Таежный тупик - Василий Песков

Подробно рассказала Агафья о змеях, увиденных в огороде, и о целом «змеином содоме» возле реки.

– Ну и что же ты, палкой змею-то? – спросил переставший дремать Ерофей. – Что там у бога сказано насчет змей?

Оказалось, богом все предусмотрено. Агафья раскрыла пахнущий старой избой фолиант и прочла: «Дарую вам власть наступить на змею и на скорпионы, и на всю силу вражью».

– Ну и что же ты, послушалась бога?

– Пожалела. Жизнь-то всякой твари мила.

По обыкновению мы проверяли: не сбился ли наш «робинзон» со счета времени. Нет, немедленно, без ошибки и с явной гордостью, что ошибки и быть не может, Агафья сказала: «По новому нынче восьмой день сентября». Назвала число и по старому стилю, и год «от сотворения мира». Мне в связи с этим пришла озорная мысль озадачить Агафью.

– У меня есть сестра. Родилась она 13 марта по новому календарю. Как ее зовут?

– Евдокия, – не моргнув глазом, сказала «пустынница» и не ошиблась. И объяснила, как просто ей было это определить.

И еще эксперимент был проделан. В библиотеке «Комсомольской правды» перед отлетом на Абакан нашел я старинное издание «Слова о полку Игореве». В нем старославянским шрифтом напечатана древняя повесть без перевода на современный язык. Студенты-филологи, навещавшие Лыковых, написали: «Агафья легко и свободно читала «Слово». Проверка показала: нет, не свободно и не легко! Большинство слов древнего сочинения не было известно ни нам, ни Агафье, а без этого чтение, лишенное понимания, не пошло. На первом листе мы его и закончили.

Не получил развития и разговор о тысячелетии крещения Руси. Агафье, разумеется, ведом был князь Владимир и его бабка Ольга и крещение на Днепре. Но рассказ о событиях юбилея оставил ее равнодушной. По ее представлению, было все это продолжением никонианства: «Истинная вера-то сберегалась в лесах».

… В избушке от перегрузки ночлежниками было душно. Под утро, осветив фонариком циферблат будильника, я вышел в тайгу. Возвращаясь, заметил: Агафья не спит, шепотом молится.

– Ты что же, и не ложилась?

– Так ведь время-то в разговорах прошло, надо и помолиться.

– Сколько же времени в сутки занимают молитвы?

– Пять часов или, может, четыре…

Ерофей утром пошел искать петуха (и нашел), а нас с Николаем Николаевичем Агафья повела в огород. Был этот горный склон, с утра до вечера обласканный солнцем, не по сезону зеленым. Нынешний год, опрокинувший засуху на Америку, страшные наводнения на Бангладеш и Судан, подаривший жаркое сочное лето Европе, тут, в азиатских Саянах, отличился дождями. Мокрым было все лето. Абакан, без того своенравный, вышел из берегов, навалял повсюду деревьев, местами изменил русло, изменил привычную на реке обстановку. Ерофей не единственный в этом году опрокинулся с лодкой. Вблизи поселка геологов у речного завала был обнаружен труп какого-то горемыки. И лодка – рядом. У геологов Абакан смыл полосу, на которой садился Ан-2, – до поселка можно было добраться лишь вертолетом. До Агафьи тоже – речные броды были неодолимы. Дождь (и снег в июне!) «повредил», как сказала Агафья, лесные ягодники, и она запаслась лишь сушеной смородиной. Кедры в этом году без орехов. «Лесное кормление» осело в избушке только запасом груздей. Их, по старой привычке, Агафья не солит, а сушит.

Огород не подвел. Только все созревание опоздало. Во время «экскурсии» Агафья нас угощала стручками бобов и гороха, они были зелены, как в июле. Зеленой стояла дремотная конопля, чуть забурелась (сентябрь!) полоска полеглой пшеницы. И все остальное – морковка, картошка, лук, чеснок, репа – вовсю зеленело.

Картошки Агафья надеется собрать ведер триста. Это по-прежнему основа ее питания.

– А зачем конопля и пшеница в столь малых количествах?

Оказалось, семенной фонд! Помощь «мирская» – дело хорошее и приемлемое, а все же – береженого бог бережет – полезно помнить об «автономии». Сейчас запас продуктов у «пустынницы» таков, что год бы она продержалась. Расспрашивала, чем и как надо кормить собаку и кур, принесла для пробы козам подол комбикорма.

– Ты рассказала бы нам, чем сама жива и сыта? – попросил от костра Ерофей.

