В огненном плену - Карен Монинг

Я обхватываю ее голову ладонями и пытаюсь направить так, как мне хочется.

Блондинка сопротивляется, приглушенно смеясь.

Я отстраняю ее от себя, и женщина смотрит вверх, улыбаясь. У меня на секунду перехватывает дыхание. Ее волосы жаркой спутанной копной обрамляют лицо, именно так, как я люблю, — от вида всклокоченных, как после постели, волос мне всегда хочется секса. Впрочем, как и от множества других вещей.

— Дай мне разрядиться, милая, — говорю я. — А после нас ждет много интересного, если тебя именно это беспокоит.

— Разве похоже, что я беспокоюсь? Я прекрасно знаю, чего ждать от мужчины вроде тебя. Кто я?

Она щекочет меня языком.

Я начинаю двигаться, я уже так близок к развязке, но блондинка вдруг одновременно действует руками и ртом, и в мое тело словно впиваются иглы.

Боль убивает удовольствие.

Бархат ее рта…

Иглы…

Это начинает раздражать сильнее, чем нравиться. А ведь я любитель жестких игр с подходящей женщиной. Или с тремя.

— Скажи «госпожа», — мурлычет блондинка. — Неужели я так много прошу? В обмен на то, что даю тебе почувствовать?

Я размышляю. Она действительно блондинка с классными сиськами. Весь мир в курсе, что я испытываю слабость к этому сочетанию. Потому я и оказался в кабинете босса, опираясь на его стол, мои кожаные штаны болтаются на лодыжках, а все остальное обнажено. Звучит «Pussy Liquor» Роба Зомби. И когда же эта киска собирается довести дело до «ликерчика»? «Это один из лучших моих талантов, но у меня не было шанса произвести на нее впечатление», — поет Роб, а стол подо мной вибрирует в такт басам из клуба внизу.

Люблю я это место. Одно из наиболее удачных наших вложений.

— Это лучший день в твоей жизни, — говорит блондинка. — Признай это.

Не проблема. Именно так я и говорю каждой женщине, которая занимается со мной сексом. Женщинам нравится делать то, в чем они хороши, похвала гарантирует повторение, а каждое повторение служит женщине дополнительной практикой, что в свою очередь гарантирует следующему мужчине еще более острое удовольствие. Учитывая то, как давно и на скольких континентах я это говорю, я вполне уверен, что лично улучшил качество интимных ласк во всем мире.

— Конечно, детка, ты лучшая. В мире. — К слову, это чертовски близко к правде.

— Кто я? — мурлычет блондинка.

Я застонал.

— Ты сучка, которая меня ублажает.

Мы договорились обойтись без имен. Внизу в баре, когда мы выпивали, она попросила называть ее «сучкой». Сказала, что это ее заводит. Позже, смеясь, поменяла псевдоним на «принцессу». Теперь ей нужна «госпожа». Большие запросы. Но некоторые женщины того стоят.

Блондинка снова принимается за дело. Мышцы моего живота сводит, воздух мгновенно покидает легкие. Мне начинает казаться, что это будет лучший оргазм в моей жизни. Если я вообще доберусь до этого проклятого оргазма.

— Ты действительно не понимаешь, правда? — говорит блондинка.

Ее смешок меня щекочет, и волосы на моей шее внезапно становятся дыбом. Что-то темное в этом звуке могло бы меня насторожить, не будь она такой чертовски жаркой.

Кстати о жаре: я смотрю вниз и вижу, как пот стекает по кубикам моего пресса, а затем по ногам. Я буквально стою в луже собственного пота. Какого черта? Ри накрутил отопление в «Честерсе» до сорока по Цельсию? Я горю. У меня кружится голова, как при лихорадке. Которой у меня не может быть.

— Мне плевать. Ты здесь. Я здесь. Сделай еще раз эту штуку языком. Покружи.

— Я тебе намекну, — говорит блондинка и умудряется улыбнуться, не прекращая своего занятия, а мне на секунду мерещатся ряды острых акульих зубов.

Это совсем не та галлюцинация, которую хочешь увидеть, когда занимаешься сексом с женщиной. Я моргаю и вытираю стекающий на глаза пот. Игра света и тени. У нее идеальные зубы, белые, как у кинозвезды, подчеркнутые алой помадой, бóльшая часть которой размазалась по моему телу. О да, я предпочту блондинку с красной помадой в любой день недели, заканчивающийся на «й», — первый, второй… Жизнь прекрасна. Я смеюсь.

Блондинка резко поднимает на меня взгляд, а затем толкает спиной на стол, и мне холодно там, где обжигал ее рот, а потом она уже надо мной, опускается на меня, и я вталкиваюсь в ее тело. Я граната с сорванной чекой. Я чувствую себя так, словно все мое тело вот-вот взорвется, разлетится на части. Проклятье, секс никогда еще не был настолько классным! Я в огне; мне так жарко, что я мог бы поклясться, что стол горит.

Стоп, секунду, он реально горит!

Оранжевое пламя лижет воздух вокруг наших тел, словно мой пот превратился в бензин, растекшийся по полированному черному дереву. Наверное, мы разлили текилу. А на столе, должно быть, стояла свечка. И я распластан на спине прямо в пламени, но отчего-то его не чувствую. Блондинка склоняется надо мной, присоединяется ко мне в огне, сгребает мои волосы в горсть, и мы целуемся.

Это офигительно реально.

Я почти жду, когда запоют райские трубы. Похоже, моя кожа плавится, и мы с блондинкой сливаемся друг с другом. Странная фигня. Но мне никогда еще не было так хорошо.

— Кто я? Неужели так сложно подарить мне такую мелочь? Немного уважения, вот и все, чего я хочу, милый. Я ведь могу так много предложить тебе взамен…

Господи, она говорит совсем как я, вплоть до интонирования слова «милый». Я всегда добивался того, чтобы меня называли так, как я хочу. Я всегда контролировал женщин. Мне мало что нравится больше, чем привязанная к моей кровати красотка, которую я заставляю испытывать наслаждение снова и снова. Так в чем же проблема? Это ведь, как и сказала блондинка, мелочь. Чем мне навредит одно слово? Мой мир не рассыплется от того, что я ради разнообразия позволю женщине командовать, и я, твою мать, это знаю.

Я открываю рот и всасываю язык блондинки, глубоко и жестко, а затем выпускаю его. Я чувствую свой óрган в ее теле и испытываю то же, что и она: я наполняю ее, даю ей все, что она хочет, кроме единственной мелочи, которая отчего-то так для нее важна. Возможно, какой-то мужчина плохо с ней обращался, и теперь ей нужно, чтобы кто-то назвал ее госпожой, — она надеется таким образом вернуть себе немного самоуважения. Возможно, я часть исцеления. А может, это заставит ее испытать такое же острое удовольствие, какое испытываю я. Я люблю женщин. Я хочу, чтобы им было хорошо. Это практически моя миссия.

— Кто я?

Я дважды пытаюсь произнести это слово, но у меня ничего не выходит. Я честно хочу дать ей то, чего она желает, но во мне просто нет этой проклятой покорности.

Блондинка обрушивается на меня и… ох, черт, она меня сжимает! А мышцы у нее там такие, что можно было бы насухо выдоить ими стадо голштинских коров. Я выгибаюсь и едва не взрываюсь, но блондинка снова расслабляется, намекая на то, что может продолжать так всю ночь, если захочет. А эта безумная крошка вполне может этого захотеть.