Созвездие Овна, или Смерть в сто карат - Диана Кирсанова

– Ничего после себя не оставил? – это я спросила безо всякой надежды.

– Чего ему оставлять-то? Дед Мороз он, что ли?

После этого разговора я окончательно попрощалась с Пашкой (Неля уже ушла обратно в дом, и я не стала ее больше беспокоить) и направила свои стопы к месту нашего с Антоном почти что подпольного свидания.

– Ну? – с пристрастием спросил тот, высунувшись из-под «Фольксвагена» – любая свободная минутка тратилась моим приятелем на то, чтобы что-то там такое усовершенствовать в нашей колымаге.

– Нормально, – я с облегчением повалилась на заднее сиденье «Фольксвагена», где можно было откинуться на спинку дивана и наконец расслабиться. Две стопки водки, выпитые мною на абсолютно голодный желудок, оказывали свое действие – меня потянуло в такой сон, что я уже уплывала, уплывала…

– Расскажешь?

– Тошка, давай прибережем до дома, а? – пробормотала я прежде, чем окончательно отключиться. – У тебя-то как?

– Да тоже ничего, – с интригующими нотками в голосе сказал Тошка. Он проворно забрался на водительское место, и мы тронулись…

Когда мы вернулись обратно в Москву, вечер уже готовился плавно перетечь в ночь, настолько успела сгуститься темнота. Улицы были почти пустынны. Закусив губу, Антошка с озабоченным видом вслушивался в работу двигателя: после такой гонки на выживание здоровье нашей автостарушенции могло существенно пошатнуться.

Так и есть! Мотор закашлял-зачихал, под днищем машины что-то стукнуло, отвалилось и задребезжало. «Фольксваген» громко выругался и встал.

И конечно, мы остановились в не только целиком безлюдном, но и полностью не освещенном месте – темноту в этом горе-переулке можно было бы черпать столовым ковшом. Антон вылез из машины и печально обошел ее кругом: она стояла, отвернувшись от нас, гордая и обиженная.

Приятель со вздохом поднял капот и, подсвечивая себе зажигалкой, начал копошиться в прокопченных автомобильных кишочках. Я же, изо всех сил желая быть полезной, решила посмотреть, что же такое отвалилось от днища.

В этой темени совершенно ничего не разглядывалось, но под ногами снова тяжело стукнуло металлом.

– Тошка! Тут отлетело что-то!

– Ну, засунь пока в багажник, я дома разберусь, – пробормотал мой приятель, не отрываясь от своей автохирургии.

Ох, и тяжелая же это была штука! Никогда не думала, что автомобильные детали могут весить добрую половину моего собственного веса – по крайней мере, создавалось именно такое впечатление. Эта металлическая дура имела форму диска, и сделай я один неверный шаг, она прихлопнула бы меня сверху, как мухобойка.

С большим, очень большим трудом я оторвала вылетевшую деталь от земли и свалила ее в багажник. Машина охнула и присела. Тошка при свете фар удивленно блеснул очками:

– Ты что там?

– Не знаю, мое дело погрузить, сам разбирайся…

– Поехали! – щелкнув чем-то в последний раз, приятель захлопнул крышку капота.

…Подрулив к подъезду, Антон затормозил машину на ее почти законном месте, прямо под фонарем, и сразу же полез в багажник.

Выплясывая от холода, я ждала; было даже очень свежо. Вместо того чтобы глянуть на потерянную деталь и поторопиться войти вслед за мной в подъезд, приятель подозрительно долго не выныривал обратно. Наконец послышался клекот, сдавленный стон и – как апофеоз – оглушительный хохот. Рассвирепев, я едва не стукнула приятеля по башке поднятой кверху крышкой багажника:

– Ты что там, анекдоты читаешь?!

Вместо ответа Антон поманил меня пальцем и, согнувшись пополам, указал на то, что я с таким трудом запихнула в нашу машину.

Эта была чугунная крышка от канализационного люка!

(Вот уж не думала, что я такой Геркулес…)

…И все повторилось: вечер, приглушенный свет, накрытый к чаю стол, Ада в главном кресле с высокой спинкой (мы позвонили ей по дороге). Антон сгонял в ночной магазин в нашем же доме и соорудил вполне сносный ужин… для себя и для Ады, потому что я есть отказалась.

Забившись в угол дивана, я провела там самые скверные минуты в своей жизни, дожидаясь, пока оба они перестанут стучать вилками о тарелки и откинутся на своих стульях, сыто покряхтывая и отдуваясь. «Аппетит приходит вместо еды», – родился в моей голове печальный афоризм.

А потом Антон снес на кухню всю посуду и стал неловко, но старательно накрывать стол к чаю.

– Ну!.. – когда все было готово, он шлепнулся на свое место напротив Ады. – Приступим!!! Кто начнет?

