Танец на тлеющих углях - Инна Бачинская

– Как-то это все… – Алик испытующе смотрел на Шибаева. – Значит, что же получается, он вызвал тебя на девять, приготовился к встрече, смотрел кино, и тут его… – Адвокат взмахнул рукой.

– Именно так и вышло. Он вызвал меня, приготовился к встрече и смотрел запись. Только на самом деле было совсем не так.

– Что было совсем не так?

– Не мог он меня вызвать, Алик.

– Как это не мог? Вызвал же!

– И нанять он меня не мог, и вызвать не мог. Я никогда не видел этого человека. Нанял и вызвал меня в Ольшанку другой – я узнал его по голосу, та шавка, которая назвалась Григорьевым! А настоящий Григорьев ни сном ни духом…

– Подожди, Саша! – взмолился ошеломленный адвокат. – Ничего не понимаю! Кого убили?

– Григорьева убили, настоящего, совладельца и управляющего банком «Народный кредит». Я видел его пропуск, там фотография.

– А тот… другой? – Алик не мог прийти в себя. – На хрен?

– Это вопрос на хрен. Хотя и не очень сложный. На хрен – понятно, а вот кто! В данной ситуации интереснее, кто!

Глава 12

Предчувствие радости

– Это мы уберем! – Сэм Вайнтрауб был деловит и решителен. Знакомил Васю со своим видением перемен для дома и сада. Он тыкал указательным пальцем в заросли дикого винограда и говорил: – Это убрать! Освободить окна. Нам нужен свет. Битые стекла на веранде заменить, крышу к черту убрать – поставим стеклянную, пропускающую свет. Будет летняя студия.

Вася ходил следом, кивая, слушал вполуха, согласный на все. Он был полон неясных видений и замыслов, ощущая себя деревом, в котором по весне забродили соки. Кубик, в свою очередь, ходил за Васей, полный любопытства, и совал нос в каждую дырку. Он с удовольствием принимал перемены в жизни – было весело и кормить его стали лучше.

– Барахло выбросить, – продолжал Сэм. – Мебель тоже. Тряпки, банки, бутылки, бочку – к такой-то матери в костер! Устроим аутодафе. Художнику нужен простор. Эти деревья – срубить на дрова! Дом… – он задумался на миг. Васе показалось, что он сейчас скажет, дом – снести! Но Сэм сказал: – Дом побелить, окна вымыть. Полы тоже. Кухню привести в божеский вид. Прикупим мебель, самое необходимое на первый случай, по минимуму. Можно еще занавески… какие-нибудь. Но это потом. И непременно плафоны для света. Хорошо хоть, электричество у тебя есть! Вода тоже ничего, похожа на минеральную, ее бы еще пустить на кухню. И ванну обязательно! – Он мельком взглянул на заросшего бородой Васю. – Поставим танк… ну, этот… как они называются? В старых домах? Титан! Поставим титан, заодно и дом обогреет.

– Но это же страшно дорого, – бормотал Вася. – Это же чудовищные деньги!

– Постараемся обойтись малой кровью. Завтра я привезу контрактора, пусть оценит, будем считать и торговаться. И клининг-леди, пусть разгребет все внутри, и сразу же начинаем ремонт!

– Кого ты привезешь? – не понял художник.

– Контрактора, который будет делать ремонт.

– А… еще кого? Ты сказал «леди»?

– Клининг-леди! Уборщицу!

– Уборщица называется «клининг-леди»? – удивился Вася.

– Какая разница! – отмахнулся Сэм. – Я ее видел: здоровенная, как битюг, бабища, контрактор порекомендовал.

– А может, мы сами как-нибудь?

– Нам тоже хватит. А с теткой этой потом договоримся, чтобы приходила раз в неделю убирать. И готовить. И сразу же едем в художественный салон, присмотрим материалы. Кисти, краски…

– Сема, я все забываю спросить. Холст ведь нужен старый!

– И что?

– Откуда у нас старый холст?

– Это мои проблемы, Василек. Достанем, очистим. Пусть тебя это не волнует.

– А как ты вывезешь старый холст? Говорят, с этим строго!

– Куплю сертификат. У вас тут все покупается и продается. Это же будет картина Рудницкого, а не какого-нибудь корифея. Картины Всеволода Рудницкого никакой художественной ценности не представляют. Пока. Еще есть вопросы?

– Нет. То есть да. Я подумал… краска ведь будет свежая, а картинам Рудницкого лет восемьдесят должно быть или даже все девяносто.

Вася наконец высказал то, что его мучило. Он всей душой хотел, чтобы волшебник Сема Вайнтрауб разубедил его, сказал, ерунда, Василек, все решаемо, это мои проблемы. Он боялся расстаться с надеждой. Его пальцы уже вздрагивали, предвкушая кисть. Он боялся задать вопрос, на который у Семы не будет ответа. Но и промолчать не мог, мучился…

Сема не обманул его ожиданий.

– Отстал ты, Василек, от передовой техники производства фальсификатов, – сказал он бодро. – И состарить картину можно, и кракелюры нанести, и даже заполнить их грязью, причем современной холсту. И высушить в микроволновке. Наша задача облегчается тем, что подлинного Рудницкого не существует в природе и наш опус не с чем будет сравнивать. Ну, там, длину мазка, технику и подобную фигню. А кроме того, история знает таких мастеров подделки, которые оказались не по зубам даже самым зубастым экспертам. Слышал про Ван Меегерена? Вот кто виртуоз был! Подделал картины Яна Вермеера Делфтского, и, если бы сам не раскололся в минуту слабости, никто бы никогда ни о чем не догадался. Но это уже другая история. Так что расслабься, Василек, ты ничуть не хуже. Все будет о`кей.

Позже, когда они сидели за столом под корявой яблоней, которую решили пока пощадить, и перекусывали, Сэм вдруг сказал:

– Забыл рассказать, я ведь видел ребят! До того, как нашел тебя. Их Борик Басов собрал. А тут я подвернулся, совершенно случайно! Посидели в «Английском клубе», потрепались за жизнь.

– Наших ребят? – встрепенулся Вася. – А кто был? Я никого не видел после диплома…

– Ну, во-первых, Борька Басов. Ты его, конечно, помнишь, у него кликуха была Барс, чем он страшно гордился. Хотя, какой там Барс! Мелочь пузатая, щеки все надувал.

– Где он теперь?

– В Германию залетел. Вышел замуж за немецкую аристократку, чуть ли не графиню или баронессу, о чем не преминул упомянуть, сноб несчастный! Ухватил бога за ноги. Торговый бизнес, говорит, старый, семейный, магазины антиквариата в Риме и Берлине, и у него лично не сегодня завтра открывается художественная галерея. Говорит, давай держаться вместе, старик, мы же коллеги. Вальяжный, высокомерный, на пальцах антикварные перстни из семейной лавки. Говорю, покажи хоть фотографию жены, как, интересно, выглядят немецкие титулованные особы? Где она у тебя: в антикварном медальоне, под сердцем, или в бумажнике, рядом с кредитными карточками? Он откосил, бормотал что-то вроде нет с собой, не взял, оставил у себя в люксе… Представляю себе это страшилище!

– Почему страшилище? – улыбнулся Вася.

– Да если бы не страшилище, он бы всех забодал своей баронессой! Ты что, Борьку не знаешь? Он же вечно свистел про дядю-министра и тетю – оперную певицу. А тут настоящая графиня, шутка ли сказать!