно поэтому на него и напали эти странно умелые ребята.

После короткого эпизода страха по поводу того, что всё происходящее может быть, в итоге, охотой именно на него, он сумел подключить логику и немного успокоиться. Если бы исчезнувший два года назад из его жизни гордый борец за независимость Чечни по имени Турпал добрался до Питера и вздумал его разыскать, ему ничья помощь не потребовалась бы. Турпал справился бы с ним одной левой, даже без ножа – просто придушил бы на месте, не отвлекаясь при этом от обсуждения с ближайшим милиционером стоимости легализации своего пребывания вдали от родных гор. У Николая до сих пор подрагивали ноги, когда он вспоминал те ощущения, которые этот человек у него вызывал. Но, – раз он до сих пор жив, значит это всё же не Турпал. И слава Богу. Николай повертел в руках пистолет, оттянул назад туго сдвинувшийся ствол с затворной рамой, вытянул руку, прицелившись в угол над телевизором, и нажал на спуск. Боёк сухо щёлкнул, но даже без выстрела пистолет дёрнулся у него в руке. Нет, это не для него…

Теперь он уже не верил, что второе нападение действительно связано со всем происходящим на отделении и вокруг него: смертями больных, исчезновением Даши, попыткой подобрать ключ к сейфу, и так далее. Первое – да, вполне возможно, потому что на гетеросексуальных молодых мужчин маньяки обычно не охотятся. Но вот второе скорее всего было именно совпадением, результатом того, что он привлёк к себе внимание доставаемыми из кармана деньгами, то есть покупкой куртки. Да и вообще угнетённым внешним видом. Николай вполне самокритично допускал, что если глядеть со стороны, то вполне можно почувствовать потихоньку формирующийся над ним аватар жертвы – кого-то, за кем гонятся, кого травят. Морально, физически, всё равно. Таким людям начинает банально не везти – затравленно оглядывающийся в ожидании очередной угрозы, нервничающий человек может сдуру попасть под трамвай. Или его столкнёт под поезд метро внезапно почувствовавший к нему неприязнь сосед по платформе, даже встреченный впервые в жизни – просто от злости. Такое бывает. Возможно, именно под такую раздачу он сегодня и попал.