Родная кровь - Сергей Джевага

— Благодарю, господин, — поклонился трактирщик. — Вам того же. Откушайте, чем боги послали. Все свое, свежее. Жена хорошо готовит.

— Попробуем, — кивнул Феран.

Трактирщик удалился за стойку. Его дочери сняли котел с огня, наполнили глубокие миски наваристым супом, расставили перед нами. Я принюхался, едва сдержался, чтобы не наброситься с ходу. Пахло восхитительно. Во рту скопилась слюна, в животе аж рычало от голода. Я порыскал взглядом по столу, цокнул языком. А неплохо им тут боги шлют. В мисках холодное мясо, нарезанное ломтями, разваристая гречневая каша, всяческие соленья и копченья, вареные овощи. Посередине горячий хлеб. Корочка блестящая и ломкая даже на вид.

Маэрдир алчно потер руки, хлопнул в ладоши. На открытом лице расплылась счастливая улыбка обжоры. Свой глинтвейн он давно вылакал. Не знаю, по какому рецепту делал питье трактирщик, но мечнику действительно стало лучше. Он давно не чихал и не кашлял. Неестественная бледность исчезла, воин взбодрился. Я взял кружку, принюхался с подозрением. Запах обычный, терпкий. Правда, чувствовалась легкая гнильца, но так бывает — вино застоялось, бочки немытые…

Товарищи уже давно пили, кряхтели и крякали, нахваливали напиток. Даже Рол немного пригубил, но сразу отставил. То ли трезвенник, то ли не понравилось. Я поднес кружку ко рту, но отхлебнуть не успел…

— Эскер, постой, потом набьешь брюхо, — сказал Феран добродушно. — Сходи, глянь на наши комнаты. Надо проконтролировать.

Я скривился. Тихо, так чтоб никто не заметил, вздохнул. Не дадут поесть, злодеи! Сами жрут, набивают пасти. Бросил отчаянный взгляд на еду, взмолился:

— Может, потом?

— Выполняй приказ, солдат! — подмигнул мне Феран с какой-то дурашливой веселостью. — А ведь ты солдат… сол-да-тик… Трактирщик, комнаты готовы?

— Да, господин! — с готовностью ответил хозяин, выскочив из-за стойки.

— Мой человек посмотрит, как там, — заявил лейтенант. «Так вот! Мой человек! — подумал я угрюмо, — Теперь ты в армии, Эскер, не забывай. А вот что с Фераном? Неужели захмелел? Или мне кажется? Но нет, вон Рол угрюмо и как-то удивленно косится на командира. А маг… маг ушел в себя, ел сосредоточенно и жадно… оголодал, бедняга».

Я встал из-за стола, чуть не опрокинув стул. Подхватил посох и поправил меч на поясе. С ожиданием глянул на трактирщика. Тот пожал плечами, но дурь и блажь господ надо исполнять, и он поманил пальцем одну из дочерей.

— Проводи господина на второй этаж, пусть посмотрит комнаты.

Девушка кивнула, оглянулась на меня. Я качнул головой — иди-иди, я за тобой.

— Эй, Эскер! — нагнал меня голос Ферана у самой двери. — Зачем посох тягаешь? Оставил бы.

— Да-да, молодой господин, что ж вы так, — подхватил трактирщик. — Оставьте. Тяжесть-то какая! Ничего с посохом не станется.

Угу, подумал я зло. Уже сглупил один раз и чуть не подох от зубов болотных тварей. Но вслух сказал с наигранной бодростью:

— Это все, что досталось мне от отца. Посох дорог как память.

— А-а-а… — протянул командир. — Ну тогда лады, таскай, коль хочешь…

Трактирщик развел руками: хотел как лучше, а получилось как всегда. Старался смотреть в пол, горбился и даже чуть приседал. Я хмыкнул — в недостатке услужливости не упрекнешь. Отворачиваясь, поймал его быстрый взгляд. В выцветших глазах промелькнул откровенный испуг и потаенная злоба. Я моргнул, даже головой тряхнул. Наверное, показалось. Везде мерещатся враги, надо поспать, отдохнуть…

Дочь трактирщика нагнал на лестнице, пошел следом. Взгляд непроизвольно впился в мелькающий перед глазами округлый зад. Я сглотнул, мотнул головой. А ведь хорошенькая. Даже сквозь грубую ткань платья видно, как ходят крутые бедра. Да и остальное весьма… весьма… Сочное, женственное тело не скрывало даже такое неказистое платье.

Усилием воли я отогнал сладостные грезы, встряхнулся. Что со мной? Никогда не бросался на женщин как оголодавший зверь. А сейчас готов растерзать. Хотя видал девушек гораздо красивее и лучше.

Мы вошли на второй этаж. Я остановился в изумлении, недоверчиво покачал головой. Стены обшиты дорогим красным деревом, полы устланы мягкими коврами. Под потолком хрустальные люстры, толстые свечи дают ровный золотистый свет. Обстановка больше подходила для замка богатого вельможи, чем для захудалого сельского трактира.

