Близнецы и "звезда" в подземелье - Сергей Иванов

— Надь, ты лучше нашим позвони, насвиститам что-нибудь... Сможешь?

В ответ Надя Морова лишь улыбнулась: дескать, неужели вы меня еще не изучили?!

— Тогда бежим отсюда! — вдруг сказала Ольга.

И была совершенно права. Потому что сейчас уходить всем вместе — это уж точно придется объясняться с Маргаритой Владимировной. Генка и Олег это быстро сообразили. Надя моментально отрезала три куска «рыжика»:

На дорожку!

Не, Надь...

А руки так и тянулись к торту!

Наконец они оказались на улице, не попрощавшись... Но что же делать? И снова машина, снова разговоры с шофером про деньги, про «поздно в вашем возрасте...»

— Вообще-то на кладбище вечером не всякий поедет! — сказала Ольга.

Дескать, видите: я же вам говорила!

— На слабо меня берете? — засмеялся шофер. — А известно вам, что на слабо дурак попался?

И с этими словами они поехали — сначала в «самолет», потому что близнецам надо было там кое-что сделать, причем до возвращения взрослых Сильверов. Оставив, как они считали, «успокоительную» записку, Олег и Ольга рванули в тот переулочек, к дому Валентины Васильевны Ромашкиной, к дому возле... кладбища!

В машине теперь только и разговоров было — о том; как похожи Ольга и Олег. А почему они стали так похожи, об этом несколько позднее!

У меня тоже вообще-то были знакомые... — начал таксист, то и дело оборачиваясь на близнецов, которые сидели рядом на заднем сиденье, — тоже были, но, ей-богу, не такие!

Ты до ужаса на девчонку похож, — говорил Генка, — до ужаса!

Это я похожа на переодетого мальчишку! — заступилась за брата Ольга.

С этими охами и ахами они домчали до сидящего в подвале Витальки Ромашкина. Таксист без всяких уговоров согласился ждать... На этот раз мальчишки не пошли в дом, а остались под яркими ростовскими звездами, в тишине, в теплом ночном безветрии, когда самый громкий звук рождают бесшумно проносящиеся по воздуху летучие мыши.

А Ольга в это время открывала тяжелый люк:

— Эй, Виталий!

Ромашкин сидел на тюфяке и, забыв про все, писал что-то в тетради той самой ручкой, которой он якобы должен был пробивать ступеньки в каменной глине... Поднял голову:

Оля!

Точно, я. Ты чего пишешь?

Почитать?

Сейчас это было ужасно не кстати. Однако глаза у Ромашкина были такие, что Ольга изобразила заинтересованность.

Конечно, почитай!

Только ты не обижайся, ладно?

Не обижаться?.. Ну ничего себе! Он ее в атомном каземате держал, не просил, чтоб не обижалась. А тут... Нет, Ромашкин, ты все-таки, как говорится, чудо в перьях! Однако ответила спокойно:

Читай, Виталь, чего мне обижаться!

Ну смотри, — сказал он почти сурово. Дескать, я предупреждал. И стал читать.

Как и полагается в книжках, мы напишем эти стихи короткими строчками, хотя, конечно, перед нами не Пушкин и не Алексей Константинович Толстой, сочинивший прекрасное стихотворение «Колокольчики мои, цветики степные», которое нравится людям, несмотря даже на то, что его заставляют учить в школе.

Закатный луч светился долго, Он красил небо, облака. Тебя я буду помнить, Ольга, На все столетья и века!

С тобой мы встретились случайно. Потом расстались навсегда. Но в сердце, словно в сейфе, тайна Легла на долгие года!

Я виноват! И с той виною Мне не расстаться ни черта! Между тобой и подлым мною Легла суровая черта!

Не знаю, как вам, но Ольге эти стихи очень понравились! Она была прямо-таки поражена ими.

Тут и не стоит улыбаться! Потому что... Одно дело, когда ты просто слушаешь или читаешь какое-нибудь стихотворение. Да, говоришь, вообще-то нехило. А про себя, конечно, считаешь это все чепухой заморской.

Но совсем по-иному ты слышишь и чувствуешь, когда это про тебя, тебе лично! Тогда ты очень ясно замечаешь и волнение поэта, и его огромную искренность, душевность стихотворения. А некоторые слабости, типа «на все столетья и века», тебе кажутся совершенно несущественными. Да подумаешь, какое дело, что века и столетья — одно и то же. Главное, как это было произнесено, главное, как глаза у поэта сверкали в те мгновения.

Причем при свете голой электрической лампочки!

Понимаете, о чем я говорю? Если не понимаете, то поймете потом. Если только вам кто-нибудь и когда-нибудь посвятит хотя бы одно стихотворение!

