Экспансия Генома (СИ) - Горин Андрей

— Да ты кто такой⁈ — вскочил с места Гиви. Ты, б##дь, даже не вор. Тебя подняли за то, что ты Давиду с шерстяными в пресс-хате помог, — и не удержавшись, зло ляпнул уж совсем лишнего. — Надо ещё разобраться, что ты там вообще делал? Может, они тебя уже в жопу оприходовать успели, — и сразу же осёкся, поняв, что сказал лишнего. Но было уже поздно. Слово сказано.

В зале повисла зловещая тишина. Охранники напряглись. Все присутствующие подобрались, вдруг разом вспомнив, что это не дружеские посиделки, а сходка. И случиться здесь может всякое. Нередко такие вот встречи кончались большой кровью.

Китаец поднялся со своего места и Гиви отпрянул, рухнув на стул и сжавшись в комок. Все замерли.

— Зря ты так сказал, — спокойно произнёс Китаец. — За слова ответить придётся. Считай, что ты уже труп. — Лицо его было совершенно невозмутимым. Просто невероятная выдержка.

— Я, в законе, — сдавленно прохрипел Гиви. — Тронешь меня, тебя гадом объявят.

— Э, брат, погоди, — вскочил со своего места Давид. — Он, конечно, гнида, но верно говорит. Ты ведь знаешь, что за убийство «вора в законе» вилы. Нельзя его валить, — сокрушённо покачал он головой.

Ситуация была тупиковой. Все присутствующие понимали, что такое оскорбление можно было смыть, только убив несдержанного на язык вора. Но тогда Китаец действительно восстановит против себя всё воровское сообщество. Но и оставить без последствий такое, значило навсегда потерять авторитет.

— Ничего, я этот вопрос решу. Ты, Гиви всё равно не жилец. При всех говорю, что лично тебя прикончу, — невозмутимо заявил Китаец, садясь на своё место.

— Ладно, давайте вернёмся к вопросу с Казино, — облегчённо вздохнув, предложил Хан. — Есть ещё кому, что сказать?

Все молчали, но тут вдруг внимание обратил на себя лёгким покашливанием «Дядя Ваня».

Председательствующий вопросительно повернул к нему голову.

— Тут вот Гиви, предъявляет уважаемым людям. Учит кто и что должен делать. Воровские законы толкует. Только вот я никак не пойму, на каком основании. Кто он вообще по жизни?

— Ты что, старый? Окончательно из ума выжил? — ощерился Гиви. — Что это за предъявы такие?

— Ты вот, мил человек, вором себя именуешь. Вот только вопрос, по закону ли ты эту корону получил. Ведь когда сходка тебя короновала, ты должен был все свои косяки обсказать. Чтобы люди решили, достоин ты этой самой короны или нет.

— Слушай. Ты человек уважаемый, — обратился Хан к старому вору. — Только я никак не пойму, куда ты клонишь.

— А ты не торопись, — неожиданно сурово отрезал патриарх уголовного мира. — Поймёшь ещё.

— Сдаётся мне милок, что, когда ты людям о своём житие-бытие рассказывал, не всё ты рассказал. Кое-что утаил.

— Да ты о чём, старый? — неприязненно удивился Гиви.

— Ну, например, о том времени, когда ты в конце 90-х срок отбывал в Мордовской колонии.

Что-то явно пошло не так, потому что Гиви переменился в лице, и все присутствующие это заметили.

— Ну-ка, погодь, — насторожился Хан. — Мы с Гиви в это время вместе сидели. Я там смотрящим за зоной был. О чём речь? — и он перевёл требовательный взгляд на Гиви.

— Да, гонит он. Свихнулся, на старости лет, — отводя глаза, пробормотал Гиви.

Хан долго недоверчиво смотрел на него, затем повернулся к «Дяде Ване».

— Обосновать сможешь? — поинтересовался он.

— Сынок, ну-ка подай мне ту папочку с документиками, — попросил старый вор своего молодого спутника с дипломатом.

Тот аккуратно открыл кожаный чемоданчик, вынул из него старую, потрёпанную картонную папку и, подойдя, передал её старику.

Самая обычная папка для делопроизводства и подшивки документов, ещё из прошлого века, с надписью Дело №… Такие папки хорошо знакомы опытным уголовникам, именно в них менты подшивали бумаги по уголовным делам. Многие, присутствующие в зале, насторожились.

