Семеро против Ривза - Ричард Олдингтон

— Минуточку! — сказал мистер Ривз. — А что вы думаете об этом мистере Хиггинс Как-Бишь-Его, хороший он музыкант?

— У этого молодого человека вполне определенное видение будущего, — сказал мистер Ремингтон, — он наделает в мире много шума.

Оставшись один, мистер Ривз набил трубку и пошел по аллее прочь от свинарника. В голове у него был полнейший сумбур. Подобно большинству людей, мистер Ривз имел весьма туманное представление о том, чем занимается Наука. С этим словом было связано у него представление о беспредельных и таинственных силах, которые казались ему столь же чудесными, как заклинания знахаря — непросвещенному африканцу; перед его мысленным взором возникали люди в белых халатах и масках, склонившиеся над пробирками или разрезающие живых собак и морских свинок, чтобы обеспечить ему, мистеру Ривзу, исправно действующую канализацию или избавить его от угрозы рака. В основе же всего лежал Моисеев кодекс догматов, известный под названием «Законы Науки».

Резкая разница во мнениях двух ученых мужей подорвала этот идеал мистера Ривза.

И мистер Ривз ощутил глубочайшее отчаяние, какое овладевает нищими духом, когда их лишают приятного чувства уверенности. Он искал рыбу мудрости, а получил змия распрей и сомнений. Из головы у него не выходила фраза насчет того, что «в будущем не будет никаких свиней». Мистеру Ривзу не нравилась мысль, что некем будет населить его образцовый свинарник при домике «вдали от всей этой суеты». Но даже если свиньи станут такими же бесполезными, как белые слоны, мистер Ривз твердо решил завести их — когда у него появится тот домик. Он не мог поверить, чтобы синтетические заменители ветчины и жареной свинины могли привести к уничтожению живых свиней. По этому важному вопросу он держался резко антиремингтоновской точки зрения, служа тем самым иллюстрацией того печального обстоятельства, что все мы толкуем Науку так, как нам нравится.

Не помогли эти светочи знаний рассеять и туман, царивший у него в голове по поводу мистера Хиггинс-Рэгга. Весьма сомнительно, чтобы мистер Ривз знал, кто такой был дельфийский оракул, но за истекшие полчаса он повстречался с двумя оракулами. Конечно, мистер Ундервуд правильно заметил, что мистер Хиггинс-Рэгг превратил рояль в ударный инструмент, но что это значило — одобрение или неодобрение? Вот это мистеру Ривзу было непонятно. Опять-таки совершенно ясно, что если мистер Хиггинс-Рэгг будет и дальше играть в своем нынешнем стиле, он неизбежно наделает много шума, как и предсказывал мистер Ремингтон, — но считает ли мистер Ремингтон, что этот шум следует субсидировать? Словом, чем больше мистер Ривз размышлял над этими высказываниями, тем больше он терялся в догадках. Платить или не платить — вот в чем вопрос…

Тут мистер Ривз увидел в отдалении элегантную фигуру Энси, спешившего к нему, размахивая длиннопалыми руками и вопя: «Мистер Ривз! Мистер Ривз!» Мистер Ривз поспешно оглянулся в поисках какого-нибудь укрытия — ему даже пришла отчаянная мысль спрятаться в чахлых кустах крыжовника. Слишком поздно! Мчавшийся сломя голову Энси споткнулся о низенькую каменную ступеньку, неуклюже изобразил несколько немыслимых пируэтов, чтобы удержать равновесие, и, схватившись за лодыжку, то жалобно скуля, то непристойно ругаясь, изо всей силы запрыгал на одной ноге. Под влиянием мгновенно пробудившегося человеколюбия мистер Ривз кинулся к нему на помощь.

— Вывихнули лодыжку? — взволнованно спросил он.

— Сломал, сломал! — хныкал Энси. — Я теперь на всю жизнь калека.

— О, господи, надеюсь, что нет, — чрезвычайно обеспокоенный его состоянием, сказал мистер Ривз. — Позвольте я помогу вам добраться до скамьи.

Изо всех сил вцепившись в руку мистера Ривза, Энси неуклюже запрыгал по аллее, оглашая воздух слезливыми причитаниями.

— Черт его знает, какое безобразие! Вся моя жизнь пойдет теперь прахом, а от Руперта, уж конечно, компенсации не жди. Как я страдаю — вы и представить себе не можете. Ну, почему это должно было случиться именно со мной? Почему не с кем-то другим? Никогда бы этого со мной не было, если бы я не стремился помочь другим. В жизни никому больше не стану помогать!

— Обождите, обождите! — стараясь успокоить его, сказал мистер Ривз. — Давайте сначала посмотрим, а вдруг вы можете на нее ступить.

— Ну, конечно, не могу, — хныкал Энси.

— А вы попытайтесь, — настаивал мистер Ривз.