Девушка оглянулась, смущенно улыбнулась. Стрельнула глазками, но, устыдившись своей смелости, склонила головку и покраснела.

— Что с вами, господин?

— Нет, все в порядке… — пробормотал я растерянно. — Пойдем дальше. Далеко?

— Нет, что вы, господин! — воскликнула дочь трактирщика. — Почти пришли. Вон за теми дверьми ваша комната. Следующие — для ваших спутников.

Девушка прошмыгнула вдоль стены, распахнула предо мной толстую дверь лакированного дерева. Я вошел, распахнул рот в изумлении. Комната огромная, словно поле, вся в шелках и золоте. У стены великолепная широкая кровать с балдахином. На вид очень мягкая, на таких только короли спят. Ноги утопали в толстом ковре. Нос щекотали запахи дорогого вина и благовоний.

Я со стуком захлопнул рот, повернулся к дочери трактирщика.

— Откуда это? — спросил я, сделав широкий жест.

— Что? — удивилась девушка, — Ах да! Всегда тут было, господин.

Я нахмурился и задумчиво почесал подбородок. Даже если предположить, что какой-то эксцентричный богач выстроил подобное в глуши… Но ведь остальное в запустении. Как можно ухаживать за огромным домом вчетвером, поддерживать порядок? Трактирщик жаловался на недостаток денег. А здесь такая роскошь! Достаточно, например, продать вон тот подсвечник, чтобы жить безбедно целый год.

Взгляд неожиданно уперся в окно. Я замер, изумленный. За прозрачным стеклом занимался рассвет. Небо играло всеми цветами радуги. Огромное алое солнце поднималось из-за горизонта, яркие лучи высвечивали густой хвойный лес. Где-то слева блестела широкая лента реки. Перед домом зеленела небольшая лужайка. Травка молодая, по-весеннему сочная, вся в блестящих капельках утренней росы…

Я вздрогнул, по телу прокатилась волна чудовищного холода, сгустила кровь, превратила сердце в осколок льда. И голову пришла страшная догадка. Я попытался от нее отмахнуться. В такое не хочется верить. Но мысль не отпускала, вызывая противную дрожь.

— Господин! — позвала дочь трактирщика.

— Что… что такое? — пробормотал я. Отвел взгляд от пейзажа за окном. Губы плохо слушались от страха.

Девушка робко и застенчиво улыбалась, мяла краешек платья.

— Господин, вы такой красивый… А в деревне нет парней. Я открыл рот, чтобы брякнуть что-то непринуждённое и легкомысленное. Но слова застряли в глотке. Я закашлялся, выпучил глаза. Девушка задрала подол, легким текучим движением сняла платье через голову. Под платьем не оказалось даже обязательной ночной рубашки. Лишь ослепительное в своей наготе тело. Я не удержался, прикипел взглядом. Кожа нежная, белая. Фигура идеальная, очень женственная. Длинные золотистые волосы растрепались, ложились неровными прядями на полную грудь совершенной формы.

Во рту пересохло. Я нервно сглотнул, пошатнулся на ослабевших ногах. На этот раз уже горячая волна вспыхнула внизу живота, воспламенила кровь и покатилась вверх. Ударила в голову с силой кузнечного молота и разметала мысли.

Дочь трактирщика сделала маленький шажочек вперед, улыбнулась. Даже не пыталась облизывать полные губки, чтобы соблазнительно блестели. Таких хитростей она просто не знала. Это наши девицы, бывалые и раскрепощенные, могут. Они вообще многое могут… А эта — чистая как родник, простая и бесхитростная.

Я оперся о посох, задышал тяжело и хрипло. Пот градом катился по лицу. Я едва сдерживался. Взгляд скользил по совершенному телу, сердце стучало тяжело и гулко.

— Господин, идите ко мне… — позвала девушка. Голос стал ниже и глубже, в нем появились приятные грудные нотки.

«Животное! — подумал я зло. — Какое же ты животное, Эскер…» Мысль промелькнула и тут же стала затухать под напором дикого, непреодолимого желания. Но я ее вернул, вцепился в нее, как утопающий в бревно. Усилием воли оторвал взгляд от груди девушки, постарался смотреть в глаза. Ее зрачки расползлись на всю радужку, превратились в черные угольки.

— Господин… — прошептала юница.

Я собрал волю в кулак и крепче сжал посох в руке. Стало легче, вернулась ясность мыслей и чувств. Теперь явственно ощущалась аура звериного очарования, что окружала девушку.

— А где клыки? — спросил я хрипло.

— Какие клыки? — изумилась она, остановилась, сбитая с толку.

— Ну как же… — с усилием сказал я. С каждым произнесенным словом тело покидало странное онемение, дышать стало легче. Кожу покалывало, словно при обморожении. — Ты же должна выпустить клыки, зарычать… Или потом, в процессе, когда я размякну, расслаблюсь и подставлю шею?..