Гибель синего орла. Приключенческая повесть - Виктор Болдырев

У стены амбара покоится длинная собачья нарта. Полозья ее по-старинному подбиты китовым усом. Дерево нарты побелело, а связывающие ремешки сгнили. Вешала для юколы на плоской крыше амбара развалились, а дверь, запертая деревянным засовом, растрескалась. Печать ветхости и запустения лежит на всех предметах.

Часть подворья занимает квадратный участок с кольями, вбитыми в землю, словно для подвязки виноградных лоз.

На кольях висят обрывки ремней. По-видимому, здесь держали ездовых собак на привязи. Хижина, сложенная из толстых почерневших бревен, напоминает избушку сказочной колдуньи — крутая крыша, квадратные окошечки с мутными стеклами и черная пасть открытой двери.

У порога валяется ржавая консервная банка с полустертыми английскими буквами, пустая зеленая бутылка из-под ямайского рома и сломанный матросский нож.

Снаружи, на стене хижины, на бревне шестого венца острым ножом вырезаны морской якорь и надпись:

Согнувшись в три погибели, переступаю порог избенки и осматриваюсь. Широкий луч света, проникая через квадратное окошечко, освещает в углу белый человеческий скелет, прислоненный к почерневшей стене.

Невольно отступив, зову Пинэтауна. Юноша с ужасом смотрит на печальную картину.

Человек умер, сидя на деревянных нарах. Груда истлевших лохмотьев прикрывает скелет.

На столе, рядом с нарами, валяется опрокинутая чернильница, нераспечатанная проржавевшая банка американских консервов, оловянная ложка и жестяная кружка, перевернутая вверх дном.

У изголовья нар, прислоненный дулом к скелету, стоит ржавый винчестер. Стреляные гильзы устилают пол хижины. Умирая, человек отстреливался. Следы пуль видны на притолоке и на пороге двери.

Посреди горницы, на возвышении, сложенном из камней, чернеет печка, искусно сделанная из железной бочки. Два грубо сколоченных стула и сундук из корабельных досок дополняют убогую обстановку мрачного жилища.

Пинэтаун поднимает тяжелую крышку сундука. В нем в беспорядке хранится зимняя одежда, испорченная сыростью: спальный мешок из шкурок пыжика, оленья куртка, расшитая бисером, меховые брюки и чукотские короткие торбаса.

Выбираемся из хижины, обследуем амбар. Отбросив деревянный засов, раскрываем дверь. Сладковатым запахом гнили пахнуло изнутри. В амбаре лежат истлевшие рыболовные снасти и гнилые веревки, дубовые бочки с тухлым сливочным маслом и синими окороками, ящики с позеленевшими морскими галетами и консервами, мешки гнилой муки, железные бочки с забродившим спиртом, заржавевшие ружья и винчестеры, дырявые цинковые ящики с патронами и отсыревшим порохом, различная посуда и мелкий хозяйственный инвентарь.

Обитатель зимовки, владея этим складом, мог долгие годы жить отшельником в полярной пустыне.

Солнце повисает над горизонтом. Пора отдыхать. Устраиваемся спать на берегу бухты, решив утром предать земле останки Василия Беляева.

Перламутровое море тихо вздыхает и шуршит галькой у наших ног. Медузы качаются в прозрачной зеленоватой воде у берега спящего залива. Закутавшись в спальный мешок, долго не могу уснуть, раздумывая о страшной судьбе человека-отшельника.

Глава 5. ИСПОВЕДЬ ПИРАТА

Утром, захватив с вельбота кирки и лопаты, начинаем рыть могилу. Земля, скованная вечной мерзлотой, не принимает железа. Наконец могила готова. Связав ремнями носилки из лопат, идем в хижину. Пинэтаун разгребает истлевшие лохмотья одежды, осторожно освобождая скелет. Утреннее солнце освещает сквозь окошко мрачное жилище. Осматриваю пыльные стены, надеясь найти еще надпись и разгадать историю полярного отшельника.

Возглас Пинэтауна заставляет круто обернуться. Скелет, загремев костями, валится на деревянные нары.

Пинэтаун протягивает клеенчатый сверток, туго стянутый кожаным шнурком. Рука его дрожит.

— В лохмотьях нашел, — глухо говорит юноша.

Быстро разрезаю ремешок, непослушными пальцами разворачиваю клеенку. Перед нами лежит толстый синий пакет, запечатанный сургучом.

Крупными печатными буквами дрожащей рукой умирающий вывел на конверте адрес: «Капитану Седову, в собственные руки». Распечатав конверт, извлекаю письмо, измятый лист пергамента, сложенный вчетверо, и пачку рваных документов.

На пергаменте тушью нарисована карта побережья Восточно-Сибирского моря. В левом углу карты — рисунок морского компаса. Ниже — извилистая линия берега Восточной тундры с мелкими бухтами и заливами, мысами и опасными мелями. Крест отмечает на карте мыс Баранова.

Письмо, написанное по-английски неверным, корявым почерком, читаю по складам. Словно тяжелый занавес падает, открывая тайну одинокой заимки. Перечитываю письмо Пинэтауну, медленно переводя короткие английские фразы:

— «13 августа 1909 года.

Господин капитан!

Прежде чем отправиться в ад к чертям на сковороду, пишу Вам письмо вроде исповеди. Даром, что я моряк, а сдыхать приходится на берегу сухопутной крысой.

Треклятая жаба душит горло удавкой. Валяюсь на койке, точно колода. В ушах звенит, а в глазах зеленая вода, целые горы ее плещут вверх и вниз.

Нет, сэр! Смерть маху не даст. И двух дней не протянет старый морской волк Джефф Питерс. Вы не ошибаетесь, господин капитан. Меня зовут Джефф Питерс. Я — американский матрос с парусно-моторной шхуны «Зуб кашалота».

23 июля 1903 года шхуна отчалила из Сиэтла в устье Колымы, доверху набитая контрабандным товаром. С той поры никто, кроме старого Питерса, не знает, куда она запропастилась. Шесть лет назад я спрятал концы в воду, назвавшись русским траппером[6] Василием Беляевым. Он умер от цинги в промысловой избе у мыса Баранова.

На борту шхуны находились Джим Мак-Кол — моторист из Серкл-Сити, Пит Картрайт — матрос из Бостона и мистер Снайерс — шкипер из Сиэтла.

Товары мы сбыли с дьявольским барышом. Чукчи голодали. За пачку патронов Снайерс брал по два песца, за винчестер — по две чернобурки. Весь трюм был забит тюками пушнины. Такого богатства я в глаза не видывал.

В трюме у нас под ногами лежал клад в несколько миллионов долларов, и палуба жгла нам пятки. Мы следили друг за другом, как волки, учуявшие поживу. Таков закон доллара, господин капитан. Нас еще в школе учили перегрызать горло ближнему за чертово золото.

Шкипер Снайерс, детина шести футов[7] росту, с противной рожей, исцарапанной оспой, был на хорошем счету у компании. Много темных делишек лежало на его совести. В бухте Баранова он приказал бросить якорь и собрал нас в шкиперскую каюту. Без обиняков Снайерс выложил тайный приказ компании.