Посредник - Педро Касальс

Наступила ночь. Ветер, гулявший по улицам старой части Мадрида, растрепал волосы Салинаса, отчего он еще больше стал похож на профессора английского университета. От холода черты его лица заострились, очки давили на переносицу больше обычного. Продрогнув, адвокат вскоре решил вернуться в офис.

Перед тем, как снять пальто, Салинас вынул из кармана купленный на улице последний номер газеты «Диарно-16» и положил его на столе в кабинете.

Контора адвоката помещалась в квартире, выходившей окнами на Пласа-Майор. Комнаты рядом с кабинетом он приспособил под жилье.

Бегло проглядев газету, Салинас бросил ее на ящик с картотекой. Он устал. Не в состоянии заниматься больше работой, он направился в гостиную, стены которой были сплошь заняты книжными полками, что делало ее похожей на библиотеку.

Крошечная кухонька, в которую вела деревянная дверь, была обставлена в американском стиле — просто и удобно. Есть Салинасу не особенно хотелось, а готовить что-либо было лень. Не испытывал он желания и поужинать в каком-нибудь из ресторанов по соседству. Впрочем, он решил пока не думать об этом и погрузился в чтение детектива Патриции Хайсмит[11]. Салинасу очень нравилась эта писательница, хотя на людях он в этом не признавался; когда же он хотел выглядеть эдаким интеллигентом чистой пробы, то заявлял, что его любимый автор Стендаль.

В кабинете зазвонил телефон.

— Слушаю.

— Привет. Это я, Ана!

— Как дела?

— Я еще кое-что узнала. — Девушка хотела с ним увидеться. — Найдется у тебя свободная минутка?

— Для тебя всегда.

— Ну и прекрасно. Я сейчас приду, от тебя мне совсем близко до «Красного льва». Если не возражаешь, перекусим что-нибудь, и тогда я смогу прямиком отправиться на свой шоу, строить там из себя обезьяну. — Ана, как обычно, говорила с юмором. — Но сначала зайду что-нибудь купить, чтобы не возиться долго на кухне.

— Спасибо, Ана.

«И почему только я живу холостяком? Ведь Ана мне нравится, быть с ней вместе так хорошо, — думал Салинас. — Тем не менее, я цепляюсь за свою свободу, хотя иногда, как сейчас, вовсе ею не дорожу».

Лишь принявшись за вторую котлетку, Салинас вспомнил, что бар у него пуст.

— Позор! Надо же — чтобы со мной такое случилось! Ведь я-то и ем больше для того, чтобы при этом выпить, — бормотал он.

— Не беспокойся. Меньше выпьешь — больше здоровья будет.

— Хотя подожди, подожди... — и он, почтительно изогнувшись, достал из-за шкафа бутылку «Глен Гранта» в зеленой картонной коробке. — Совсем о ней забыл. Но такой виски надо пить, став на колени. Настоящий, из Стрэтспи, сделан из чистого ячменя. Только ячмень, никаких примесей!

— Прекрасно!

— Тебе со льдом?

— Со льдом, только добавь побольше воды, сегодня мне еще танцевать придется, — ответила Ана, у которой щеки разгорелись.

— Хорошо, хорошо! — Салинас с наслаждением ел копченую форель прямо руками.

— Ну, и что тебе удалось разузнать?

— Думаю, это для тебя важно. — Ана сбросила туфли, чтобы чувствовать себя удобнее. — Этот Пепе Рольдан, который, казалось бы, совсем прогорел...

— Да?

— Так вот и нет. Оказывается, у него все в порядке.

— Значит, не прогорел.

— Вовсе нет... — Ана с удовольствием смаковала «Глен Грант».

— Этот дядя снова принялся за свои гулянки. Совсем недавно его и не видать было — так плохи были его дела, а сейчас он опять загудел... и это при том, что кругом все страдают от кризиса. Как тебе это?

— Странно, странно.

— Послушай, да ты что-то про него еще знаешь.— Девушка была в прекрасном настроении. Кончив есть, она уселась прямо на обтянутый паласом пол.

— Знаю только то, что этот тип тесно связан с Салой.

— И я это знаю. Плохо придется этому Рольдану, верно?

— Да, плохи его дела, — серьезно ответил Салинас. Продольные морщины на лбу его при этом обозначились резче. — Все, кого этот проклятый посредник втягивает в свои дела, — люди обреченные... все.

В одиннадцать, как Золушка, подстегиваемая неумолимым временем, Ана заново накрасилась перед зеркалом и наспех попрощалась:

— Я должна минута в минуту поспеть на спектакль. А мне еще надо покраситься под львицу и соответственно одеться — вернее, снять с себя все лишнее.

Услышав, как хлопнула дверь, а на ступеньках лестницы защелкали ее каблучки, Салинас загрустил.

