Былины. Исторические песни. Баллады - Сборник

Поклоняется на все на четыре да кругом стороны,

Он во-первых-то королю ляховинскому:

«Уж ты здравствуешь, стремян король Данило да сын Манойлович!» —

«Уж ты здравствуешь, тихой Дунай да сын Иванович!

Уж ты ко мне приехал да на пиры пировать,

Али ты ко мне приехал да нонь по-старому служить?»

Говорит тихой Дунай тут да сын Иванович:

«Уж ты, стремян король Данило да сын Манойлович!

Еще я к тебе приехал да не пиры пировать,

Еще я к тебе приехал да не столы столовать,

Еще я к тебе приехал да не по-старому служить,

Мы уж ездим от стольного города от Киева,

Мы от ласкового князя да от Владимира;

Мы о добром деле ездим да все о сватовстве

На твоей на любимой да нонь на дочери,

На молодой Апраксии да королевичне.

Уж ты дашь, ли не дашь, или откажешь-то?»

Говорит стремян король Данило Манойлович:

«У вас стольн-ёт ведь город да быв холопской дом,

А князь-от Владимир да быв холопищо;

Я не дам нонь своей дочери любимое.

Молодой Апраксии да королевичны».

Говорит тихой Дунай тут да сын Иванович:

«Уж ты ой, стремян король Данило да сын Манойлович!

А добром ты даешь, дак мы и добром возьмем;

А добром-то не дашь, – дак возьмем силою,

А силой возьмем мы да богатырскою,

Грозой увезем мы да княженецкою».

Пошел тут Дунай да вон из горенки,

Он стукнул дверьми да в ободверины, -

Ободверины-ти вон да обе вылетели,

Кирпичны-ти печки да рассыпалися,

Выходил тут Дунай как да на новы сени,

Заревел-закричел да громким голосом,

Затоптал он во середы кирпичные:

«Уж вы ой еси, два брата названые!

Поезжайте вы по городу ляховинскому;

Вы бейте татаровей со старого,

Со старого вы бейте да и до малого;

Не оставляйте на семена татарские».

Сам пошел тихой Дунай тут да по новым сеням,

По новым сеням пошел да ко третьим дверям;

Он замки-ти срывал да будто пуговки.

Он дошел до Апраксии да королевичны:

Апраксеюшка сидит да ведь красенца ткет,

А ткет она сидит да золоты красна.

Говорит тихой Дунай тут да сын Иванович:

«Уж ты ой, Апраксия да королевична!

Ты получше которо, дак нонь с собой возьми,

Ты похуже которо, да то ты здесь оставь;

Мы возьмем-увезем да тебя за князя,

А за князя да за Владимира».

Говорит Апраксия да королевична:

«А нету у меня нонь да крыла правого,

А правого крылышка правильного;

А нету сестрицы у мня родимые,

Молодой-де Настасьи да королевичны;

Она-то бы с вами да приуправилась».

Еще в та поре Дунай тут да сын Иванович

Он брал Апраксию да за белы руки,

За ее же за перстни да за злаченые;

Повел Апраксею да вон из горенки.

Она будет супротив как да дверей батюшковых,

А сама говорит да таково слово:

«Государь ты, родитель да мой батюшка!

Ты по що же меня нонь да не добром отдаешь,

А не добром ты отдаешь, да ведь уж силою;

Не из-за хлеба давашь ты да не из-за соли,

Со великого давашь ты да кроволития?

Еще есть где ведь где-ле да у других царей,

А есть-де у их да ведь и дочери,

Все из-за хлеба давают да из-за соли».

Говорит тут король да ляховинские:

«Уж ты, тихой Дунай, ты да сын Иванович!

Тя покорно-де просим хлеба-соли кушати».

Говорит тихой Дунай тут да сын Иванович:

«На приездинах гостя не употчевал,

На поездинах гостя да не учёствовать».

Выходил тут Дунай да на красно крыльцо;

Он спускался с Апраксией да с королевичной;

Садил-де он ей да на добра коня,

На добра коня садил да впереди себя.

Вопил он, кричел своим громким голосом:

«Вы ой еси, два брата названые!

Мы пойдем же нонь да в стольно-Киев-град».

Тут поехали они да в стольно-Киев-град,

А едут-де они да ведь чистым полем, -

Через дорогу тут лошадь да переехала,

А на ископытях у ней подпись подписана:

«Хто-де за мной в сугон погонится,

А тому от меня да живому не быть».

Говорит тихой Дунай тут да сын Иванович:

«Уж ты ой, старой казак ты, да Илья Муромец!

Ты возьми у меня Апраксию да на своя коня,

На своя коня возьми ты да впереди себя;

А хоша ведь уж мне-ка да живому не быть,

Не поступлюсь я полянице да на чистом поли».

А сам он старику да наговаривает:

«Уж ты ой, старой казак да Илья Муромец!

Ты уж чёстно довези до князя до Владимира

Еще ту Апраксию да королевичну».

А тут-то они да и разъехались;

Поехал Дунай за поляницею,

А богатыри поехали в стольно-Киев-град.

