Эпохи Айры. Книга первая - Аксинья Лукриянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Готов поспорить, любимая Иона, что наше дитя совершит немало удивительных подвигов! — гордо выпячивая грудь, заявил отец.
Харис, окруженный любовью своих родителей, рос способным и любознательным мальчишкой. Он стремительно изучал мастерство управления голосами и столь же прытко постигал мир вокруг себя. Большую часть времени мальчик посвящал чтению легенд, а благодаря отцу, много путешествующему по землям Айры, стал интересоваться языками. Настойчивость Хариса, восхищала отца, но нередко перерастала в слепое упрямство. Мать мальчика — темноволосая, смуглая Иона — знакомила сына с секретами травников. Как и многие дети, Харис часто приносил домой раненых зверей и птиц, которых, после долгого лечения, он отпускал на свободу. Мать одобряла всякие проявления милосердия и сострадания в сыне, называя эти качества основой человечности. Ахерон, обучая сына искусству Хранящего, знакомил его и с мастерством кузнеца. В Хоэле была кузница и Ахерон подолгу пропадал в ней, выковывая хорошие мечи и доспехи для воинов Хильмарии. Мальчик учился всему, с любопытством и интересом берясь за любое дело, он исполнял заданное безукоризненно и быстро. К восьми годам его знали как Хариса — помощника и сына кузнеца, наследника мудрости Ахерона — но мало кто догадывался о недостатках характера молодого Хранящего. Слыша лишь свое юное, горячее сердце, Харис оказался вспыльчивым и нетерпеливым. Быть может, он прилежно относился к учебе и работе, но дар Хранящего он принимал как должное и не стремился совершенствовать свои умения управлять голосами. Чрезмерная вспыльчивость во время тренировок порождала массу неприятностей: мальчик нередко возвращался домой в ожогах, так как голоса, вырвавшись из-под контроля Хариса, обжигали его руки и тело.
— Когда же ты будешь слушать отца? — спрашивала Иона, промывая раны сына. — Разве ты не желаешь стать сильнейшим Хранящим?
— Ты предлагаешь заглушить свое сердце?! — недоумевал Харис. — Разве не в чувствах Хранящего сокрыта его сила?!
Избранник Файро сохранит воспоминание красивого, загорелого лица матери на всю жизнь. Ее зеленые глаза зачаровывали глубиной, алых губ то и дело касалась нежная улыбка. Он никогда не наблюдал ее в гневе, травница была всегда спокойна и добра. Несколько дней она могла провести у кровати больного, терпеливо промывая его раны отварами и настоями, но все равно ее взгляд оставался сияющим, словно живущее в ней милосердие, не тускнея от усталости, разогревало в ней жизнь, передавая ее тепло больным и немощным. Но трепетная любовь сына к матери не мешали ему становиться похожим на своего решительного, твердого отца. Статный воин Хильмарии, Ахерон видел две войны, участвовал во множествах сражениях, прошел десятки тысяч миль в походах по землям Айры и закалил свой характер, словно сталь. До рождения сына Ахерон мог поклясться, что упрямство детей — выдумка неумелых воспитателей, но столкнувшись с непоколебимостью Хариса, воин взял свои слова обратно. Наблюдая за сыном, с уверенностью призывающим голоса в момент раздражения или гнева, Ахерон тревожился о ближайшей судьбе юного Хранящего.
— Если ты так ловко разжигаешь пламя, — крикнул Ахерон на одном из уроков, — научись тушить его! Не давеча как вера ты поджег конюшню и, слава Создателю, что в ней не было лошадей!
Но зачем было пытать свою душу, призывая ее к терпению? Харис продолжал совершенствоваться в разжигании пламени и каждый раз, когда пламя вырывалось из-под его власти, мальчик предоставлял возможность отцу совладать с ним. Детство — пора упрямства, которая завершиться для Хариса лишь к десятому году жизни.
Весна 1013 года пришла вместе с чумой, сразившей треть жителей Хоэля и половину населения Сохт-Росса. Иона пала жертвой продолжительной болезни в самом конце эпидемии. Ее сестры по ремеслу нашли лекарство слишком поздно. Глубокий трехдневный сон женщины окончился безмолвной кончиной лучшей травницы Хильмарии. Иона покинула мир живых, оставив в нем любимого сына и мужа.
Стоит признать, что чума в тот год была не единственной бедой Хильмарии. Воры и мародеры все чаще объявлялись в городах, наживая свое богатство на утвари пустых домов вымерших семей.
Оставшись вдовцом, Ахерон был вынужден заботиться о хозяйстве самостоятельно. Сын, осознавая тяжесть взвалившегося на отца груза, на равных разделил с ним обязанности. Теперь Харис позабыл о тренировках и большую часть своего времени мальчик проводил в саду, на конюшне или дома, занимаясь хозяйственными делами. Лишь дважды в неделю Ахерон проводил с Харисом тренировки, но и тогда он оставался недовольным его вспыльчивостью.
— Я знаю, как тебе больно, Харис, — говорил воин, обнимая сына, — но до тех пор, пока ты не обуздаешь свой гнев и обиду, ты останешься слабым. Вспомни свою мать: какой сильной и отважной она была! Так что же делало ее таковой? Только добро, сияние которого затмить не в силах ярость или боль. Пусть Иона и не была Хранящей, но она была сильнее любого из нашего рода.
Харис слушал отца и вспоминал, как терпелива, бесстрашна была его мать. Не страшась заразиться, она промывала раны больных чумой и сражалась за жизнь каждого хильмарийца. «Взгляни на этих больных, — говорила она каждый раз, когда Харис пытался забрать ее домой, — каждого их них кто-то любит и молиться о спасении его жизни. Быть может, им смогу помочь лишь я, а ты желаешь забрать меня, лишив их последней надежды». Душа Хариса, терзаемая муками горя, обратилась к разрушению и сила, непривычно могущественная для мальчика его лет, подчинилась велениям юного сердца.
Прошло несколько месяцев и чума, наконец, вдоволь насытившись тысячей жертв, отступила. Однако, воры все еще продолжали разграблять дома в Хоэле и поместье рода Инар не стало исключением. Харис проснулся глубокой ночью, разбуженный непривычным шорохом, доносившимся с кухни.
Мальчик бесшумно спустился по ступеням и увидел двух воров, поспешно закидывающих в необъятные мешки столовое серебро. Тогда, самонадеянность Хранящего вспыхнула в нем с небывалой силой. Подозвав голоса,
