Белый квадрат. Лепесток сакуры - Олег Рой

Спиридонов испытывал странную смесь ощущений – горечь, гнев, стыд, чувство несправедливости, обиду… От выпитого саке он слегка захмелел, и потому все эти эмоции еще более обострились.

– Вы и впрямь полагаете, что сейчас хорошее время для получения новых уроков? – горько улыбнулся он, выходя из своей не то палаты, не то камеры. – Сейчас, когда моя Родина попала в такое аховое положение…

– Трудные времена – самое лучшее время, чтобы учиться, – подтвердил Фудзиюки. – На сытый желудок урок не усваивается. Чем хуже, чем тяжелей обстоятельства – тем больше возможность чему-нибудь научиться. К сожалению, мало кто понимает эту в сущности очень простую истину. Человек склонен уходить в свое горе, топиться в нем, как нежная дева в пруду.

– Неужели у вас вовсе нет сердца? – От спиридоновской «квартиры» до их зала для тренировок было рукой подать, так что пока Фудзиюки проговаривал свою тираду, они одолели все расстояние. – Как можно думать о чем-то еще? Ведь случилась беда!

– Да, беда, трагедия, катастрофа… – спокойно уронил доктор, входя в фанзу. – К сожалению, беды, трагедии и катастрофы – неотъемлемая часть нашей жизни… особенно если мы ничему не учимся. Когда приходит беда, в слезах мало проку. Надо собрать себя в кучу и подумать, как сделать так, чтобы более не допускать подобного. Мы не можем повернуть вспять время, мы не в состоянии вернуть тех, кого у нас забирает смерть, но мы можем защитить тех, кто еще жив, можем сохранить то, что еще не потеряли.

На краткий миг Спиридонов вспомнил про Акэбоно, но с досадой отмахнулся от этого воспоминания. Умом он понимал, что Фудзиюки кругом прав, – умом, но только не сердцем. Сердце его восставало, когда он слушал резоны из уст наставника. Он был не согласен с ними. И безадресный гнев в душе его постепенно обретал направленность; объектом гнева неожиданно стал учитель.

– Вам легко говорить, – глухо сказал Спиридонов, сбрасывая с плеч китель (он носил или японское кимоно, или форму без знаков различия, выданную ему японцами взамен его собственной; то, что от нее осталось после боя, было безжалостно исполосовано в ходе операции, спасшей ему жизнь… зачем вот только?). – Это не ваша страна незаслуженно терпит оскорбительные унижения…

– Незаслуженно ли? – прищурился Фудзиюки. – Простите, но мы разбили ваш флот не на рейде Кронштадта; по всем международным законам Цусимский пролив – территориальные воды Японии. Не Того прошел полмира, чтобы угрожать Санкт-Петербургу; думаю, поступи он так, результат был бы аналогичен. Разве что в плен бы он не попал, совершил бы сэппуку. Но это вопрос разницы культур, а не…

Он не закончил фразы, поскольку они со Спиридоновым были уже на татами. Он церемониально поклонился, и Спиридонов ответил на этот поклон. Внезапно он ощутил странную и какую-то постыдную радость. Будет поединок? Отлично! Он ничем не мог изменить того, что произошло в Японском море, но он мог выместить свой праведный гнев на том японце, что стоял сейчас перед ним. И не важно, что Фудзиюки за это время стал для него учителем, другом – сейчас не было Фудзиюки Токицукадзэ, сейчас перед ним на белом квадрате татами стояла Япония.

– Порт-Артур вам не принадлежал, – пробурчал Спиридонов все так же глухо, примериваясь, как бы половчее схватить Фудзиюки для броска. Он неплохо знал своего учителя, знал, что есть у него один едва заметный физический недостаток – из-за какой-то давнишней травмы правая нога слушалась его чуть хуже, чем левая. В предыдущих поединках Спиридонов никогда этим не пользовался, но теперь почувствовал, что вправе учесть это и этим воспользоваться. – Мы арендовали его у Китая на законных основаниях. И нам плевать, что вы считаете Китай своим задним двором. Возможно, для нас вся Маньчжурия – овин, а Монголия – гумно. Вам до этого нет дела, с чего бы нам должно быть дело до вас?

– Все так, – спокойно согласился с ним Фудзиюки, хладнокровно ожидая атаки. – В этой войне и у нас, и у вас свои аргументы, свои желания. Войны вообще несправедливы по самой своей природе. Но знаете, почему вы проиграли? Вы рассказывали мне, что для вас значит присяга. Вы готовы умереть за каждую пядь своей земли, но Квантун – это не ваша земля. Не наша, но и не ваша. А потому вы и сражаетесь за нее по-другому, не так, как сражались бы за родную… – он слегка наморщил лоб, вспоминая, – за родную Вятку. Потому-то Япония никогда и не подумает отнять у вас, скажем, Владивосток, хотя от него до Хоккайдо в хорошую погоду доплюнуть можно. А если захочет, то потеряет больше, чем рассчитывает приобрести!

