Волхвы Скрытной управы. Щит - Михаил Рагимов

На самом деле, если быть объективными, спасло это разрисованное чудо не только наше своевременное появление «окольчуженным роялем на волнах», но и местная девчонка, из-за которой все и началось. Горячность, с которой Зорена требовала «не вбивати мавку, бо добра», выглядела даже малость смешной. Особенно твердая уверенность в своем праве требовать. Непоколебимая, несмотря ни на пол, ни на статус освободителей. Чего больше в этой горячности: благодарности за неудавшееся спасение или надежды на выполнение обещания (по утверждению Зорены, Галка грозилась обеспечить ее женихом), понять никто не мог, да, если честно, и не пытался. Но напор девицы впечатлял.

Галку оставили при посольстве под нашу ответственность. А потом, понемногу, отношение стало меняться. Не могут нормальные мужики, ходящие под смертью, смотреть на потерянно бродящего вокруг ребенка и не проникнуться жалостью. А что ребенок – симпатичная девушка, это вопрос номер два. И цвет волос никого не отпугнет, не умеют такие люди бояться подолгу. Чувства постепенно накапливались, а потом случились два события.

Во-первых, за то время, что Жерех с Вашко выколачивали из купцов сведения о «явках и паролях» в Новгороде и других городах и разыскивали место, откуда захватили Зорену, сама девица времени зря не теряла. В итоге торжественный приезд в ее родную веску оказался нужен лишь для того, чтобы Скуб, один из древлянских дружинников, попросил у Зорениного отца руки дочери. Оказывается, славянские обычаи, при всей их кажущейся сложности, позволяют сыграть свадьбу за сутки. А ежели еще и сватом выступает князь…

В общем, день задержки, первая брачная ночь… И наутро молодая жена растрепала всем встречным и поперечным, что добрая мавка обещание сдержала и мужем обеспечила. После чего еще не развезенные девицы бросились обхаживать и осаждать «мавку». Находившаяся в полной прострации Галка ничьим обхождением, состоящим из еды, не пренебрегла. Но то ли боги были против, то ли звезды раком стали: наша доморощенная сваха никого больше замуж не выдала. По крайней мере у нас на глазах.

Большую часть освобожденных девчонок увезли новгородцы, а тех, которым оказалось по пути с нами, – Светленовы кмети. Надо отметить, что княжья дружина плюнула на несколько потерянных дней, но никого из девок в лесу не бросила, обеспечив страдалицам доставку до дома и сдачу на руки родителям. Вот как авторитет государственной власти набирается. А не пустыми обещаниями и длинными иномарками….

Еще через пару дней пополз слушок, что шаманка шляется по лагерю не просто так. Это она отгоняет злых духов. Шептались, мол, боги «мавку» любят, а потому и отметили ее волосами, будто в чернике вымазанными… Ну и так далее и тому подобное. Понимающий человек, конечно, сразу бы приметил выучку наших времен и уши Изяслава. Слишком уж они отчетливо топорщились за очередной порцией слухов.

Оказавшаяся в центре всеобщей любви и внимания Галка потихоньку оттаивала. Во взгляде появился интерес к жизни, девушка начала приглядываться к окружающему, задавать какие-то вопросы и даже учить местный язык. И после волока из перекрашенной Снегурочки снова стала той самой девчонкой, которой, видимо, была раньше. То есть «крутой и оторванной».

Оторванность проявилась мгновенно. «Подарок» оказался абсолютно несдержан ни на язык, ни на руки. Не проходило ни одного дня без какой-нибудь глупой шутки или розыгрыша. Иногда казалось – мстит «мавка» окружающему миру за свое незапланированное путешествие в прошлое. Каждый раз Серый читал ей нудную нотацию, журил по-отечески или крыл матом. Короче, отрабатывал педагогические приемы. Совершенно безрезультатно. Наверное, стоило девчонку вовремя выпороть. Но настоящей злости не было, жалели дурочку неимоверно, и эта жалость лезла сквозь все разносы, сводя их ценность к абсолютному нулю. Да и шутки были не злые. Так, игра. И, естественно, доигрались.

Мы приглядывали за каждым шагом подопечной. И охрана у князя Светлена хлеб ела не зря. Тот же хазарский лазутчик на полет стрелы бы не подобрался. Но… однажды утром оселедец князя, не проникшегося общим добродушием и вечно изводившего Галку мелкими придирками, оказался фиолетовым. Точь-в-точь, как мавкины волосы…»

Кордно, лето 782 от взятия Царьграда, червень

Звонок Скворца застал врасплох. Хотя и не должен был. Но крайние[47] две недели скрытнику было не до русинов. Дело нохчей перешло в активную стадию. Все нужные связи прослежены, личности установлены, резонов и доводов тоже хватало. Пришла пора прихлопнуть гадину, свившую гнездо в центре державы и собравшуюся нагло раскинуть щупальца по всей стране.