– Давайте я, – предложила Ада, щурясь, как сытая кошка. – Тем более что мое сообщение будет самым коротким: следствие назначило экспертизу найденных на месте преступления – теперь уже можно говорить именно о преступлении – коробок шоколадных конфет. Наши с вами предположения подтвердились: патологоанатом Павел Неунывайко и его коллега Люда Шишко были отравлены мышьяком. Яд оказался не только в конфетах, которыми, собственно, и отравились медики, но и в бутылке виски «Валентайн», лежавшей в столе Неунывайко.

Примечательно и другое: в коробке и бутылке, принадлежавших убитой санитарке Надежде Чернобай, точно так же обнаружили отраву. Мышьяка туда накачали столько, что хватило бы на всех жителей вашего подъезда. И еще немножко осталось бы на соседний. Кому-то, если можно так выразиться, повезло, что Надежду убил Николаша – а то еще неизвестно, сколько бы пришлось ждать, пока санитарка откроет коробку с конфетами и попробует их на вкус.

– Не понимаю, – пробормотала я, – как можно отравить конфеты? Разрезать их, что ли, засыпать отраву и снова слепить половинки?

– Способов на самом деле много. Но в вашем случае использовали самый простой: попросту закачали в шоколад яд через шприц. При детальном рассмотрении на конфетах можно даже разглядеть, куда входила игла.

– А бутылка?

– И в бутылку тоже через шприц.

– А что Николаша? Признался? – спросил Антошка.

– Он не признался, но и ничего не отрицает. Говорит – был пьян. Говорит – опомнился, когда стоял над Надеждиным телом и сжимал в руке заточку. Но – внимание! – единственное, что он заявляет совершенно точно, это то, что заточка принадлежит не ему. У меня, говорит, никогда такого инструмента не было.

Настала моя очередь. Я не стала медлить и рассказала им все, стараясь с максимальной точностью передать не только слова, но и интонацию своих сегодняшних собеседников.

– Забавно! – присвистнул Антон. – Семейка-то у них из веселых… С историей, я бы сказал.

– Ну да, – пробормотала я без особого оптимизма. – В каждом – загадка, и ничего не понятно…

– А ты бы хотела, чтобы тебе убийца в ножки повалился? Сразу? Стоило тогда в сыщики идти!

– А у тебя самого-то какие новости?

– Сейчас, – Антон раскрыл на краю стола свою папку. – Значит, я, прикинувшись прокурорским работником, ходил по поселку и расспрашивал соседей Нехорошевых. О том, что из морга пропало тело покойной Руфины, знают все, и легенда у меня была простая: дескать, уголовное дело о похищении трупа все-таки заведено, и меня направили расспросить посельчан. Развлечений в Береговом мало, люди там доверчивые, так что в легенде моей никто не усомнился и на разговор народ шел в основном охотно.

«Допросил» я кучу народу, но возьму на себя смелость все разговоры не пересказывать, – немного рисуясь, продолжил Антон. – Из всего услышанного мною рекомендую обратить внимание на следующее. Во-первых, никаких незнакомых людей, похожих внешне на «брата» и «сестру», выкравших из морга труп, в Береговом в последнее время не появлялось, ну или, во всяком случае, их никто не видел. Во-вторых, не видели там и Одноглазого, а это значит, что Одноглазый не шастал по поселку, а прямиком направился в нужный ему дом. Ну, а в-третьих, история с похищением тела Руфины Нехорошевой, что вполне понятно, вызвала в поселке целый всплеск толков и пересудов – и здесь интересно то, что соседи нашей подследственной семейки, то есть те, кто живет с ними в непосредственной близости, тоже видели Белое привидение.

– Что-оо? Видели привидение?!

– Да! То есть как видели – иногда кто-то, если ему случалось выходить ночью по нужде, наблюдал возле дома Нехорошевых что-то такое невнятное: белые фигуры, шевеление, шорох… Это явление действительно продолжалось весь последний год. И по этому поводу родился устойчивый слух, будто труп украли потусторонние силы, с которыми… дружила Руфина!

– Не поняла! – мотнула я головой и нахмурилась.

– Да!!! О том, что эта престарелая женщина контачила с темными силами, мне сказали сразу несколько человек! Например, так сказать, «коллега» покойной, работающая поломойкой в той же школе, как ее… – Тошка заглянул в свою папку, – вот! Клавдия Овчинникова, попросту – баба Клава. Она рассказала, что вообще-то Руфина всегда была молчуньей, почти бирючкой. Говорила только «да» и «нет», к себе никого не звала, в гости почти не ходила. Но в последнее время женщина стала словно бы заговариваться. Бормотала что-то себе под нос. Иногда путала слова: например, как-то назвала телогрейку, в которой уборщицы зимой сбрасывали с крыши снег, «бушлатом», а резиновые калоши – странным словом «ЧТЗ». А однажды, когда у бабы Клавы выдались именины, и она пригласила Руфину вместе попить в их каморке чаю с печеньем, и та согласилась – у них случился странный разговор…