И опять Виктор понимал, что его учитель прав. Но от этой его правоты становилось только хуже. Улучив, как ему казалось, выгодный момент, он попытался сделать захват не так, как планировал, а по-другому. И едва устоял на ногах – Фудзиюки оказался готов к такому развитию событий и чуть было не отправил его на татами ловкой подсечкой.

– Когда враг демонстрирует тебе свою слабость, не пользуйся этим, – заметил он. Ученик отскочил в сторону и вновь занял исходную позицию. – Бей туда, где он более всего силен. Кажется, это самое элементарное правило из всего военного искусства.

– Вы не понимаете! – Виктор чувствовал раздражение. Фудзиюки во всем прав – и это разжигало его гнев, словно спирт, выплеснутый в огонь. – Мы не можем отступать, не можем жертвовать нашими интересами. Слабых бьют. Отдай мы вам Артур – кто знает, на что вы позаритесь послезавтра?

– Как я уже сказал, не на ваши земли, но отчасти вы правы, – улыбнулся ему Фудзиюки, а он в это время думал, как атаковать. На этот раз он твердо решил воспользоваться слабостью учителя. Ему было жизненно необходимо отправить доктора на татами. – И у нас есть головы пустые и горячие, как горшок для риса в печи бедняка. Но к чему было продолжать, когда Артур пал? Чего добивалась ваша вторая эскадра? Мстила?

– Мы просто обязаны были поставить вас на место, – медленно сказал Спиридонов, глядя, как Фудзиюки, словно нарочно, все больше и больше раскрывался под его атаку. Хотя, конечно, делал он это совсем не нарочно, а лишь потому, что Виктор подводил его к таким действиям. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что мужчины не сражаются, а танцуют какой-то замысловатый танец, столь синхронными и плавными были их движения, вот только закончиться этот танец должен был броском одного из них на татами. – Мы…

Он не закончил, поскольку момент, которого ожидал Виктор, настал. Казалось, все было идеально построено для атаки, и лишь в последний момент по глазам доктора Виктор понял, что что-то не так.

Фудзиюки знал его план и готов был к его атаке. Неведомая сила подняла Спиридонова в воздух, мир кувыркнулся и больно ударил его о татами.

Пришел в себя он от резкого, неприятного запаха нашатыря. Бок болел так, будто в него всадили трехдюймовую фугасную гранату.

– Простите меня, – сказал Фудзиюки, закрывая пузырек притертой пробкой. – Мне не удалось смягчить ваше падение. Вы слишком сильно хотели сокрушить меня, а я, как вам известно, всегда использую силу противника против него самого. Это основное правило дзюудзюцу. Удар, который вы получаете, вы наносите сами себе.

Виктор попытался подняться. Болел бок, болело бедро, голова тоже болела – должно быть, он знатно приложился о пол. А Фудзиюки остался целым и невредимым, как флот адмирала Того. В этом было что-то важное, что-то такое, на что следовало обратить внимание.

Что-то, что следовало понять. Обещанный Фудзиюки урок.

– Наши враги знали, что делали, когда столкнули между собой наши страны, – сказал Фудзиюки, убирая пузырек в рукав лежащего на полу кимоно. В рукавах доктора была целая переносная аптечка первой помощи, появление оттуда совершенно неожиданных предметов вроде острого британского скальпеля или пилки для кости Виктор наблюдал и раньше. И со всем этим арсеналом доктор ухитрялся порхать на татами, ни разу не выронив никакой мелочи. Это было на грани фантастики – Спиридонов, например, всегда сбрасывал перед боем гимнастерку или вынимал из рукавов кимоно то немногое, что там носил. – Наши народы очень похожи, хотя и разные. Мы не отступаем перед врагом. Нам, японцам, некуда отступать, а вы, русские, считаете каждый шаг назад потерей…

– А разве это не так? – Виктор сел на пол. Кружилась голова, подташнивало. Должно быть, он заработал легкое сотрясение мозга.

– По крайней мере, один из ваших великих полководцев усомнился в этом – и одержал победу над самым могущественным военачальником Запада, – ответил Фудзиюки. – Но вы так привыкли к легким победам, что забыли, в чем их причина. Так что это поражение вам куда нужнее, чем нам эта победа, если можно ее так назвать, конечно.

– Ума не приложу, что вам еще не нравится, – огрызнулся Виктор. – Артур ваш, наш флот на дне. Мирный договор будет в вашу пользу, с аннексиями и контрибуциями…