Спящий с Джейн Остин - Дэвид Эйткен

Прежде чем я сумел наконец-то наполнить ухо мисс Джин жидкостью, содержащей миллионы потенциальных маленьких меня, у нас состоялась настоящая королевская битва. Пресловутая скамеечка превратилась в кучу щепок на ковре, а мы с Джин покатились по полу, причем она пыталась отделиться от меня, а я категорически не желал прерываться на полпути к семяизвержению. (Ну, вы, я думаю, тоже не захотели бы.)

Для того чтобы наконец-то завершить начатое дело, мне пришлось применить к своенравной маленькой шлюхе грубую мужскую силу. Успешно. Острый обломок скамеечки воткнулся в ее левое ухо как раз в тот момент, когда я вошел в правое. Droit de seigneur[90], могли бы сказать вы. Двойная кара. Эту сцену можно было бы вставить в какой-нибудь кинофильм.

Сдается мне, она наслаждалась процессом до самого конца — эта шалунья, нарушительница контрактов. Ладно, крошка Джин не умерла с молитвой на устах, как планировалось вначале, однако альтернативный религиозный мотив состоял в том, что я нанял ее, дабы предать казни. Так что — вполне возможно — в конечном итоге она попала-таки в рай. Не исключено, что мисс Броди сейчас улыбается мне с небес и посылает своему спасителю благодарственные воздушные поцелуи. В общем, тем вечером я славно потрудился, и жаль только, что в силу обстоятельств Джин не способна ходатайствовать о моем условно-досрочном освобождении.

В разное время Дебби и падре Картошка спрашивали меня, думал ли я когда-нибудь о чувствах тех женщин, которых убиваю? Видел ли я в них реальных людей со своими собственными надеждами, страхами и эмоциями? Ответ прост и очевиден. Известный романист Троллоп, обладавший высочайшими моральными качествами (несмотря на толщину, отталкивающее лицо и манеры), полагал, что чувства работающей девушки не имеют большого значения. Более того: когда Троллоп дошел до рассмотрения роли денег в обществе, то был лучшим в этом вопросе, и я чувствую, что он однозначно одобрил бы мой образ действий. Удовольствие, полученное мною от Джин Броди, никоим образом не сравнимо с абсурдной суммой, которую она затребовала в качестве оплаты. Да и вообще, не знаю, можно ли использовать здесь термин «получать». Мне пришлось жестоко сражаться за то, что я в конце концов поимел. Допустим, я сумасшедший, но это не мешает мне быть шотландцем.

Как я уже сказал, квартира была прекрасно обставлена. Здесь имелась не только скамеечка (увы, более не имелась), но также большой мясницкий нож и скороварка. И мисс Джин Броди оказалась свыше всяческих похвал — я могу уверить в этом ее родителей. Да, в самом деле. Честно.

Пока я ел, я обнаружил, что улыбаюсь от уха до уха. Они были, возможно, самой дорогой ушной отбивной, которую кто-либо когда-либо пробовал.

Глава восемнадцатая

На сей раз Ангус вызвал меня для дачи показаний. «Допрошен подозреваемый по делу Разрезателя», — гласили заголовки газет. Разрезатель? Они хоть раз напишут мое прозвище как надо?

Мы опять вернулись к набившей оскомину старой теме алиби. К этому времени я уже озадачил свой немалый интеллект проблемой пребывания в двух местах одновременно, но, к сожалению, крайне мало преуспел в поисках решения. Пожалуй, использование лазерных голограмм оказалось бы несколько дорогостоящим проектом.

Подобно множеству моих предшественников, я столкнулся с казавшейся неразрешимой дилеммой. Как оказаться подальше от того места, где ты собственноручно кого-нибудь убиваешь? Ну почти собственноручно — вы понимаете, о чем я. Подобные вещи хороши для трагически-увечных концертных пианистов в черно-белых фильмах, у них всегда имеются чужие руки, приделанные к их запястьям, но я никогда не мог сыграть даже самой простой мелодийки. Мне медведь на ухо наступил.

Так вот, коль скоро я находился на месте преступления в момент преступления, значит, я был слишком занят там, чтобы оказаться где-то еще. Да, защита — мудреное дело, и неудивительно, что люди, имеющие алиби, цепляются за него мертвой хваткой. В общем-то, вполне уместно говорить о смерти, если Пронзатель преследует вас по пятам, вы согласны?

Итак. У меня не было алиби третий раз подряд. И не будет — до тех пор, пока теплое молоко не научится говорить. (Но даже тогда, разумеется, мне придется убедить его солгать.) Кроме того, меня видели вместе с жертвой незадолго до ее смерти три раза из трех. «Могло ли это, — спрашивал я себя, — обозначать, что «третий раз — несчастливый» для Разрезателя?» Черт! Ну вот, из-за них я теперь и сам запутался…

Я несколько раздраженно сообщил Ангусу Макбрайару, что не собираюсь отвечать за маньяка, который преследует меня по пятам и убивает моих подружек.