С бесконечной осторожностью мистер Хоукснитч поставил ногу на землю.

— Ой! — взвизгнул он. — Черт знает какая боль!

— Перелома у вас нет, — сказал мистер Ривз, внимательно наблюдавший за всей этой процедурой, — а если это растяжение, самое правильное — ходить, чтобы разогнать кровь.

— Но я же не могу!

— Лучше все-таки пересилить себя, чем потом лежать три недели, — весьма здраво заявил мистер Ривз. — Ну, попытайтесь.

После долгих препирательств и уговоров мистеру Ривзу удалось наконец заставить Энси сделать несколько шагов, которые тот совершил, отчаянно хромая и оглашая воздух бесконечными жалобами и причитаниями. Но с каждым шагом хромота его становилась все менее заметной, а когда они добрались до садовой скамейки, стала и вовсе умеренной. Энси тяжело опустился на скамью, стянул носок и чрезвычайно осторожно и бережно ощупал больную лодыжку. Мистер Ривз заметил, что на ней не появилось ни синяка, ни опухоли.

— Я думаю, что даже и растяжения нет, — успокоительно сказал он. — Просто она у вас сильно подвернулась. Скоро все будет в полном порядке.

Энси продолжал сосредоточенно массировать лодыжку, двигая во все стороны ногой. Наконец даже он, видимо, убедился, что жизнь его вне опасности. Тогда с патетическим вздохом он откинулся на спинку скамьи, осушил глаза красивым шелковым носовым платком, пригладил волосы, поправил галстук, купленный в Бэрлингтонских аркадах, и одернул двубортный жилет.

— Так я и знал, что это будет один из моих несчастливых дней, — жалобно сказал он. — Мадам Кутар, ясновидица, потрясающее существо, — вы с ней знакомы? — я каждую неделю хожу к ней за советом, — так вот как раз в четверг она предупредила меня, что на этой неделе может возникнуть опасность для моего тела и жизни. А сегодня утром за завтраком я просыпал соль. Следовало бы мне понять, что меня ждет нечто ужасное, и быть поосторожнее. Правда, по счастью, черная кошка перебежала мне дорогу, когда я выходил из дому. Наверно, это и спасло меня, как вы думаете?

— Угу, — изрек мистер Ривз, разжигая трубку, — угу.

— Просто удивительно, как все сбывается, — с глубоким убеждением сказал Энcи. — Со мной так не раз бывало. Я, конечно, посылаю всех моих друзей к мадам Кутар, и она уделяет мне уйму внимания. Непрестанно справляется обо мне по звездам.

— Даже по звездам справляется? — иронически заметил мистер Ривз.

— Да, и по волшебному кристаллу тоже, — продолжал Энcи, не заметив тона мистера Ривза, — и это так помогает. Знаете, она как-то раз позвонила мне и сказала, что Марс и Венера очень ко мне враждебны и я должен быть крайне осторожен. Я тогда всю неделю провел в постели и уберегся от беды. Одному богу известно, что было бы, если бы я вышел. Мадам Кутар считает, что меня даже убить могли.

— Смотрите-ка, — сказал мистер Ривз.

— И она видит очень много всего про меня в своем магическом кристалле. Я ведь уже старый спирит, и кристалл делает для меня то, чего для новичка никогда не сделал бы. Вы знаете, что мадам Кутар предсказала мою встречу с Берти?

— В самом деле? — безразличным тоном заметил мистер Ривз.

— Да, она увидела в своем кристалле красивого молодого человека, который играл на каком-то инструменте, — она сказала, что не могла разобрать, на чем: то ли на лютне, то ли на аккордеоне, но она точно видела, что это был музыкант и что он будет иметь какое-то отношение ко мне. Не прошло и двух месяцев, как я встретил Берти и сразу понял, что мы станем близкими друзьями. Он ведь, знаете ли, тоже старый спирит.

— Вы меня поражаете, — сказал мистер Ривз.

— Да, конечно, с первого взгляда этого не скажешь, — согласился Энси, — но он помнит то, что происходило три тысячи лет тому назад, когда он был главным музыкантом одного из фараонов.

— Удивительная память, — только и сказал мистер Ривз. — Он что же, так и не умирал?

— Нет, тело его, конечно, умерло, — сказал Энси. — Увы! Но душа находит все новые воплощения. С ним произошло несколько поразительных случаев — можете мне поверить. Как-то раз, когда он уж очень набедокурил в предыдущей жизни, он возродился в виде соловья в персидском саду, и ему пришлось петь с острым шипом в груди.

— Хм, — сказал мистер Ривз, начиная терять терпение.

— Вы и представить себе не можете, какое чудо этот Берти, — сказал Энси, задумчиво ковыряя в носу. — В его характере есть черты, которые он не показывает никому, кроме меня. А какой музыкант! Я никогда еще не слышал, чтобы кто-нибудь играл так, как он.