Патриарх Никон - Александр Быков

За Новым Иерусалимом был учрежден строгий надзор, так как бояре опасались новой выходки Никона, который мог убежать, как думали многие, в Малороссию и там объявить себя патриархом Великия, Малыя и Белыя России. Посланный от него с письмом мог быть схвачен и подвергнут пыткам; долго колебался Никон, наконец, выбор его остановился на молодом монахе, приходившемся ему родственником; тот взялся доставить письмо в Константинополь и счастливо проскользнул мимо сторожевых кордонов в Малороссию. Там он попался в руки гетмана Ивана Михайловича Бруховецкого, и последний, переговорив с мстиславским епископом Мефодием, вернул его под конвоем в Москву. Письмо передано было царю, который понял из него, что с Никоном помириться невозможно, так как его антимонархическое направление неизменно; оскорбленный самодержец окончательно сделался врагом упрямого мордвина. А между тем, удаление патриарха и долгое отсутствие верховной церковной власти дали волю противникам преобразований, начатых Никоном. У двуперстников неожиданно нашлось общее с высшим правительством, с самим царем, со всеми, кто был не в ладах с патриархом, главным виновником ненавистных изменений буквы и обряда. Расколоучители смелее подняли головы, и их речи волновали все государство. Чувствовалась и сознавалась потребность прекратить разраставшиеся смуты; с этою целью в начале 1666 года состоялся новый поместный собор, который специально занялся уничтожением расколоучения, так как Питириму Новгородскому и Лигаридесу хотелось заявить ожидаемым патриархам о своей ревностной деятельности. Этот собор, подтвердивший все реформы Никона, считался подготовительным, так как все его постановления предполагалось передать на обсуждение вселенских иерархов.

Тем временем посольство Мелетия увенчалось успехом, какого так желал Лигаридес: Дионисий Константинопольский и Нектарий Иерусалимский отказались ехать в Москву, а Макарий Антиохийский и Паисий Александрийский согласились, заручившись полномочиями от первых двух. Путь их лежал почему-то, вместо Константинополя, через Малую Азию, Персию и Грузию на Астрахань. От Астрахани до Москвы патриархи ехали с большою торжественностью. Алексей Михайлович приказал предоставлять им всевозможные удобства и даже устраивать для проезда мосты. Проехав по почти безлюдным степным берегам Волги, где уже начинались таинственные разговоры про “батюшку” Стеньку Разина, почетные гости стали приближаться к столице, из которой им, по обычаю, высылали несколько почетных встреч, одну за другою. 2 ноября 1666 года часть московского духовенства встретила патриархов у городских ворот, откуда все шли до Успенского собора крестным ходом, при звоне колоколов, среди огромного стечения народа. После первых церемоний и угощений патриархи занялись предварительным исследованием дела, которое им предстояло решить; для этого занятия царь назначил им в помощь крутицкого митрополита Павла, рязанского архиепископа Иллариона и Лигаридеса. Как земляк вселенских патриархов Лигаридес сделался докладчиком по делу Никона и составил род обвинительного акта против московского патриарха. Основываясь на этом акте, составленном бойко и обдуманно, патриархи заранее были предубеждены против Никона; любопытно то, что, не находя достаточно веских обвинений, Лигаридес приписал Никону посягательство на власть и права вселенских патриархов.

29 ноября псковский архиепископ Арсений, спасский архимандрит Сергий из Ярославля и спасо-евфимиевский игумен Павел из Суздаля приехали в Новый Иерусалим звать Никона в Москву на открывшийся поместный собор.

– Откуда святейшие патриархи и собор, – заметил Никон, – взяли такое бесчиние, что присылают за мною архимандритов и игуменов, когда по правилам следует послать двух или трех архиереев?

– Мы к тебе не по правилам пришли, – возразил Сергий, – а по государеву указу. Отвечай нам: идешь или не идешь?

– Я с вами говорить не хочу, – обрезал его гордый старик, – а буду говорить с архиереями. Александрийский и антиохийский патриархи сами не имеют древних престолов и скитаются, я же поставление святительское имею от константинопольского. Если эти патриархи прибыли по согласию с константинопольским и иерусалимским, то я поеду, – с этою речью он обращался к одному только Арсению.

На следующий день Никон отслужил заутреню с елеосвящением[15] в полном облачении, затем литургию, во время которой произнес поучение о терпении, и к вечеру выехал из монастыря в санях. Однако Сергий, душа посольства, успел дать знать в Москву, что Никон принял их нечестно, не едет и не сказал, когда поедет. Собор немедленно послал второй вызов с выговором за неповиновение и с приказанием приехать в Москву в ночь на 2 декабря и остановиться на Архангельском подворье в Кремле. Второе посольство встретило патриарха недалеко от села Чернева, в котором он и остановился, чтобы выждать назначенный срок. Однако Лигаридес и Питирим не угомонились и прислали в Чернево третий вызов; этим хотели внушить патриархам и царю, что дерзкий Никон не слушается даже соборного приглашения.

– Некому на вас жаловаться, – горько улыбнулся старик, – разве только одному Богу. Как же я не еду? И для чего велите выезжать ночью с немногими людьми? Хотите, верно, удавить, как митрополита Филиппа удавили!

В назначенный срок поезд из Чернева въехал через Никольские ворота в Кремль, и ворота были немедленно заперты ожидавшими стрельцами, причем полковник громко произнес: “Великого Государя дело”. Во вторых санях ехал клирик Шушера с патриаршим крестом; когда провожатые хотели взять этот крест, Шушера успел передать его Никону, за что был арестован и подвергнут тайному допросу лично самим царем, который приказал отдать его под стражу. Опасаясь бегства Никона в решительную минуту, мост у Никольских ворот был разобран, а дом, где ночевали приехавшие, оцеплен стражею. В 9 часов утра Мстиславский епископ Мефодий, блюститель Киевской митрополии при живом митрополите, и бывший протоиерей Максим Филимонов, прославившийся своими кознями в Малороссии, пришли звать Никона на заседание, но предупредили, чтобы он шел смирно, без предношения креста; однако патриарх резко отказался следовать этому совету, и собор должен был уступить ему. В столовой избе, где происходило заседание, произошла встреча трех патриархов; тут присутствовали, кроме двух патриархов, митрополиты Питирим Новгородский, Лаврентий Казанский, Иона Ростовский, Павел Крутицкий, Григорий Никейский, Амассийский, Иконийский и Трапезундский, Феодосии Венчакский, Варненский и Хиосский, Михаил Сербский и один из Грузии; архиепископы Симон Вологодский, Филарет Смоленский, Стефан Суздальский, Арсений Псковский, Илларион Рязанский, Иосиф Тверской, Арсений Исаевский, Синайский и Волонский; епископы Мисаил Коломенский, Александр Вятский, Филимон Никорцминдский, Иоаким Славяносербский, Лазарь Черниговский и Мефодий Мстиславский; более 50 архимандритов, игуменов и протоиереев, не считая священников и прочих духовных лиц. Величавый Никон в полном облачении вошел торжественно вслед за клириком, несшим крест, и все присутствующие должны были встать; вошедший прочитал молитву, поклонился царю, патриархам и всем присутствующим. Алексей Михайлович сам указал бывшему другу место для сиденья среди собравшихся русских иерархов, а не рядом с патриархом.