Коктейль для троих - Маделин Уикхем

– Не знаю,– честно ответила Кэндис.– Думаю, что, когда на горизонте появится тот самый, единственный, он будет для меня всем. Но сейчас – нет… То есть я хочу сказать, я вовсе не теряю рассудок, когда вижу существо в брюках.

Хизер взяла бутылку и в очередной раз наполнила оба бокала. Потом она посмотрела на Кэндис, и ее глаза странно сверкнули.

– В таком случае что же важно для тебя сейчас? – спросила она каким-то напряженным голосом.– Чем ты дорожишь больше всего?

– Чем? – повторила Кэндис, разглядывая свой бокал.– Право, я не задумывалась… Своими родными, наверное, хотя, если говорить откровенно, в последнее время мы с матерью не особенно близки. Ну и подругами, конечно… в особенности Роксаной и Мэгги.

– Да,– кивнула Хизер.– Дружба – это действительно очень важно.

– Еще мне нравится моя работа,– припомнила Кэндис.– Я люблю журналистику, она значит для меня очень много.

– Работа, но не деньги? – уточнила Хизер.

– Нет, конечно, нет! Деньги для меня не особенно важны. То есть важны, разумеется, но не очень. Я хочу сказать, я не какая-нибудь материалистка.– Кэндис снова пригубила вино.– Вообще терпеть не могу жадин. И бесчестных людей тоже.

– А себя ты считаешь хорошим человеком? Прости, что я спрашиваю, но мне это очень любопытно.

– Я стараюсь быть хорошим человеком.– Кэндис смущенно улыбнулась и поставила бокал на стол.– И мне кажется, это у меня получается. Но не потому, что я сама такая замечательная, а потому что меня окружают добрые, честные люди. Рядом с такими людьми очень просто быть хорошей.

Она немного помолчала, разглядывая изрисованную Хизер карточку меню, потом спросила:

– А ты, Хизер? Что нравится тебе, чем ты дорожишь?

Последовала еще одна пауза, во время которой выражение лица Хизер странно и непостижимо менялось. Кэндис показалось, что она видит в ее глазах горечь, разочарование, даже злобу, но это, конечно, было не так. Кэндис решила, что во всем виновато ее слишком живое воображение, к тому же подогретое вином.

– Я научилась ничего не любить и ничем не дорожить,– ответила наконец Хизер.– Потому что когда теряешь что-то очень дорогое – а происходит это, как правило, внезапно,– тебе бывает очень больно. Только что у тебя было все, и вдруг – ничего.– Хизер щелкнула пальцами.– Просто раз – и нет!

Кэндис почувствовала, как в ней снова просыпается острое ощущение вины. Ей очень хотелось продолжить этот разговор и, быть может, даже рассказать Хизер всю правду о себе и своем отце.

– Знаешь,– начала она неуверенно,– я никогда… никогда…

– А вот и наш ужин несут! – перебила Хизер, показывая куда-то за спину Кэндис.– Слава богу, я уж думала, мы здесь с голода помрем.

Отправив в рот последнюю порцию спагетти, Роксана положила вилку и вздохнула. Она сидела напротив Ральфа за своим крошечным кухонным столом, покрытым расшитой льняной скатертью. Верхний свет не горел, а из гостиной доносился приглушенный голос Эллы Фицджералд.

– Это было дьявольски вкусно,– заявила Роксана, шутливо прижимая ладони к животу. – А ты почему не ешь?

– Если хочешь, можешь доесть.

Ральф пододвинул к ней свою почти нетронутую тарелку, и Роксана, слегка сдвинув брови, снова вооружилась вилкой.

– Аппетита нет? – спросила она.– Или похмелье все еще дает о себе знать?

– Что-то вроде того,– ответил Ральф небрежно.

– Ладно, если я лопну – ты будешь отвечать! – предупредила Роксана.– Выбросить такую вкуснятину я просто не могу – это выше моих сил. Знаешь, когда я уезжаю в очередную командировку, мне очень не хватает твоих спагетти. Даже когда я была в Италии, которая, как известно, является родиной макарон, я не ела там ничего подобного.

– По-моему, ты мне льстишь,– заметил Ральф.– Любой шеф-повар в любом приличном ресторане способен приготовить спагетти в тысячу раз лучше.

– А вот и нет! – с горячностью возразила Роксана, отправляя в рот очередную порцию макарон.– Они там слишком увлекаются специями. Что написано в рецепте, то они и кладут, а ты подходишь к делу творчески. В твоих спагетти перца и томата ровно столько, сколько нужно – ни больше ни меньше.

Роксана быстро расправилась с остатками спагетти и, покачиваясь на задних ножках стула, поднесла к губам бокал с вином.

