Кайа.История про одолженную жизнь(том 1-6) - Александр Алексеевич Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часы показывают пятый час пополудни. Вот это я нормально так поспал!
Ванная комната, вход в которую по запарке я сразу и не заметил, нашлась быстро. Умывшись и осознав затем неприятный факт того, что самостоятельно вылить из вазы свое пи-пи у меня не получится, ваза очень тяжелая, вышел из комнаты и, немного поплутав по незнакомым коридорам, обнаружил лестницу, которая вывела меня на первый этаж нашего Петербургского особняка. А значит, бессознательного меня привезли сюда и зачем-то поместили в каморку на цокольном этаже. Ну да, ладно, зато в темном и хорошо изолированном от посторонних звуков помещении я прекрасно выспался.
Странно. В этом большом доме тихо, обычно, не бывает никогда, а вот сейчас почему-то полнейшая тишина. И никого…
Кухня.
— Утро доброе, Клавдия Сергеевна! — зайдя на кухню, поздоровался я с кухаркой, бывшей самой первой живой душой, встретившейся мне в этом доме, и которая при моем появлении тут же выключила радио. — Или, вернее сказать, день добрый.
Я уселся за стол.
— Здравствуй, барышня. Что, только проснулась? Я-то ночью видела, как тебя, господи Боже, на руках в дом заносили! Что же это делается, а?! Ты себя как чувствуешь? Кушать будешь? — тут же залопотала эта чрезвычайно толстая и добродушная женщина, хотя прямо сейчас она была явно в подавленном настроении. — Давай-ка, я тебе быстренько омлетик с овощами сварганю! Или хочешь еще и первого?
— Чувствую себя хорошо, спасибо. Со мной ничего особенного не приключилось, просто я вчера очень устала и заснула на ходу, можно сказать. Извините, что напугала. Омлетик с овощами — это чудесно, а первого не надо, спасибо. И кофейку бы… — сказал я и выпил грушевый сок, стакан которого был поставлен передо мной заботливой кухаркой. — А чего это в доме тишина такая? И, собственно, где все? Выходной получили, что ли?
— А, ты же только проснулась и еще не знаешь новостей… День сегодня плохой, Кайа. Черный день!
От слов кухарки по моей спине пробежал электрический разряд и зачесались ладошки.
— Почему это он черный? — поинтересовался я и уткнулся в стакан, успокаивая нервы.
— Вчера, вон, барин при смерти оказался, дай бог ему здоровья, а сегодня… Сегодня с утра Марья Александровна преставилась, царствие ей небесное! — кухарка, утерев слезы фартуком, перекрестилась.
— Марья Александровна, бабушка… — вслух повторил я. — Что? Как?
«Во времена моей молодости, барышня, которая бы устроила такой позор своей Семье, какой устроила нам ты, просто исчезла бы из мира живых…». - вспомнились мне ее слова, сказанные в сумасшедшем доме.
— Чего не знаю, барышня, того не знаю! Господа нам не докладывают. — хлюпнула носом кухарка, а затем, усевшись на низенький табурет, разревелась вдруг в голос.
Эта сцена произвела на меня крайне гнетущее впечатление, а затем мне вспомнились и другие слова старухи. О том, что старые недобрые традиции порой могут вернуться.
Нет и быть не может сомнений в том, что смерть бабки, и неважно, сама ли она себя или же ей помогли «добрые люди», — прямое следствие вчерашних событий возле палаты папаши. Бабка играла в игру и проиграла, а сегодняшним утром ей просто пришло время оплатить свой проигрыш.
С царской любовницей мне необходимо быть в десяток раз осторожнее, ибо случись чего и пощады в этом обществе не дождешься даже от своих ближайших родственников. Такой вот чудесный мир…
— …Сашеньку нашего убили! — белугой ревела кухарка.
Вообще-то, она разродилась целой тирадой, из которой я услышал лишь ее окончание.
— Не поняла, какого еще Сашеньку? — поинтересовался я, возвращаясь из своих грез в реальный мир.
— Царевича старшенького! Александра Федоровича!
Услышав, когогрохнули, у меня внутри все похолодело, а перед глазами встал его образ, запечатленный в памяти, когда мы встречались на приемке военного линейного корабля. Красивый и статный юноша. Был. Внешне очень походил на своего отца, практически копия. А еще он крайне невзлюбил мою Кайю, как, впрочем, и его младший братец…
— А кто его убил? — спросил я, пропуская мимо ушей то, что до этого тараторила кухарка.
— Да люди говорят, что это Кристинка, змеюка подколодная, убийц к Сашеньке подослала!
Глава 88
Около восьми вечера того же дня, веранда особняка Филатовых в Петербурге.
Стольный град затих. Я небрежно кинул на стол видеофон, на дисплее которого до этого рассматривал интерактивную карту загруженности Петербургских дорог. И хотя этот город, даром, что столица, от перенаселения отнюдь не страдает, в отличие от прочих крупных мегаполисов имперской России, но все равно пробки здесь — дело самое обычное. Особенно в это время. Но только не сейчас. Сейчас, если верить карте, мало где образовались даже небольшие заторы. Город выжидает. Город с тревогой ждет новостей о царской Семье. И я тоже. Однако царская Семья хранит молчание.
Доподлинно неизвестно, погиб ли царевич. И если да, то который из… И вообще, царевич ли. Видел сообщения в городских чатах, которые очень оперативно удалялись, будто бы убиты все или практически все царские дети.
Если это не так, в том смысле, что никто не погиб, то весьма вероятно царская Семья не станет в принципе комментировать подобные слухи. Да даже если и произошло убийство, то об этом сообщат без каких-либо особенных подробностей. Как и о предыдущем случае.
Царских родственников вэтойРоссии не убивали давненько, более ста лет. Да и произошедшее в конце позапрошлого столетия было, скорее всего, «бытовухой». Престарелого царского братца тогда пристрелила родная племянница. По версии российской официальной истории, да и британской тоже, ибо монархи обоих государств — родственники, имело место быть неосторожное обращение с оружием. А вот версия американцев, по крайней мере, одна из, чье высокое начальство не связанно с царем родственными узами, сообщает о гораздо более пикантной причине произошедшего смертоубийства. И гораздо более отвратительной. А учитывая уже виденное и слышанноездесь, американская версия не кажется мне такой уж невероятной. Они, кстати, по этому эпизоду целое кино сняли, запрещенное к показу на территории России.
Открыв бутылку, этикетка на которой коротко и лаконично гласила: «Сидоровичъ», а также на ней был нарисован забавный еж, тащащий яблоко, налил в бокал напиток. Принюхался. Пахнет осенью. Приятный такой яблочный аромат, совершенно лишенный каких-либо ноток химозности. Очень приятный.
Сделал небольшой глоток, а затем еще один и в голове слегка зашумело.
— А вот настоящего-то сидра я, оказывается, никогда и не пивал… — вслух произнес я и,
