Неоконченное путешествие - Перси Фосетт

Район Тауаману широко эксплуатировался каучуковыми фирмами, и в каждой чакре можно было достать бананы и плоды папайи. Так как Виллис был не только превосходным поваром, но и сноровистым рыбаком, питание у нас было отличное. Более того, мы жили настолько хорошо, что слух о нашем благополучии долетел до Кобихи, и оттуда началось паломничество полуголодных солдат и других жителей, которые выпрашивали у нас еду и спиртное. Мы могли выставить им обильное угощение, так как наши индейцы только что поймали роскошную красно-зелено-желтую двенадцатифутовую анаконду, которая оказалась очень вкусной.

Кобиха расположена на границе между Боливией и Бразилией, пограничной линией служит река Акри. Направляясь туда из Порвенира, мы проходили мимо могилы полковника Арамальо, убитого в пограничном конфликте 1903 года. Один из индейских солдат, сопровождавших наших вьючных мулов, отделился от остальных и с почти истерическими рыданиями бросился на могилу. Я заинтересовался этим — ведь боливийцы любили утверждать, что индейцы не способны на какие-либо чувства. Мне сказали, что этот солдат, проходя мимо могилы полковника, всякий раз выражает свое горе. Достигнув места назначения, мы почувствовали непреодолимое желание последовать его примеру, ибо представить себе что-либо более гнетущее, чем эта Кобиха, было попросту невозможно.

Это был довольно крупный речной порт, так как его положение на высоте около восьмисот футов над уровнем моря допускает непрерывную навигацию по всему водному пути вплоть до самой Атлантики. Вначале Кобиха была барракой, потом ее забросили, и она снова заросла дикой растительностью. В 1903 году ее захватили бразильцы, но были прогнаны боливийцами, напавшими на них совместно с индейцами. Горящими стрелами, обернутыми в намоченный керосином хлопок, они зажгли хижины, и, когда оборонявшиеся стали выскакивать наружу, перестреляли их одного за другим. Ни одному бразильцу не удалось спастись. Даже три года спустя, когда мы прибыли сюда, здесь еще повсюду валялись скелеты. Бразильцы снова пришли в это место, на этот раз в качестве рабочих; здесь и в районе Пурус их насчитывалось около шестидесяти тысяч.

Мое беспокойство относительно инструментов наконец разрешилось. Геодезических хронометров не было — один украли, другой был в Манаосе в починке, а единственный теодолит имел серьезное повреждение и пользоваться им было невозможно. Межевание границы — работа, затрагивающая важные, более того, жизненные интересы Боливии, будет, следовательно, вестись с помощью моего собственного секстанта и хронометра. Тем не менее я решил, что работа должна быть выполнена, несмотря на отсутствие заинтересованности и неспособность отвечающего за проведение съемок начальства. Однако в то время, признаться, я так разозлился, что уже почти решил послать все к черту.

Хозяева больших баркасов, ходивших по реке выше Кобнхи, баснословно наживались на перевозке грузов, зачастую беря за транспортировку столько же, сколько стоит сам груз. В сухой сезон, с апреля по ноябрь, сообщение на крупных судах становится невозможным — могут ходить одни только каноэ и маленькие лодки, так называемые игарите. В навигационный сезон на реке полно сирийцев и армян. Их бателоны доверху загружены дешевыми товарами, они меняют их на каучук и сколачивают богатства гораздо скорее, чем их собратья, неутомимые mercachifleros[64], или подвизающиеся на плоскогорьях коробейники. Когда торговля на реке в разгаре, Кобиха уже не производит такого гнетущего впечатления.

Как пункт сбора каучука двух крупных фирм Кобиха имела гарнизон, насчитывавший двадцать солдат; прочее население составляли тридцать штатских, которыми управлял вечно пьяный интенденте[65] в чине армейского майора. Тут жили один или два иностранца, хорошие парни, но большие любители выпить. По меньшей мере двадцать из пятидесяти обитателей города болели бери-бери, было и несколько случаев beriberi galopante, необычайно скоротечной разновидности этой болезни, когда смерть могла наступить в течение каких-либо двадцати минут или двадцати часов.

Еженедельный рацион солдата местного гарнизона состоял из двух фунтов риса, двух небольших банок сардин и половины банки консервированных креветок. На все это он должен был существовать. Просто поразительно, что кто-либо мог вообразить себе, будто люди, ведущие напряженную жизнь, могут поддерживать свои силы при таком скудном рационе. Не удивительно, что на припасы, которые мы привезли с собой, производились налеты, и мы смотрели на это сквозь пальцы.

Здешний доктор, работавший в доме фирмы Суарес и утверждавший, что он изучил все местные болезни, заявил мне, что бери-бери вызывается плохим питанием, пьянством и худосочием и передается определенным микробом, но как, никто не знает. То же относится и к эспундии, добавил он.

— Вот подождите, попадете на Абунан, — «ободрял» он меня, — там весьма распространен вид столбняка, почти немедленно приводящий к смертельному исходу.

Бери-бери и другие болезни ежегодно уносили около половины населения Кобихи — потрясающая цифра! И это не удивительно, ибо немногочисленные утки да цыплята, несъедобное чарке и рис составляли единственную основу их питания. Леса кругом были полны дичи, но люди были слишком ослаблены болезнями, чтобы охотиться.

Интенденте, безграмотный мошенник, едва умевший написать свою фамилию, любил играть в карты. Мы поселились в непосредственной близости от хижины, в которой располагался гарнизонный штаб. Однажды ночью мы услышали, как интенденте приказал своему младшему офицеру сыграть с ним в карты. Тот отказался. Раздался пьяный рев, после чего возмущенный молодой офицер покинул хижину. Интенденте вытащил свою саблю и, шатаясь, двинулся вслед за офицером. У дверей барака он настиг его, ударил ногой в пах и тяжело ранил саблей. Адъютант интенденте выбежал на шум посмотреть, в чем дело, и имел неосторожность призвать шефа к порядку. Тот бросился на него и стал гонять вокруг хижины, держа саблю обеими руками и рубя ею налево и направо. Бедный малый был бы перерублен пополам, если б хоть один из этих ударов пришелся по нему. Спрятаться можно было только в нашей палатке, и адъютант вбежал к нам с побелевшим лицом, моля о помощи.

По пятам адъютанта, громыхая, ворвался его начальник.

— Где тут у вас этот мерзавец? Куда вы спрятали его, проклятые гринго?

— Тихо! — сказал я. — Как вам не стыдно нападать на безоружных людей с саблей в руках!

Интенденте заметил дрожавшего от страха адъютанта в темном углу и устремился к нему, но я удержал его. Интенденте выругался и, откинувшись назад, сунул руку в кобуру, висевшую у его бедра.