Наикратчайшая история Греции. От мифов к современным реалиям - Джеймс Хенидж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Героиня Греческой войны за независимость Ласкарина Бубулина: вдова, мать, богатая судовладелица и капитан военного корабля. Портрет кисти неизвестного художника, XIX в. Национальный исторический музей Греции, Афины
© Wikimedia Commons
На сцену выходят филэллины
Все лето 1821 г. сотни очарованных Байроном филэллинов, многие из которых были ветеранами Наполеоновских войн, тайком пробирались в маленькие пелопоннесские порты. Они ожидали радушного приема, но командиры-греки не знали, что делать с этой публикой. И вот по деревням стали шататься целые толпы неприкаянных, ища, к кому бы присоединиться, пока у них не заканчивались деньги, а когда-то великолепная форма не выгорала на балканском солнце.
Участвовавший в Наполеоновских войнах полковник Иосиф Балест, кому была поручена организация корпуса регулярной армии, где царила бы дисциплина, сумел найти применение некоторым офицерам и поставил их командовать греками. Многие же из прибывших так и болтались по всему Пелопоннесу и от нечего делать без конца затевали стычки и драки. Балеста преследовали неудачи[52], а как следует организовать людей сумел только генерал-майор Карл фон Норман-Эренфельс, приехавший из Германии.
Битва при Пета
Странная армия выдвинулась для борьбы с турками летом 1822 г. на север страны, освобожденный от контроля Али-паши и готовый теперь поддержать греческих повстанцев. Ею командовал гражданский с головы до ног (неотъемлемой частью его образа был европейский фрак) Александр Маврокордато, а начальником штаба у него был Норман-Эренфельс. Одновременно с филэллинами и нерегулярными частями действовали клефты, пришедшие с Пелопоннеса и гор Эпира.
Эта разношерстная компания почти из 2000 человек сошлась в сражении с восьмитысячной турецкой армией недалеко от эпирской деревни Пета. И здесь стало понятно, как по-разному сражаются западные филэллины и греческие клефты. Европейцы вели беглый огонь и держали оборону. Клефты стреляли откуда-нибудь из-за скалы и пускались наутек. Европейцы полегли все; греки остались в живых и бились потом еще один день. Подавленный Маврокордато отправился в Месолонгион[53].
О том, что произошло, прознали в Европе, и уже вскоре молодые люди могли попасть в Грецию только через Марсель. Масла в огонь добавила и книга разочарованного филэллина-пруссака де Больмана.
Греков Античности больше нет. После времен Сократа, Солона и Демосфена наступило полное невежество. Вместо мудрых афинских законов повсюду варварство.
Л. де Больман. Замечания о моральном, политическом и военном состоянии Греции (Remarques sur l’ ‘état moral, politique et militaire de la Grèce), 1823 г.
А потом закрыли и Марсель.
Контрнаступление
Турки мстили своим греческим подданным, как только могли. В начале 1822 г. султан высадил десант на богатый остров Хиос, славившийся производством мастики и расположенный неподалеку от Анатолии, когда узнал, что его жители встали на сторону повстанцев. На самом деле их соседи, самосцы, высадившись на Хиосе, уже какое-то время подбивали хиосцев на восстание, но те колебались. Впрочем, это их не спасло. К войскам султана вскоре присоединились головорезы с материка, и началась страшная резня. К лету примерно две трети из 120 000 жителей острова погибли или попали в плен. Хиос так больше и не возродился.
Из всего Пелопоннеса под властью Османской империи оставались лишь прибрежные крепости, куда вынуждена была отступить ее армия, но и над ним тоже нависли грозовые тучи. Двадцатитысячная турецкая армия шла на освобождение осажденного Нафплиона, где гарнизон изголодался до того, что начал есть траву. Греки освободили ей путь, без боя оставив внушительных размеров крепость Акрокоринф. Люди, облеченные властью, спешно всходили на корабли, и Аргосский залив бурлил от бежавших фанариотов.
Тем временем турецкий флот вышел из Стамбула, чтобы соединиться с армией, шедшей к Нафплиону. В июле 1822 г. передовые части войска Османской империи достигли города, сняли осаду и с нетерпением стали ждать прибытия флота. Однако турецкий адмирал, не выдержав атак флотов Идры и Спеце, отказался входить в залив и повернул обратно. Армии султана ничего не оставалось, как попробовать отступить по узким горным проходам, где, наступая, она не оставила никаких укреплений. Теодорос Колокотронис и его клефты воспользовались этим обстоятельством и разбили турок в битве при Дервенакии.
Гражданские войны
Греки вернули себе Пелопоннес, отразили наступление турецкой армии и флота. Второе Национальное собрание, открывшееся в 1832 г., должно было внести изменения в конституцию и сформировать новое правительство, но не сумело преодолеть разногласий. Политики считали, что должны контролировать военных; военные полагали, что политики обязаны делать то, что им сказано и заниматься лишь снабжением повстанцев. От побед у всех кружились головы, и ни одна из сторон не понимала, что без другой ничего не сделает. К 1824 г. у Греции оказалось два правительства: одно официальное (политики, которых поддерживали на островах), другое повстанческое (Колокотронис и его военачальники).
На Пелопоннесе разыгрались две подряд гражданские войны. Первая закончилась в июле, когда Колокотронис сдал Нафплион правительству. Вторая началась в октябре, когда восстание против слишком высоких налогов дало Колокотронису возможность отыграться. Правительство убедило предводителей кланов Центральной Греции, главой которых был Иоаннис Колеттис (хитроумный эпирот, некогда личный врач сына Али-паши), пойти против их пелопоннесских братьев. Колокотронис тяжело переживал смерть сына и сдался. На этот раз он попал в тюрьму.
Маврокордато умело разыграл свои карты и переждал все бурные события в маленьком западном порту Месолонгион. Это было мудро, потому что этому месту суждено было вскоре на какое-то время стать самым известным городом Европы.
Байрон и друзья
Британцы долго сопротивлялись попыткам греков втянуть их в свои дела, но самый знаменитый английский поэт постепенно избавлялся от летаргии. Лорду Байрону только что исполнилось тридцать пять лет, он сокрушался, что ушла молодость (а вместе с ней и привлекательность), а очередной роман не приносил никакой радости. Ему было скучно. Когда же в Генуе
