Сёгун - Джеймс Клавелл

– Участок, который я уже выбрал, расположен ближе к берегу. Это Ёсивара.

Она похвалила его выбор, охнув про себя. Ёсивара, тростниковые заросли на торфянике, болото, изобилующее москитами… Его надо осушать, прежде чем обнести забором и что-то строить…

– Превосходно, господин. Далее: подготовлены правила поведения и требования к гэйся. Вы можете их рассмотреть и утвердить.

– Прекрасно. Сделайте их покороче и изложите по пунктам. Какую надпись вы хотите поместить над воротами в Ёсиваре?

– «Страсти не надо сдерживать – их надо удовлетворять».

Он засмеялся, она тоже улыбнулась, но не потеряла бдительности, только добавила с серьезным видом:

– Могу я поблагодарить вас от имени будущих поколений, господин?

– Я согласился не для вас и не для них, – ответил Торанага и процитировал одно из своих примечаний к завещанию: – «Добродетельные мужчины во все времена запрещали публичные дома и места свиданий, но люди не добродетельны. Если вождь запрещал публичные дома или любовь, он оставался в дураках, так как вскоре появлялось еще больше напастей, они изливались, как чума из бубонов».

– Как вы мудры.

– Поместив все места развлечений в одном квартале, мы можем следить за всеми недобродетельными мужчинами, облагать их налогами и обслуживать в одно и то же время. Вы совершенно правы, Гёко-сан: «Страсти не надо сдерживать…» Это скоро даст свои плоды. Дальше?

– Кику-сан совсем поправила свое здоровье, господин. Полностью.

– Да, я видел. Как она восхитительна! Жаль, в Эдо летом так жарко и неприятно… Вы уверены, что она здорова?

– Да, о да. Но ей не хватало вас, господин. Мы поедем с вами в Мисиму?

– Какие еще слухи вы хотите мне сообщить?

– Только что Исидо покинул Осакский замок. Регенты официально объявили вас вне закона. Что за дерзость, господин!

– В каком направлении они собираются меня атаковать?

– Я не знаю, господин. – Ответ ее был осторожен. – Но думаю, они намерены взять вас в клещи. Войска Икавы Хикодзу, который наследовал своему отцу, господину Икаве Дзикю, двинутся по Токайдо, а полки повелителя Синано, господина Дзатаки, который сделал большую глупость и принял сторону господина Исидо против вас, по Косюкайдо. Я уверена: вы доживете до зрелого возраста. С вашего разрешения, я переведу все свои дела в Эдо.

– Конечно. Тем временем посмотрим, не сможете ли вы определить, откуда будет нанесен главный удар.

– Я попытаюсь, господин. Наступили ужасные времена, господин, когда брат пойдет против брата, сын – против отца.

Глаза Торанаги затуманились… Ему следует усилить наблюдение за Нобору, своим старшим сыном, – насколько он верен тайко.

– Да, – согласился он, – ужасные времена. Времена больших перемен. Но чем-то и хорошие. Вот, например, вы – вы теперь богаты. И ваш сын, например. Он ведь управляющий вашей винокурней в Одаваре.

– Да, господин. – Гёко посерела под своими румянами.

– Он получает большие доходы?

– Он, конечно, считается лучшим управляющим в Одаваре, господин.

– Я слышал об этом. У меня есть для него работа. Андзин-сан собирается строить новое судно. Я обеспечиваю его строителями и материалами и хочу, чтобы дела велись как можно лучше.

Гёко чуть не упала от радости. Она думала, что Торанага уничтожит их всех, перед тем как пойдет на войну, или лишит ее жизни: она ведь врала ему – и об Андзин-сане и госпоже Тода, и о выкидыше Кику (он не был самопроизвольным, как со слезами сообщила она даймё, а стал результатом осторожного вмешательства, по ее настоянию и при согласии Кику).

– О, господин, когда вы хотите видеть моего сына в Иокогаме? Он сделает так, что это будет самое дешевое судно из всех, какие когда-нибудь строили.

– Я вовсе не хочу, чтобы оно было дешевым. Я хочу, чтобы оно было самым лучшим – за самую справедливую цену. Он будет надсмотрщиком, отвечать ему придется перед Андзин-саном.

– Господин, клянусь своим будущим, своими надеждами на будущее, все будет так, как вы хотите.

– Если корабль будет построен должным образом, точно так, как этого хочет Андзин-сан, за шесть месяцев с первого дня строительства, я сделаю вашего сына самураем.

Она отвесила низкий поклон и в первый момент лишилась дара речи.

– Прошу простить бедную дурочку, господин, благодарю вас, благодарю.

– Он должен узнать о строительстве кораблей все, что знает Андзин-сан, чтобы научить других, когда тот уедет.

– Это будет сделано.