Он сустиг поляницу да на чистом поли.

А стали они да тут стрелетися.

Как устрелила поляница Дуная сына Ивановича,

А выстрелила у его да она правый глаз;

А стрелил Дунай да поляницу опять, -

А выстрелил ей да из седёлка вон,

Тут и падала поляница да на сыру землю.

А на ту пору Дунаюшко ухватчив был;

Он и падал полянице да на белы груди,

Из-за налучья выхватил булатный нож,

Он хочет пороть да груди белые,

Он хочет смотреть да ретиво сердцо,

Он сам говорит да таково слово:

«Уж ты ой, поляница да преудалая!

Ты уж коего города, коёй земли,

Ты уж коее дальнее украины?

Тебя как, поляница, да именём зовут,

Тебя как величают да из отечества?»

Лежочись поляница да на сырой земле,

А сама говорит да таково слово:

«Кабы я была у тя на белых грудях, -

Не спросила бы ни имени, ни вотчины,

Ни отечества я, ни молодечества,

Я бы скоро порола да груди белые,

Я бы скоро смотрела да ретиво сердцо».

Замахнулся тут Дунай да во второй након;

А застоялась у ёго да рука правая;

Он и сам говорит да таково слово:

«Уж ты ой, поляница да преудалая,

Ты уж коего города, коей земли,

Ты уж коее дальнее украины?

Тебя как, поляница, да именём зовут,

Тебя как величают да из отечества?»

Лежочись поляница да на сырой земле,

А сама говорит да таково слово:

«Уж ты ой еси, тихой Дунай сын Иванович!

А помнишь ли ты, али не помнишь ли?

Похожено было с тобой, поезжено,

По тихим-то вёшным да все по заводям,

А постреляно гусей у нас, белых лебедей,

Переперистых серых да малых утицей».

Говорит тут тихой Дунай сын Иванович:

«А помню-супомню да я супамятую;

Похожено было у нас с тобой, поезжено,

На белых твоих грудях да приулёжано.

Уж ты ой еси, Настасья да королевична!

Увезли ведь у вас мы нонь родну сестру,

Еще ту Апраксию да королевичну,

А за князя да за Владимира.

А поедем мы с тобой в стольно-Киев-град».

Тут поехали они как да в стольно-Киев-град

А ко князю Владимиру на свадебку.

А приехали они тут да в стольно-Киев-град,

Пировали-столовали да они у князя.

Говорит тут ведь тихой Дунай сын Иванович:

«Государь ты, князь Владимир да стольнокиевский!

Ты позволь-ко-ся мне-ка да слово молвити;

Хошь ты взял нониче меньшу сестру, -

Бласлови ты мне взять нонче большу сестру,

Еще ту же Настасью да королевичну».

Говорит тут князь Владимир да стольнокиевский:

«Тебе Бог бласловит, Дунай, женитися».

Веселым-де пирком да то и свадебкой

Поженился тут Дунай да сын Иванович.

То и сколько-ли времени они пожили,

Опеть делал Владимир да князь почестен пир.

А Дунай на пиру да прирасхвастался:

«У нас нет нонь в городе сильне меня,

У нас нету нонь в Киеве горазне меня».

Говорила тут Настасья да королевична:

«Уж ты ой, тихой Дунай да сын Иванович!

А старый казак будет сильне тебя,

Горазне тебя дак то и я буду».

А тут-то Дунаю да не зандравилось;

А тут-то Дунаю да за беду пришло,

За велику досаду да показалося.

Говорит тут Дунай да сын Иванович:

«Уж ты ой еси, Настасья да королевична:

Мы пойдем-ка с тобой нонь да во чисто поле;

Мы уж станем с тобой да нонь стрелятися,

Мы во дальнюю примету да во злачень перстень».

И пошли-де они да во чисто поле.

И положила Настасья перстень да на буйну главу

А тому же Дунаю сыну Ивановичу;

Отошла-де она да за три поприща;

А и стрелила она да луком ярым-е,

Еще надвое перстень да расколупится,

Половинка половиночки не убьет же.

Тут и стал-де стрелять опеть Дунаюшко:

А перв-от раз стрелил, дак он не дострелил,

А втор-от раз стрелил, дак он перестрелил.

А и тут-то Дунаю да за беду пришло,

За велику досаду да показалося;

А метит-де Настасью да он уж третий раз.

Говорыла Настасья да королевична:

«Уж ты ой, тихой Дунай, ты да сын Иванович!

А и не жаль мне князя да со княгинею,

И не жаль сёго мне да свету белого:

Только жаль мне в утробе да млада отрока».

А тому-то Дунай да не поверовал;

Он прямо спустил Настасье во белы груди, -

Тут и падала Настасья да на сыру землю.

Он уж скоро-де падал Настасье на белы груди, -

Он уж скоро порол да груди белые,

Он и скоро смотрел да ретиво сердцо;

Он нашел во утробы да млада отрока:

На лбу у него подпись-то подписана:

«А был бы младень этот силен на земли».

А тут-то Дунаю да за беду стало,

За велику досаду да показалося;