Прошлое должно умереть - Инна Карташевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня есть, – замялся Олег, – но я его выключил. Я читал, что по включенному мобильнику можно определить, где он находится, а у меня ведь проблемы еще и с милицией.
Шполянский открыл бардачок в машине и вытащил оттуда телефон и батарейку.
– Возьмите этот на всякий случай, хотя я сомневаюсь в способностях нашей милиции. Да, если захотите уйти, позвоните мне, Федор даст вам номер моего телефона.
– Погодите, – не мог успокоиться Олег. – Я полагаю, что это все не так просто. Вам от меня, наверное, что-то нужно. Я бы хотел все-таки знать, что, хотя у меня и нет выбора.
– Не волнуйтесь, ничего такого страшного. Просто у меня тоже есть кое-какие проблемы, и, возможно, вы сможете мне помочь. Но, если нет, тоже ничего не случится. Порядочные люди должны в любом случае помогать друг другу. Поезжайте.
Он захлопнул дверь, шофер уселся, и они поехали. Олег откинулся на спинку, не зная радоваться ему или, наоборот, печалиться.
– Ладно, – в конце концов, решил он, – будем решать проблемы по мере их поступления. Пока у меня есть передышка, а там посмотрим.
– Вы не волнуйтесь, – вдруг заговорил шофер, словно прочитав его мысли.
– Аркадий Семенович очень хороший человек. Он вам поможет, он многим помогает. Вот за сына моего платит в университете, а этой официантке, которая вас предупредила, помог операцию сделать в хорошей больнице.
Некоторое время они ехали молча. Уставший Олег начал подремывать, когда шофер заговорил снова.
– Время сейчас такое тяжелое, порядка никакого, бандиты делают, что хотят, власти никакой нет. Все только и думают, как побольше нахапать, принимают законы бессовестные. Вот приняли закон, что в четырнадцать лет девочки уже взрослые, можно с ними делать, что угодно. У меня вот внучке, дочкиной дочке как раз четырнадцать. Пусть до нее только кто-нибудь дотронется, пусть хоть руку на плечо ей положит, я его сам убью. Возьму монтировку и убью.
Шофер еще что-то возмущенно говорил, а Олег, пригревшись в машине, уснул. Проснулся он оттого, что шофер тряс его за плечо. – Просыпайтесь, приехали, – говорил он ему.
Олег открыл глаза. Они стояли перед невысокими закрытыми воротами. Шофер открыл калитку.
– Пошли, я заезжать не буду. Покажу, что к чему и поеду.
Олег огляделся. Это был большой дачный массив. Огромное количество небольших домиков, разделенных невысокими заборами и подъездными дорожками, застыли в темноте. Дача директора ресторана представляла собой также небольшой одноэтажный домик, стоящий торцом к дороге. С другого конца было крыльцо и небольшая веранда. Участок тоже был небольшой, отделенный от соседей даже не забором, а просто кустарником.
Оставив машину перед воротами, они зашли в дом. Внутри были всего две комнаты, небольшая кухня и туалет с душем. Федор открыл холодильник, показал небольшой запас продуктов: несколько палок копченой колбасы, яйца, масло, молоко. В морозилке пельмени, несколько замороженных стейков и гамбургеров. Зато в кухонном шкафчике было много консервов, крупа, сахар, кофе, чай.
– До понедельника продержаться можно, – резюмировал положение Федор. – В понедельник хозяин приедет, привезет еще. Да, свет держать вечером включенным не стоит. Здесь прямо под окнами фонарь, так что все видно, а свет может привлечь внимание, мало ли кто здесь ходит. Людей здесь в будние дни в такое время нет, сторожа тоже. Вдруг какие-нибудь придурки решат похулиганить. Телевизор смотреть можете, только шторы задерните.
Он попрощался и ушел. Машина уехала, и Олег остался во всем мире один. Он подошел к окну. Нигде не светилось ни огонька. На протяжении километров не было людей, только далеко на шоссе проносились машины. Он был один, затаившийся в темноте, не знающий, что делать дальше.
Ладно, наконец, одернул он себя. Заканчивай с мировой скорбью. Пока будем жить сегодняшним днем, а дальше будет видно.
Он огляделся вокруг. Да уж, воровать здесь точно было нечего. В обеих комнатах стояло по широкой тахте. В одной комнате еще стояли два кресла, в другой стол со стульями и на тумбочке телевизор. Все не новое, свезенное сюда за ненадобностью. Еще там был старомодный книжный шкаф со старыми книгами и журналами.