– И вообще,– добавила она,– я хотела бы, чтобы ты приходил ко мне каждый вечер, чтобы готовить «спагетти по-оллсопски». И то, что ты этого не делаешь, я считаю проявлением твоего крайнего эгоизма!

– Да, ты права, я – эгоист,– согласился Ральф – Во всяком случае, к тебе я отношусь крайне эгоистично. Я хотел бы, чтобы ты принадлежала только мне одному, поэтому специально кормлю тебя спагетти. От них ты растолстеешь так, что не будешь пролезать в дверь и не сможешь никуда выходить из квартиры.

– Почему это я не должна выходить из квартиры? – подозрительно прищурилась Роксана.

– Потому что по улицам рыщут алчные, голодные мужчины, которые живо умыкнут такое сокровище, как ты, стоит мне только на минуточку отвернуться.

Роксана негромко рассмеялась и отпила еще глоток вина.

– Нет, ты не эгоист,– сказала она убежденно.– И вообще, я просто пошутила. Отличное вино, между прочим.

– Да, неплохое,– согласился Ральф, после чего оба замолчали.

Некоторое время никто не произносил ни слова, потом Ральф обронил небрежно:

– Скажи, ты никогда не загадывала, где ты будешь, скажем, ровно через год? Ну, чем ты будешь заниматься и так далее?

– Почему ровно через год? – удивилась Роксана, чувствуя, как ее сердце начинает биться быстрее.– Что за срок такой?

– Ну, через три года,– поправился Ральф, экспансивно взмахнув рукой.– Через год, через три, через пять…

– Ты что, собираешься предложить мне новую работу? – осведомилась Роксана.

Ральф слегка пожал плечами.

– Да нет, я просто интересуюсь.

– Никогда об этом не думала.

Роксана отпила еще глоток вина, надеясь, что оно поможет ей сохранить спокойствие. Отчего-то ей вдруг стало очень не по себе. По обоюдному молчаливому согласию они с Ральфом никогда не говорили о будущем, никогда не касались тех сторон жизни, одно упоминание о которых могло причинить обоим боль. Обычно они разговаривали о работе, о новых фильмах, о путешествиях. Изредка они сплетничали о коллегах или о нижнем соседе Роксаны, который казался обоим в высшей степени подозрительным: Роксана уверяла, что он – колумбийский мафиози-наркоторговец, Ральф же был уверен, что он – русский шпион, и собирался взять у него интервью для «Лондонца». («Скажите, как вы находите лондонские туманы? Не скучаете ли по московским снегам и медведям?») Изредка они вместе смотрели по телевизору дубовые американские сериалы и, давясь от смеха, обсуждали неумелую игру актеров, но даже когда на экране появлялся неверный супруг, изменяющий жене с коллегой по работе, они никогда не заговаривали о собственном положении.

Правда, давным-давно – в самом начале их отношений – Роксана чуть не со слезами просила Ральфа рассказать ей что-нибудь о жене, о семье, о его жизни вдали от нее. Каждый раз, когда он уходил, Роксану буквально трясло от горя и унижения. Бывало, она бросала ему самые страшные обвинения, ставила ультиматумы, но все было тщетно. Прошло порядочно времени, прежде чем она научилась вести себя так, словно каждый вечер засыпала в его объятиях. Это был просто инстинкт самосохранения, способ защитить себя от разочарований и боли. Благодаря такому самообману у Роксаны появлялось ощущение, будто из них двоих именно она ставит условия, а для нее это всегда было очень важно.

Подняв голову, Роксана увидела, что Ральф все еще ждет ответа, и лицо его при этом было таким, что она с трудом подавила дрожь внезапного и необъяснимого страха. Взгляд Ральфа был пристальным, сверлящим, словно от ее ответа зависела его жизнь.

Стараясь выиграть время, Роксана отпила еще глоток вина, потом поправила волосы и беспечно улыбнулась.

– Через год? – повторила она.– Что ж, если бы я могла оказаться, где захочу, я выбрала бы пляж где-нибудь на побережье Карибского моря. И разумеется, чтобы рядом был ты.

– Рад это слышать,– ответил Ральф, и его губы дрогнули в улыбке.

– А еще мне бы хотелось,– мечтательно добавила Роксана,– чтобы кроме тебя рядом оказалось штук десять официантов в белых тужурках, готовых незамедлительно исполнить любое наше желание, любой каприз. Они бы подавали нам еду и напитки, рассказывали забавные истории, но главное – они должны мгновенно исчезать, как только мы захотим остаться наедине с морем и закатом.

Отпив еще глоток из бокала, Роксана снова посмотрела на Ральфа. Ее сердце отчаянно билось. «Понимает ли он,– подумалось ей,– что я только что описала идеальный медовый месяц?»

Ральф продолжал смотреть на нее, и лицо у него было таким, какого Роксана еще никогда у него не видела. Внезапно он взял ее за руки и поднес их к губам.