Глава XXV РАЗГОВОР НА КРАЮ ПРОПАСТИ

А у Ольги сейчас было очень трудное положение, очень трудное. Ей до ужаса хотелось спросить, не написал ли Виталька еще чего-нибудь... в этом же роде. И если написал, пусть прочитает!

Но ведь она пришла сюда совсем не за этим. А потому сказала как можно спокойней, хотя душевность в ее голосе слышалась очень ясно:

Хорошие стихи... Я не из-за того, что они... ну, ты сам понимаешь. Я просто... Я вообще не ожидала, что ты так хорошо умеешь писать. И честно!

У меня тут еще есть.

Что стоило ей сейчас сказать: ну давай же, читай. Да ведь обстоятельства приказывали ей вести себя совсем по-другому... Что за жизнь у нас такая, вы не знаете? Хочется делать одно, а приходится совсем другое!

Глава XXVI НОЧНОЙ БАРМЕН СТАС

Трюк Висюлькина был теперь понятен Ольге: взял деньги У этих, которые называются «брателлы», купил где-то по дешевке наркотики... Вернее, не где-то, а просто в Туапсе... Перевез их сюда.

Потом собирался переправить в Москву — таким же образом, при помощи ребят из «школы». И там продать, что получилось бы дороже во много раз!

То есть он просто собирался подзаработать. И никакой школы, никаких Аллы Пугачевой и Филиппа Киркорова... Это печально было признать, но это было именно так!

Ольга вышла к мальчишкам, ждавшим ее в крохотном палисадничке, на скамейке, которую буквально, как фаны знаменитых артистов, обступили высокие цветы на тонких ножках. И тут Ольга снова вспомнила про то, что никакой школы нет, никаких выступлений... И все ее мечты, и все На-дины мечты, и других ребят... того же Шальнева... Но, подумав это, она почему-то сказала:

В общем, так. Его надо немедленно спасать! А наркотики уничтожить... Пускай бежит, куда хочет!

Да за что же его спасать? — сердито буркнул Генка.

Спасают, чтоб ты знал, ни за что, а просто так!

И Ольга пристально посмотрела на Генку: мол, странствующие рыцари могли бы понимать такие вещи! И тут же она надорвала конверт и протянула брату один из пакетиков с коричневым, видимо, липким веществом внутри.

— Точно, гашиш! — бормотнул Генка угрюмо. — С такими делами вообще-то надо в милицию идти.

Они переглянулись... «В милицию» — это, между прочим, только легко говорится/Потому что вот представьте себе: вы приходите туда, показываете пакетик... И вас тут же начинают трясти: где взял, откуда, сколько еще есть и кто с этим связан. А вы говорите, что у вас больше нет, потому что скажешь: есть, в подвале, где один человек сидит и тэ дэ, то уже и «человека» к этому делу подошьют, и тебя самого, потому что правильно ли это — людей в подвалы сажать?

Ну и так далее. А главное, когда до Висюлькина дело дойдет, уже некого будет спасать!

Нет, конечно, возможно, что милиция станет действовать и по-другому — как показывают в художественных фильмах: «Наша служба и опасна, и трудна...» Но, возможно, что она будет действовать, как в кинофильмах не показывают.

В таком случае, стоит ли рисковать?

И первым, кажется, все это просчитал «странствующий Генка», который во время своих странствий много всякого повидал и, похоже, со многими «дядями милиционерами» имел дело.

— Ладно, — сказал он сурово, — как хочешь!

Но предупреждаю: очень может получиться, что его отпустят, а тебя там оставят!

Почему?

Потому... Чтоб заложницей была!

— Подожди пугать! Тебе же нравился мой план! Чего ж ты теперь?.. Сказано — замазано!

Генка посмотрел на Олега: дескать, мне что, больше всех надо? Твоя сеструха, а не моя!

— Кончайте вы трусить! — сказала Ольга. — Смельчаки!

Мальчишки хотели ответить ей, что не за себя же они трясутся-то... ну и тому подобное. Однако это выглядело бы как-то неубедительно, потому что каждому из них предстояла довольно-таки трудная работа. Хотя, конечно, первой надо было рисковать Ольге. И от ее везения зависело очень много. .. Если не все!

Ладно, хорош болты болтать! — сказал Генка. — Решили — делаем! — словно бы это не он только что разводил сомнения. — Вы сидите здесь еще пятнадцать минут, а я за мопедом... Металл?

Заметано.

Странствующий рыцарь пропал в уже густых сумерках, чтобы не сказать темноте, а близнецы остались сидеть на скамейке в чужом садике, среди каких-то южных цветов. Странный это был момент в их жизни. Сейчас от действий Ольги и Олега зависела судьба двух человек — Висюльки-на и Виталия Ромашкина!

Они сидели, тесно прижавшись друг к дружке, как любили сидеть в самом раннем детстве, как сидели когда-то, непредставимо давно, в животе у мамы Марины, да и сейчас они любили вот так же сидеть.