— Подружек, сэр? — переспросил Ангус. — Навряд ли. По крайней мере две из них были путанами. — Прискорбно видеть, как британские полицейские все больше и больше перенимают трансатлантическое арго своих американских коллег.

— Шепнула нежно мне на ушко, — сказал я ему, — моя вчерашняя подружка… — Допрос произошел на следующий же день; Ангус времени даром не терял. — «Прости, дружок, я — fille de joie, любви продажной я служу». — Байрон. Хотя, разумеется, Ангусу это невдомек. Полагаю, его знакомство с поэзией ограничивается чем-то вроде: «Раз, два три, четыре, пять, начинаю я стрелять».

Инспектор смерил меня взглядом, ясно дающим понять, что он с удовольствием съездил бы мне в это самое ушко.

— И вы утверждаете, что расстались после того, как покинули этот… э… «Граундлингс»[91], как там называется клуб?

— Это название было принято теми театралами, которые в шекспировские и последующие времена могли позволить себе только стоять в яме, являющейся зрительным залом тех времен, сержант, — беспечно заметил я, на сей раз прочно сидя в своем интеллектуальном седле. — Если б они знали, что сотворили с ценами в баре, носящем их имя! Это подозрительное местечко. Вам следовало бы заглянуть туда вместе со своими… э… шпиками. (Туше, определенно туше! Вы видели, как дернулось его левое веко?)

— Учту, — мрачно согласился он. — Так как насчет моего вопроса?

— Да. Мы с мисс… с Мэгги расстались у входа в «Граундлингс», — сказал я ему. — И пошли разными путями.

— Она — к своей смерти, — задумчиво пробормотал Ангус. — А вы, сэр?

— Я отошел ко сну. Тому сну, — сообщил я ему, — который тихо сматывает нити с клубка забот, хоронит с миром дни, дает усталым труженикам отдых — врачующий бальзам больной души…

— Боюсь, вынужден попросить вас повторить это еще раз, — заявил Ангус, снова копируя жаргон американских детективов, что определенно меня не радовало. — Я не очень хорошо знаком с Оскаром Уайльдом.

— «Макбет», инспектор. Это «Макбет», — объяснил я ему. — Шотландская пьеса. Я отправился прямиком в постель, вот что имелось в виду. Стакан молока, диетическое печенье, несколько минут один на один с Марселем Прустом — и на боковую. Уснуть и видеть сны, как мог бы сказать Оскар Уайльд.

— А этот Пруст может подтвердить ваши слова, да, сэр? — спросил Ангус. (Да, я знаю! И подумал то же самое, что вы сейчас: забавный шотландский полисмен, не сумевший опознать мертвого француза! Интерпол потерпел позорное фиаско.)

Я разъяснил инспектору, кто такой Пруст, и Ангус чуть поморщился, будто бы уловил запах прогорклого печенья. Потом он зашел с другой стороны.

— По мнению наших экспертов, — объявил он, — человек, который совершил все эти преступления, почти наверняка…

Тут Макбрайар, как обычно, сделал многозначительную паузу, вперившись взглядом в голубые дали. Я ждал, когда же он наконец закончит свою мысль и скажет: «Почти наверняка — вы».

Однако Ангус опять меня перехитрил. И к сожалению, не в последний раз. Вернувшись с небес на землю, он сказал вот что:

— Проанализировав поведение преступника, наши эксперты пришли к выводу, что этот человек почти наверняка несостоятелен…

— Вы хотите сказать, он нищий? — спросил я, лихорадочно работая мозгами.

— Физически несостоятелен, — пояснил Макбрайар. — Согласно предпринятым расчетам и… э… так далее. Короче, если этот парень однажды соберется жениться, ему лучше будет пойти в кукольный домик и сожительствовать с одной из кукол.

О, как жестоки бывают люди! Впрочем, чего вы хотите от наших британских полицейских? Я почувствовал, как мой член злобно фыркнул в ответ на эту подколку. Твое счастье, Макбрайар, что ты не девочка по вызову, не то я поимел бы твои уши, дружок. Действительно поимел бы — и незамедлительно.

Внешне, само собой, я был спокоен, как камера обскура Кирремюера в день раннего закрытия. Учтивый? Невозмутимый? Однозначно, да. О, он старался вывести меня из себя — коварный Ангус! Как же обманчив был его мирный экстерьер! Но поскольку я отказался схватить приманку и поскольку судебная система Шотландии не позволяет полицейским инспекторам заставлять подозреваемого спустить штаны, дабы выяснить размер члена, он вынужден был держать свои наручники в кармане и снова меня отпустить.