Мистер Морг - Роберт Рик МакКаммон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах да. К вопросу о том, кто вас на самом деле нанимает. — Лиллехорн сунул руку в карман и достал коричневый мешочек, завязанный кожаным шнурком. Он встряхнул его, чтобы звякнули монеты. — Мистер Три Фунта. Не встречались с ним в последнее время?
Мэтью постарался не раскрыть рта.
— В конверте официальные бумаги о переводе, — продолжал Лиллехорн. — Их должны подписать вы и два врача. Они обязуются заплатить вам еще два фунта после того, как вы примете арестанта для перевозки. Складывать умеете, сэр?
Грейтхаус фыркнул:
— Видать, им не терпится его сплавить. — Он помолчал, с вожделением глядя на мешочек с монетами. — Должно быть, он опасен. Нет, пять фунтов — это маловато. — Он покачал головой. — Отправьте за ним своих констеблей. Если их будет полдюжины, справятся.
— Моим констеблям, как ранее изволил отметить мистер Корбетт, такие сложные задачи не по зубам. И разве вы не гордитесь тем, что вы настоящие профессионалы? — Прежде чем продолжить, он дал этим словам повисеть в воздухе. — Кроме того, вы ошибочно полагаете, будто со стороны лорда Корнбери это просьба. Может быть, вы уже поняли, что он хочет… скажем так… хорошо показать себя перед своей кузиной, королевой. А я хочу хорошо себя показать перед лордом Корнбери. Ну и так далее. Понимаете?
— Пяти фунтов мало, — с некоторым нажимом повторил Грейтхаус.
— За два дня работы? Боже, сколько же вам нынче платят? — Лиллехорн заметил стоявший в углу веник. — Такую убогую крохотную контору можно вымести вместе с мусором. Поймите, Грейтхаус: лорд Корнбери, если захочет, может прикрыть любую лавочку. На вашем месте — но я, слава богу, не вы — я бы с радостью принял эту щедрую плату и подумал о том, что лорд Корнбери может быть вам полезен, если вы сможете подъехать к нему с правильной стороны.
— А у него есть правильная сторона?
— С ним можно иметь дело. А если вы окажете ему услугу, то, я уверен, однажды он отплатит вам тем же.
— Услугу, — повторил за ним Грейтхаус и задумчиво сощурился.
— Два дня работы. Если вам удастся выехать в течение часа, к ночи уже будете в Уэстервике. — Лиллехорн осмотрел серебряную львиную голову, венчавшую его трость. — Вы не настолько долго будете отсутствовать, чтобы это… мм… помешало продолжению вашей работы.
Это он о том таинственном деле, которым Грейтхаус занимается по поручению своего последнего клиента, предположил Мэтью.
Грейтхаус не сразу вернулся из своих умственных странствий. Наконец он сказал:
— Не хочется мне снова там оказаться. В этой психбольнице. А ты что скажешь, Мэтью? — (Что тут было говорить? Мэтью и промолчал, лишь пожав плечами.) — Знаю, деньги тебе пригодились бы. А мне, может, расположение лорда Корнбери и правда не помешало бы. Скажите, Лиллехорн, вы когда-нибудь видели его в мужской одежде?
— Видел. К прискорбию, в ней он тоже выглядит… довольно прискорбно.
Грейтхаус кивнул и вдруг сказал:
— Кандалы.
— Простите?
— Хотелось бы, чтобы в кандалах не было ржавых звеньев.
…Их и не оказалось. Крепкие наручники, наножники и цепи лежали сейчас в мешке в задней части повозки. Мэтью повернул лошадей на дорогу, ответвлявшуюся от Филадельфийского тракта и шедшую через рощу. Впереди показались три здания дома призрения.
Тут было тихо, на деревьях пели птицы, ласково шептал ветер. Несмотря на это, Грейтхаус беспокойно ерзал на сиденье и старался не смотреть на здания, словно не желая думать о том, что происходит за их стенами. Во втором из них, самом большом, сложенном из грубых неотесанных камней и напоминавшем зернохранилище или зал для собраний, пребывали все пациенты, кроме нескольких, размещенных в третьем строении — покрашенном в белый цвет доме, выходившем окнами в сад. Некоторые окна второго здания были закрыты ставнями, а некоторые открыты, но зарешечены, и при приближении повозки в них появились лица. Пасторальную тишину нарушил чей-то крик из-за окна, затем к нему присоединился более пронзительный голос.
— Кажется, приехали, — сухо произнес Грейтхаус, сложив руки вместе.
Заведение управлялось двумя врачами умело и гуманно, но Мэтью помнил, как в их прошлый приезд сюда Грейтхаус нервничал, словно кошка, брошенная на ковер из острых бритв.
Мэтью остановил упряжку перед первым строением, тоже выкрашенным в белый цвет (похоже, это был обычный дом), и слез, чтобы дать лошадям напиться из стоявшей рядом поилки. В это же время дверь дома открылась, и из него вышел коренастый человек в темно-коричневом сюртуке и жилете. Он приветственно поднял руку, одновременно вынимая глиняную трубку, которая была зажата у него между зубами.
— Здравствуйте, джентльмены, — сказал доктор Кертис Хальцен. Он был седовлас, а на кончике его крючковатого носа сидели очки. — Никак этот день настал.
Мэтью, скорее к своему удовлетворению, не расслышал, что проворчал себе под нос Грейтхаус.
— Джейкоб! — крикнул Хальцен в сторону дома, и на пороге появился мужчина в сером сюртуке и коричневом кожаном жилете. — Сходи, пожалуйста, за доктором Рамсенделлом. И скажи, что конвоиры приехали.
— Слушаюсь, — быстро кивнув, ответил Джейкоб и размашисто зашагал по хорошо утоптанной дорожке к Мэтью, который встретил здесь этого же пациента в первый приезд. Джейкоб внезапно остановился прямо перед лошадиной поилкой и сдавленным голосом спросил у Мэтью: — Вы приехали забрать меня домой?
Левый висок Джейкоба был вдавлен внутрь, а от правой щеки вверх по впадине, на которой даже волосы не росли, тянулся старый неровный шрам. Блестящие, будто остекленевшие глаза смотрели на Мэтью сосредоточенно и жалостно, с какой-то надеждой. От Рамсенделла Мэтью узнал, что это все из-за несчастного случая на лесопилке и что Джейкоб никогда больше не сможет жить, как выразился врач, «снаружи», со своей женой и двумя детьми.
Поняв,