Олег вдруг почувствовал, как он устал. Надо ж как повернулась жизнь. Что ж, используем передышку. Он хотел сразу лечь спать, но привычка к аккуратности взяла верх, и он почистил зубы, встал под душ, постелил постель и только потом лег и мгновенно уснул.
***
Константин Сергеевич смотрел на девушку, сидевшую перед ним. Хорошенькая, даже очень. Тонкие черты лица, большие глаза, точеная фигурка, в общем, все при ней, и она это знает и, конечно, старается использовать. Может, конечно, совершенно невинно, просто как всякая красивая женщина, а, может, и с умыслом. И он продолжил допрос.
– Значит, вы показали, что ваш друг Олег Елагин вам говорил о том, что хочет избавиться от Елены Арсеньевой?
– Да.
– А что он имел в виду под словом «избавиться»?
– Он хотел убить ее.
– Он так и говорил?
– Да, и не раз.
– А вы как реагировали?
– Ну, я, конечно, говорила ему, что он с ума сошел и что он не должен этого делать.
– А он?
– А он уверял, что у него нет другого выхода. Понимаете, она была влюблена в него, у них были интимные отношения, кроме деловых, и она бы не отстала от него.
– А как она могла бы удерживать его? Она ведь не жена ему?
– Так у них ведь были общие деньги. Он не хотел отдавать ей их. Ему бы не хватило на его бизнес
– Значит, он хотел избавиться от нее, так, чтобы деньги остались ему?
– Да, именно так.
– А почему он вообще вдруг решил, что ему надо избавиться от нее? Раньше они ведь собирались работать вместе.
– Ну, сначала он думал, что она действительно сможет работать с ним в его магазине. Знаете, он хотел открыть такой магазин эксклюзивной одежды и косметики для богатых женщин. Но она начала пить, стала ужасно выглядеть и все такое. И еще, он встретил меня и понял, – тут она потупила глазки, – что я подхожу значительно больше. Она стала у него камнем на шее.
– Скажите, он говорил, как именно он собирается ее убить?
– Да, он собирался ее застрелить.
– Но, если вы знали, что он готовит убийство, почему вы не заявили об этом в милицию?
– Я надеялась, что он не осмелится это сделать. Думала, он просто болтает.
– У него был пистолет?
– Да, я сама видела, он показывал мне.
– Вы могли бы описать его?
– Но я не разбираюсь в пистолетах.
На этом месте молодой невинной девушке следовало беспомощно захлопать длинными ресницами, что и было надлежащим образом проделано.
– Да, конечно, конечно, вы не можете разбираться в оружии, но вы можете хотя бы описать его?
– Ну, примерно, он был вот такой большой, черный, – она по-детски развела руками, показывая размер пистолета.
– Переигрываешь, голубушка, – подумал Константин Сергеевич. – Строишь из себя пятилетнюю девочку, думаешь сейчас милиционер умилится и растрогается.
– А вы собирались работать с ним в его бизнесе?
– Ну, в общем, да.
– Но вы же знали, что Арсеньева тоже собирается там работать и не уступит вам. На что же вы рассчитывали?
– Я думала, он отдаст ей деньги и расстанется с ней.
– Но ведь он вам говорил, что не собирается это делать. Почему же вы продолжали оставаться с ним, да еще поехали за ним в Москву?
– О, я любила его, – она заломила руки, а в глазах блеснула послушная слеза.
Опять переигрываешь, автоматически отметил много повидавший на своем веку Константин Сергеевич.
– В день убийства Олег приходил к вам?
– Нет, в этот день я его не видела. Он пришел через день и сказал, что все кончено, он убил ее. Я сказала, что пойду в милицию, он ударил меня, угрожал мне. Я его боюсь, он и меня убьет.
Она снова принялась ломать руки, но Константин Сергеевич успел заметить, какой ненавистью загорались ее глаза, когда она говорила об Олеге. Она топит его, это ясно. В конце концов, если он убил Арсеньеву, то ведь из-за нее, хотел ей освободить место. Интересно, почему она его так ненавидит, Может, деньги не поделили? В самом деле, надо спросить ее о деньгах.
– Вы знаете, сколько у Елагина и Арсеньевой было денег, и где они их держали?
– Нет, нет, я и понятия об этом не имею, меня это совершенно не интересует, – она опять приняла вид невинной девочки.
Константин Сергеевич почувствовал, что ему уже начинает надоедать ее кривляния.
– А что вы делали в день убийства?
– Я? – она растерялась. – Я была дома целый день.