А я подумал, что уж больно удачно появилась эта папочка, прямо как «рояль из кустов», аккурат к сегодняшней сходке. И вряд ли добыли её люди старого вора. Всё же не те у них возможности. Тут чувствовалась длинная рука генерала Власова с его всемогущей Конторой.

— Верно, верно. Именно ты Хан тогда и был смотрящим за зоной. Как же ты крысу проморгал? — участливо попенял старый вор.

Хан сидел молча, с каменным лицом. На него нахлынули воспоминания. Зона была «красной», он был там единственным законником и вёл жестокую войну с администрацией колонии и активом. Вспоминал не только головой, но и сломанными рёбрами, отбитыми почками и повреждённой селезёнкой. В конце концов, он одержал верх, и администрация была вынуждена договариваться с ворами и смягчить режим. Победить-то он победил, только вот утраченное в этой борьбе здоровье уже не вернёшь.

Но много непонятного происходило в ту пору. Откуда-то заместитель начальника ИТУ по режиму частенько узнавал о воровских планах и успевал принять меры. Кто работал на «кума» и сливал тому информацию, выяснить тогда так и не удалось. Ясно было только, что это человек из ближнего окружения Хана.

И вот теперь Хан сидел, держа в руках потрёпанную папку, и не решался её открыть. Подняв голову, он увидел, что все смотрят на него и, наконец, открыл папку, уже зная, что там увидит, и отсутствующим взглядом уставился на первую страницу.

Обычная старая пожелтевшая дрянного качества бумага, вставленная в современный пластиковый файл формата А4, с обязательством заключённого номер такой-то о сотрудничестве, ФИО и приклеенная фотография. Затем перевернул страницу и обнаружил в следующем файле несколько старых, пожелтевших фотографий. На которых был изображён заключённый и хорошо знакомый ему «кум» Мордовской колонии, подполковник Звягин. Эту рожу Хан будет помнить до самой своей смерти.

Заключённого он тоже хорошо знал, спутать его с кем-нибудь было невозможно.

Фотографии были сделаны через зеркальное стекло, незаметно для находившегося в комнате заключённого, чтобы было чем прижать его, если вдруг тот взбрыкнёт. Вот зек принимает из рук подполковника сигарету. Вот сидит с ним за столом, на котором разложены бутерброды с колбасой, сыром и несколько конфет и пьёт чай. Вот кум стоит за его спиной, положив ему руку на плечо, а тот подписывает какую-то бумагу.

Затем Хан машинально взглянул на подшитую следом пачку доносов и закрыл папку, безразлично уставившись в пустоту.

— Что там? — поинтересовался, сидящий рядом Давид.

Хан молча передал ему папку. Давид пролистал её и так же молча закрыл.

— Ошибки быть не может? — поинтересовался он.

Хан безразлично покачал головой:

— Не. Я эту гниду на всю жизнь запомнил. Зам по режиму, его ни с кем не спутаешь.

Хан долго сидел молча. Наконец, собравшись, поднял голову и тусклым голосом объявил:

— А «Дядя Ваня» прав. Крыса среди нас завелась. Моя вина.

Все взгляды переместились на Гиви. На того было больно смотреть. Вор побледнел, руки его тряслись, одно веко непроизвольно дёргалось.

— Хан. Я всё могу объяснить.

— Да нечего тут объяснять, — равнодушно ответил тот. — Что теперь делать будем? — обратился он к «Дяде Ване».

Тот пожевал губами и задумчиво произнёс:

— В прежние времена бы его однозначно прямо на сходке «посадили на перо». Но теперь времена другие, да и пачкать руки об эту мразь уважаемым людям не дело. Поэтому предлагаю «дать по ушам», снять с него корону и пусть валит отсюда. Но! Ты крысу проворонил, твой косяк. Тебе с ним потом и решать.

— Все слышали? — встал с кресла Хан, выпрямляясь во весь свой немалый рост. — Кто-то против? — все промолчали. — Значит, так и порешим.

Хан повернулся к трясущемуся стукачу.

— Гиви, ты всё слышал. Теперь ты больше не вор, сообщение людям, по крыткам и на зоны я разошлю. А теперь пошёл вон. Успеешь исчезнуть твоё счастье. Мир большой. Нет — сам знаешь.

Гиви, сгорбившись, нетвёрдой походкой побрёл к выходу, но дойти до дверей не успел.

— Эй, Гиви. Ты ничего не забыл? — окликнул его Китаец.