Адвокату никак не удавалось погрузиться в чтение. Ему все время представлялось лицо Аны — оно словно выплывало в его воображении крупным планом, как будто она находилась совсем в нескольких сантиметрах от него.

Салинас обычно не очень охотно общался с людьми. По пальцам пересчитать можно было тех, с кем ему было хорошо, в чьем «поле» ему было приятно. Многие женщины ему казались привлекательными, но если при этом они находились не ближе десяти метров... А уже на расстоянии пяти метров он вдруг видел, что прическа понравившейся ему женщины покрыта лаком, и это было ему неприятно. В двух метрах он мог разглядеть каждую волосинку над губой, метрах в полутора — черные точки на коже своей собеседницы. В метре — ему виделись все дефекты, а уж в десяти сантиметрах — даже поры, то слишком открытые, то, напротив, закрытые и из-за этого как бы уплотнившиеся. По всем этим причинам лишь с немногими женщинами он чувствовал себя хорошо, их «поле» ему подходило. А в Ане все его тянуло к ней, даже исходивший от нее запах «тоника», горьковатый и чуть-чуть эротичный. В «поле» этой девушки Салинас чувствовал себя прекрасно.

Барселона — «Ла Торга» — Альпенс

Пуйг и Салинас на мотоцикле БМВ-1000 мчались в сторону Вика. Ветер впивался им в лицо, временами им казалось, что они не едут, а летят.

Минут через сорок они подъехали к огромным цистернам, в которых недавно хранилось оливковое масло Салы. Сидевший в машине Пуйг, туго обтянутый кожаным пиджаком, с крепкой бычьей шеей, казался изваянным из камня.

Они направились к месту, где был найден покойник. Оттуда хорошо виден был его дом на крепком каменном фундаменте, хотя и полуразвалившийся.

— Вот тут его и обнаружили. Утверждают, что со стороны казалось, будто он просто заснул. — Пуйг показал на землю.

— Понятно...

— Пойдем осмотрим дом, — предложил Пуйг.

— Хорошо.

— Может, найдем там что-нибудь интересное...

Они прошли метров сто, перепрыгнув через два оросительных канала, тянувшихся от фундамента дома, и поднялись по щербатым, покрытым мхом ступеням. Прямо за домом, примыкая к загону для скота, находился сеновал. По запаху, пропитавшему все вокруг, чувствовалось, что еще совсем недавно в загоне держали овец.

Отодрав деревянный щит, приколоченный гвоздями к дверному проему, они вошли в дом. Там было темно, комнаты пребывали в запустении, стены покрывал налет копоти — судя по всему, печь была неисправна и пропускала дым. Пол, похоже сделанный из цемента, не отличался ровной поверхностью.

Поначалу они не обнаружили ничего интересного. Лишь порывшись в комнате, где сторож устроил спальню, отыскали кое-что примечательное: в одном из ящиков в шкафу, вперемежку с порнографическими журналами, хозяин хранил старые книжки в бумажных переплетах. Книжки были потрепаны и зачитаны.

— А он ведь сказал мне, что грамоты не знает,— удивился Салинас. — Между тем, кто-то эти книжки читал. А жил здесь он один.

— Да, странно.

— Судя по всему, не только в этом он мне наврал.

Они еще с полчаса копались в доме, обшарили все укромные уголки, но ничего нового для себя не нашли.

Документов покойного тоже не было. Впрочем, их могли забрать его родственники.

— Салинас, мне удалось узнать еще, что сторож родом был из Альпенса. Может, нам съездить туда, что-нибудь о нем выведаем? — Когда Пуйг сосредоточивался на какой-то мысли, он чудно закатывал глаза, отчего они становились белыми. — Всего пятнадцать километров отсюда.

— Прекрасная идея! Поехали! — Салинасу хотелось действовать, хоть как-то продвинуться в своих поисках. Он почувствовал, что, следуя предложению Пуйга, им, может быть, удастся узнать что-нибудь новое.

— Меня еще одна деталь беспокоит, кажется темной, — продолжал свои размышления Пуйг. — Если сторожа действительно убрали с дороги, почему так долго ждали с тем, чтобы помочь ему умереть? Отчего его не прикончили сразу же — во всяком случае, до того, как ты первый раз с ним говорил?

— Да. Это странно. Но учти, что убили его сразу же после того, как я стал допрашивать его понастойчивее. — Салинас снова пожалел, что он не приложил при последней встрече с ним побольше усилий, не загнал полностью сторожа в угол вопросами.

— Правда, полной уверенности, что его убили, у нас тоже нет — это ведь еще не доказано, — уточнил Пуйг.

— И все же ты в этом уверен не меньше, чем я.

— Верно. Но улик-то у нас нет, а для дела одних подозрений мало.

— Ты рассуждаешь, словно ты адвокат, а не я.

— Дурное начало прилипчиво, Салинас, — глубокомысленно изрек Пуйг.