– Следующее: Кику-сан. Ее таланты заслуживают лучшего применения, чем просто быть одной из многих женщин.

Гёко взглянула на него, ожидая худшего:

– Вы собираетесь продать ее контракт?

– Нет, она больше не будет куртизанкой или даже одной из ваших гэйся. Ее место – в доме. Она должна быть дамой, каких мало.

– Но, господин, видясь с вами, даже урывками, как может она надеяться потом на хорошую жизнь?

Он позволил ей сделать ему комплимент и сделал комплимент ей и Кику, потом сказал:

– Честно говоря, Гёко-сан, я все больше люблю ее, но не могу позволить себе отвлекаться. Она слишком хороша для меня, чересчур хороша… Прошу меня извинить, но это будет еще одним нашим секретом.

– Конечно, господин, я согласна со всем, что вы говорите, – пылко заявила Гёко, отметая все сказанное как попытку затуманить ей мозги и скрыть настоящую причину. – Если найдется человек, который будет восхищаться Кику, я умру спокойно.

– Но только после того, как увидите корабль Андзин-сана под всеми парусами и через шесть месяцев, – охладил он ее восторги.

– Да, о да! – Гёко заработала веером – солнце уже припекало, а воздух стал вязким и душным. Ей хотелось определить, почему Торанага так великодушен к ним обеим. Она понимала, что цена за это будет большой, очень большой. – Кику-сан будет огорчена, если ей придется покинуть ваш дом.

– Да, конечно. Я думаю, необходимо как-то вознаградить ее за послушание сюзерену. Предоставьте это мне – и не упоминайте об этом при ней.

– Да, господин. Когда вы хотите, чтобы мой сын приехал в Иокогаму?

– Я дам вам знать перед отъездом.

Она поклонилась и заковыляла прочь. Торанага отправился поплавать. Небо на севере было темное – он знал, что там идет сильный дождь. Заметив, что со стороны Иокогамы подъезжает небольшая группа всадников, Торанага вернулся к постоялому двору.

Оми спешился и распаковывал голову:

– Господин Касиги Ябу выполнил ваш приказ, господин, точно перед полуднем.

Голова, свежевымытая, с волосами, приведенными в порядок, была насажена на кол, укрепленный на небольшом основании, – его обычно использовали для осмотра.

Торанага оглядел врага, как делал это десятки тысяч раз за свою жизнь. Он всегда в таких случаях думал: «Как будет выглядеть моя собственная голова?.. Вот ее рассматривает враг, победитель… Что выражает мертвое лицо? Ужас, боль, гнев, страх? А может, все сразу? Или вообще ничего… Хорошо бы – достоинство…» На мертвом лице Ябу читалась лишь безумная ярость, губы раскрылись в отчаянном вызове…

– Он умер хорошо?

– Лучше всех, чью смерть я когда-либо наблюдал, господин. Господин Хиромацу сказал то же самое. Два разреза, потом третий – горло. Без посторонней помощи и без звука. Вот его завещание.

– Ты снес ему голову одним ударом?

– Да, господин. Я просил у Андзин-сана разрешения воспользоваться мечом господина Ябу.

– Ёситомо? Тем, что я подарил Ябу? Он отдал его Андзин-сану?

– Да, господин. Он разговаривал с ним через Цукку-сана и сказал: «Андзин-сан, я дарю вам его в память о вашем прибытии в Андзиро и как благодарность за удовольствие, что подарил мне тот маленький варвар». Сначала Андзин-сан отказывался его брать, но Ябу просил его и заявил: «Никто из этих мерзавцев не заслуживает такого клинка!» Наконец Андзин-сан согласился.

«Любопытно, – подумал Торанага. – Я думал, Ябу отдаст клинок Оми».

– Каковы были его последние поручения? – поинтересовался он.

Оми рассказал ему все с точностью. Если бы они не были записаны в завещании, составленном при официальном свидетеле, Бунтаро, он обошел бы их и, конечно же, придумал что-нибудь другое. «Ябу был прав! – в ярости думал он. – Надо всегда помнить, что перо – длинная рука из могилы».

– Чтобы почтить мужество твоего дяди в смерти, я должен выполнить его предсмертные пожелания. Они все, без изменения? – испытывая его, спросил Торанага.

– Да, господин.

– Юки!

– Да, господин, – отозвалась служанка.

– Принеси чая, пожалуйста.

Она убежала, и Торанага задумался о последних желаниях Ябу. Все они были разумны. Мидзуно был дурак и мешал Оми. Мать – взбалмошная елейная старая карга – тоже висела камнем на шее сына.

– Очень хорошо, раз ты согласен, я их утверждаю. Все. И хочу утвердить также предсмертные пожелания твоего отца, прежде чем они станут окончательными. В награду за преданность ты назначаешься командиром мушкетного полка.