Конечно, сам Лютый на задержания не ездил. Хватало умельцев. Руководство решило не скромничать, и операцию проводили с размахом. Кроме оперативников Управы привлекли спецназ городской стражи. Даже «Стрибоговых детей» в паре тяжелых случаев выдернули. На то они и потомки бога, чтобы самые сложные вопросы решать. «С неба на землю, коленом в пузо, руки за голову и в расстрельный ров». Естественно, стреляли редко. Нет, рва большинству заговорщиков было не избежать, излишним милосердием в Великом Княжестве не страдали. Но попозже, когда уже не смогут сообщить ничего нового.

Задержанные шли потоком, порубы были переполнены, дознание не замирало ни на миг, и поспать пару-тройку часов в сутки было за счастье. Именно для этого при каждой службице скрытников специальная спаленка предусмотрена. Хорошая спаленка, тихая. И пару хитростей на нее навели. Засыпаешь, как сознание теряешь. И ни повешенные не снятся, ни на кол посаженные…

Пахали дознатчики как проклятые. А Буривой, раскрутивший дело, больше других. И через неделю казался неупокойником, сбежавшим с погребального костра. Но результат того стоил: все сколько-нибудь значимые в деле тати были схвачены. На допросах самописцы[48] не успевали. Соловьями пели задержанные, выкладывая подноготную подельников и мелкие детали, упущенные следствием. Очень уж хотели лопатами убирать снег за Большим Камнем. Лишь бы не на шибеницу[49]. Вот и «сливались» в надежде поблажки на Княжьем Суде. А то, что дело пойдет именно туда, сомнений не было: не чистая татьба планировалась, повыше задумки шли. Собственно, нохчи по крови никакой роли там не играли. Да и не было их среди татей. Просто человек, с которого началось следствие, хоть и славянин, но происходил из кавказских земель. Так к делу название и прилепилось. Заодно до определенного предела маскировало истинные намерения.

А заговор знатный выходил. Одних посланских[50] восемь человек влезли. Три страны замазаться не постеснялись, даже не побоялись шума лишнего. Ничо, время придет, припомним, кто пакости измышляет и по-тихому гадить намеревается…

Допросы, беседы, доклады, составление берес, опять допросы, снова бересы, получение начальственных люлей, еще бересы, короткий сон провалом в темень, и новые бересы…

А потом наступила тишина. Разом. Все, кто надо, оказались допрошены. Все, что положено, – написано. Дело сдано и, по сути, закончено. До суда еще не близко, но дальнейшее – сплошные уточнения. А работу в других городах и без него сделают. Не только в столице волхвы имеются. Можно ехать домой и выспаться. Тем более впереди выходные, а до конца служебного дня осталось всего ничего.

Садиться за руль старвол[51] не решился, слишком устал. Вызвал управский самобег с возницей по праву усталости[52] и расслабленно развалился на заднем сиденье, бездумно уставившись в окно. Тут зажужжал в трясучке разговорник, пытаясь вывалиться из неглубокого нагрудного кармана уставной кашули…

– Да, – откликнулся Лютый, пытаясь не вывернуть челюсть в отчаянном зевке.

– Исполать, волхв, – раздался в трубе довольный голос Скворца. – Ты там живой?

– Слегка, – ответил Буривой. – Но, если между нами, даже дышать не хочется. Заездили.

– Терпи, бача, курбаши станешь! – хохотнул в трубку Скворец, припомнив старую поговорку, времен Пуштунской войны. – Воеводу не повесили?

– Молод еще, – отшутился Лютый. – Плечи узкие, погоны воеводские не удержатся.

Шутка согрела. За нохчское дело, да и в совокупности со старыми заслугами, вполне могли младшего дать[53]. А уж какая-то награда по-любому светила. Похоже, воевода-розмысл кое-что знал сверх положенного. Не в деталях, конечно, даже не в сути, но что-то знал. Например, что все службы на ушах стоят…

– Найдешь силы до меня добраться? Или совсем от усталости падаешь? А то у меня тут варенья банка закисает. С большой ложкой.

– Только ради варенья еду! – Лютый зевнул. Смачно, до хруста в челюсти. И бросил вознице:

– Поворачивай, Влотко. В Большую Гридницу.

Река Десна, лето 6447 от Сотворения мира, серпень

Подскочивший, словно по тревоге, на непонятный шум Серый влетел в шатер князя. И остолбенел, лишь невероятным усилием воли не дав челюсти стукнуть себя по груди. У вошедшего следом Вашко с самообладанием было похуже. Дружинник, не сдержавшись, выругался. Светлен оглядел ошарашенные рожи русинов и хмуро произнес: