Все точки над i - Татьяна Полякова

– Ты сегодня на час раньше, – сказал он. когда я приблизилась.

– Скучаю по работе, – ответила я. – Мог бы хоть раз выписать мне премию за старательность.

– Обязательно. – Он поставил на стойку две рюмки, налил водки и одну пододвинул мне. – Слышал новости. Наверное, она была хорошим человеком.

– Наверное, – не стала я спорить.

– Когда совсем хреново, надо помнить: и это пройдет.

– Запиши мне данное изречение на бумажку, я его буду читать на ночь.

– Жизнь кончается только тогда, когда тебя снесли на кладбище.

– И это запиши.

– Я думал, ты уехала, – вздохнул он.

– С какой стати? – ответила я и залпом выпила. С того момента я практически только и делала, что вливала в себя водку. От этого было мало толку, потому что алкоголь никогда не действовал на меня, то есть действовал, конечно, но совсем не так, как хотелось бы. И в ясном сознании я скатывалась под стол в очередном кабаке, потому что отказывали ноги, руки были им подстать. Иногда я добиралась до дома, чаще являлась к Виссариону или просто засыпала в дешевой пивной, откуда сердобольные девки тащили меня все к тому же Виссариону. Однажды я проснулась в своей комнате и увидела Машку. Она стояла и щупала мой лоб, и в первую минуту я подумала, что я снова маленькая девочка, рядом мама с градусником в руках тревожно хмурится, а я тихо радуюсь, что не надо идти в школу. И тут поняла, что это не сон и не плод моего воображения, а рядом и правда стоит Машка.

– Какого черта ты здесь? – резко поднимаясь, спросила я.

– А что мне делать в Питере? – пожала она плечами. – Ты ведь и не собиралась приезжать. И Тони не смог приехать, его не отпустили с работы.

– Можешь ты объяснить своему малахольному мужу… – Я подавилась словами, заметив «малахольного». С разнесчастным видом он подпирал стену в пяти шагах от меня.

– Что я должна ему объяснить? – пожала Машка плечами, отводя взгляд.

– Ладно, – буркнула я. – Вернулась и вернулась. Может, и обойдется.

Я и сама не знала, что имею в виду. С трудом поднялась и обвела взглядом комнату. В ней царила образцовая чистота, мне всегда было плевать, где жить, и я могла не убираться месяцами. Очень сомнительно, что у меня был припадок стремления к порядку, значит, Машка здесь давно, терпеливо ожидала, когда я проснусь, и приводила мое жилище в божий вид. Наверное, Тони ей помогал. Образцовый мужчина.

Я направилась в прихожую, обойдя по кругу сначала Машку, потом Тони. Они смотрели на меня с тем особым выражением на лицах, свойственным несчастным родителям, чье чадо обмануло их надежды. Я невольно поморщилась, с трудом справившись с желанием послать их к черту.

– Ты куда? – спросила Машка, увидев, что я надеваю куртку.

– К Виссариону, – ответила я.

– Еще рано.

– В самый раз. Надо окна помыть.

– Какие окна, Юлька?

– Весна, – развела я руками. – Люди моют окна.

Разумеется, к Виссариону я не пошла; поторопившись отделаться от Машки с ее мужем, я направилась в ближайший бар. Бармен, завидев меня, скроил недовольную мину, за эти дни я успела ему порядком надоесть.

– Ты долго будешь дурака валять? – спросил он.

– Да пошел ты… – ответила я.

– Чего на тебя нашло, скажи на милость? Горе какое?

– «Скажи на милость», – передразнила я. – Какое тебе дело до моего горя?

– Мне никакого, только все это добром не кончится.

– Вот это правильно, – согласилась я и, уставясь в рюмку, вдруг подумала: а где мой нежный друг Ник? И почему я сижу в баре, хотя должна быть уже давно в другом месте, и не сидеть, а лежать? Но размышлять об этом не хотелось, вообще ничего не хотелось. Я злилась на Машку и злилась на себя, надо было ехать к ней в Питер, быть рядом, не дать сюда вернуться. Вряд ли бы она меня послушала, раз ее обожаемого Антона не отпустили с работы. Вспомнив о нем, я фыркнула. Бедолага, похоже, искренне переживал за меня, и только что не плакал, глядя на мою пьяную физиономию.

Вечером выяснилось, что Тони не оставил идеи меня спасти, потому что появился вновь, на этот раз в компании Рахманова, призвав того на помощь для большей убедительности. Я лежала на полу в подсобке, постелив одеяло и свернувшись калачиком. Виссарион был тут же, сидел на табуретке и читал вслух Соловьева. С чего он взял, что Соловьев благотворно скажется на моей душе, поди разберись, но читал с выражением, положив книгу на колени. В кафе управлялась Наталья, но она то и дело заглядывала к нам, как будто ждала некоего события и боялась его пропустить.

– «Если человек, как явление, есть временный преходящий факт, то, как сущность, он необходимо вечен», – произнес Виссарион, дверь хлопнула, и я услышала голос Рахманова.

– Вот, полюбуйся, – возмущенно предложил он кому-то.

Я повернула голову и рядом с ним увидела Тони, тот, по обыкновению, прилип к стене. Иногда я думала, что он всерьез опасается за надежность стен, оттого с такой старательностью их и подпирает, чтобы они, не дай бог, не рухнули кому-нибудь на голову, и в этом видит свою миссию.

– И ты еще пытался уговорить меня, – возвысил голос Рахманов. – Только идиот доверит ей ребенка. Посмотри на нее… Думаешь, это в первый раз? Ничего подобного. Ты и представить не можешь, на что она способна. Эти ее выкрутасы… Да мне памятник давно положен за то, что я все это терплю.

Он так увлекся, что забыл про друга, обращаясь к невидимой аудитории, жесты его были плавными и выверенными, а голос то вздымался ввысь, то вдруг становился доверительно-печальным, плыл в маленькой подсобке, и я уплывала вместе с ним. Рахманов сделал паузу, чтобы передохнуть, а я захлопала в ладоши.

– Отличная речь, – сказала уважительно. – А теперь катитесь отсюда. Я без вас не скучала.

– Нет, ты полюбуйся, – едва не подпрыгнув, вновь обратился Рахманов к Антону. – Полный идиотизм. Эта сумасшедшая лежит на полу, а он ей книжки читает. Сказки Андерсена, я полагаю, на ночь, так сказать, для сладких снов. Встань немедленно! – заорал он на меня, но тут вмешался дотоле молчавший Виссарион, закрыл томик, снял очки и невозмутимо произнес:

– Молодой человек, оставьте девушку в покое. Читаем мы не сказки, а философа Соловьева, впрочем, фамилия вам вряд ли что скажет.

– О, – ткнул в него пальцем Рахманов, вроде бы обрадовавшись. – Ты слышал? Философ, Соловьев…

– Олег, – позвал Тони. – Ты бы лучше спросил, по какой причине она…

– А нет никакой причины, – хлопнув себя по ляжкам, перебил его Олег. – Это у нас стиль жизни такой. Мы то пьянствуем, то философов читаем, еще очень любим подбирать в кабаках кого попало, какую-нибудь пьяную скотину, а потом являться и требовать вернуть ребенка. Ты мне не верил… я знаю, не верил, а я все это наблюдаю не первый год. Вставай! – опять заорал он, точно взвод поднимал в атаку, подхватил меня под мышки и поволок к зеркалу. – Полюбуйся, на кого ты похожа.

В зеркале отразилось дикого вида существо с красными глазами и опухшей физиономией.

– Ух ты, – буркнула я, отводя взгляд.

– Нет, ты смотри, смотри! – Рахманов схватил меня за шиворот, как нашкодившего кота за шкирку, я перехватила его руку и попросила вежливо:

– Не увлекайся.

Это подействовало, он попятился, хмуро глядя на меня, но рот закрыл.

– Завтра суббота, – сказал Антон, как будто для меня это имело какое-то значение. – Олег обещал, что вы сможете увидеться с сыном, если захотите.

– Я мог бы поехать с вами, – добавил он, опять отводя взгляд. Рахманов кивнул и, не удержавшись, добавил:

– Надеюсь, ты не явишься в таком вот виде? – И горестно заключил: – Господи, где были мои глаза?

– Интермедию «Евреи у Стены Плача» предлагаю считать исполненной мастерски. – кивнула я.

– Ты слышал? – возмутился Рахманов. – С ней же невозможно разговаривать.

– Давай в самом деле прекратим все это, – отлипая от стены, заметил Антон, наверное, решив, что она и без его помощи постоит еще некоторое время. – Юля, я отвезу вас домой.

Рахманов посмотрел на меня, на своего друга и, пытаясь скрыть недовольство, направился к двери. Уверена, он был не против еще немного поораторствовать, но публика на этот раз оказалась неблагодарной.

Возле кафе стояла машина Рахманова, других рядом не было, наверное, Тони приехал вместе с ним. Олег чуть замешкался, не зная, что делать.

– Ты поезжай, – сказал ему Антон и пожал руку на прощание. – Мы возьмем такси.

Тот нахмурился, подозревая, что в глазах друга выглядит недостаточно благородно, но в машину сел и отчалил, а Тони повернулся ко мне:

– Не возражаете, если мы немного пройдемся?

Меньше всего на свете мне хотелось вести с ним задушевные беседы, но я покорно кивнула, и мы поплелись в направлении моего дома. Я-то думала, что он заговорит, как только мы сделаем первые шаги, но он молчал. Шел рядом очень медленно, приноравливаясь к моему шаркающему шагу, и что-то разглядывал у себя под ногами.