Агафья с готовностью рассказала, что ела вчера, что собирается есть сегодня, что будет завтра. За стол садится два раза в день – в обед и ужин. Еда монотонная, но вполне сносная: суп из сушеных груздей и картошки, сама картошка, суп из гороха, приправой – репа, морковка, лук и чеснок. Каша овсяная, рисовая, пшеничная. Иногда ложка масла, меда. Между обедом и ужином, как семечки, – кедровые орешки. Хлеб белый, квашеный, печенный на сковородке. Венец всему – молоко. К нему Агафья привыкла, чувствует его силу и потому готова возиться с козами. Скучает по рыбе, когда-то очень доступной в этих местах. Этим летом пробовала бросать в Еринат сетку, но неуспешно – уволок паводок. Яйца Агафья уже пробовала, и куриный отряд во главе с петухом кое-что может ей подарить. А ударят морозы – можно будет заколоть коз, и Ерофей, питаем надежду, добудет марала.

Ерофей остается в этой таежной закути главным помощником и советчиком. Нам он признался, что по прежним делам своим в геологической партии очень скучает. Хотел бы вернуться. «Начальство звало, но в этом году не вернусь – гордость не позволяет». Потерпев неудачу в промысле зверя прошлой зимой, этим летом Ерофей в леспромхозе промышлял травы, коренья, папоротник и готовился к зимней встрече с тайгой – подлечил на горячих ключах «морозом битые» ноги и, главное, много беседовал о промысле с людьми опытными. К месту промысла Ерофей собирается загодя, чтобы помочь вот с этого горного огорода выбрать картошку. Агафья на эту помощь рассчитывает.

Ожидание вертолета опять собрало нас к Дружку. Пес наблюдал за резвившимся около конопли бурундуком. Бородатые, как апостолы, козы молчаливо продолжали изучать странного новосела. Агафья то и дело семенила к Дружку с едою. И пес особую эту заботу уже оценил – терся о валенок и старательно, насколько позволял поводок, метил новую территорию.

– Вот-вот, повыше подымай ногу! – поощрял Ерофей. – Теперь все тут твое. Береги имение от медведей и докажи, на что способны собаки в дружбе с людьми.

Дружок первым услышал шум вертолета – поставил топориком уши и вопросительно стал крутить головой. Но когда мы пошли по дорожке к косе, с привязи он не рвался. И Агафье это понравилось.

Вертолет, прихватив Ерофея, успел слетать наверх к старой избе за солью. А когда мы все поднялись над рекой, Олег Кудрин сделал нам и Агафье подарок – пролетел у горы над избушкой.

Сентябрь 1988 г.

.

«Замужество»

В январе получил от Агафьи большое, на восьми страницах, письмо-отчет о житье-бытье. В нем, как всегда, на первом месте стояла картошка: «320 ведер… На одну это много…» Сообщалось, что к зиме для привезенных кур поставлен маленький сруб с печкой, что куда-то исчез кот, что одного козла заколола на мясо, что если соберусь приехать, то хорошо бы привезти веревку-привязь. «Корма козам заготовила вдоволь. Да еще Николай Николаевич Савушкин, когда прилетал, то сена привез и петушка. Петушок сначала, наверно, от робости, не пел, а сейчас поет и за курами начал бегать». Подробно и очень толково в письме изложено было событие, удивившее урожденную таежницу: «Я побытку вам опишу, всю жизнь не пришлось видеть такой побытки».

В ноябре, наблюдая в окошко волнение коз, Агафья вышла во двор. На огороде, в двадцати шагах от избы, стояла серого цвета не то собака, не то волк. Агафья схватила висевшее у двери ружьё и «дала выстрел вверх для острастки». Собака не убежала. «Тогда я дала выстрел уже с прицелом, но промахнулась». Собака и после этого не убежала. Озадаченная Агафья покрепче заперла коз и из окошка стала наблюдать за двором.

Привезенный в прошлом году Дружок («хорошая собачка, но для забавы только – никого не облает») встретил таежную гостью своеобразно. Пытаясь не пустить с огорода во двор, впился ей в нос, но отпора не получил. А через день две собаки (так решила Агафья) уже вполне дружелюбно бегали по двору, лежали вместе на объеденных козами ветках. Утвердившись в мыслях, что это чей-то приблудный пес, Агафья высыпала на пень в огороде миску вареной картошки. Собака с жадностью проглотила еду.

И стали жить в «усадьбе» две собаки: Дружок и большая, подозрительных повадок гостья. «Козы привыкли. И я привыкла, клала еду, уже без опаски». Все собака съедала, но вела себя странно: в клочья, как ножницами, порезала прикрывавшее лук красное байковое одеяло, порвала мешки с хлебным и травяным комбикормом, вырвала клочья из висевших на прясле старых штанов.

Природная любознательность побудила Агафью попытаться изловить странного зверя. Из тонких жердей она соорудила ловушку, протянула в избу веревку от ее дверцы, положила приманку. Но собака только косилась на западню и ни разу к ней не приблизилась.