Быть корейцем... - Андрей Ланьков

Невеста и жених по очереди в порядке старшинства подходят к каждому из родственников и, совершив перед ним ритуальный поклон, преподносят ему чарку спиртного. Начинается приветствие с родителей жениха, перед которыми положено совершить два земных поклона и один поясной поклон. Прочих старших родственников приветствуют одним земным поклоном и одним поясным.

В ответ каждый из тех, кого невеста приветствовала таким образом, вручает ей деньги, которые молодые потом берут с собой в свадебное путешествие. По-прежнему распространён старый обычай, когда в юбку новобрачной её свекр и свекровь бросают жужуб, символизирующий мужское потомство, выражая ей таким образом пожелание иметь больше сыновей. Часто встречается на свадьбах и другой обычай, основывающийся на той же символике: жених кладёт в рот невесте плод жужуба, а потом они вместе выпивают по чарке.

После встречи с родственниками мужа молодые обычно направляются в банкетный зал, где приветствуют гостей. Сразу же после свадьбы молодые отправляются в свадебное путешествие.

Так начинается совместная жизнь...

Мальчик или девочка?

Наверное, с незапамятных времён у большинства народов будущие родители надеялись на то, что у них появится сын. Конечно, и рождение дочери обычно приносило родителям немало радости, но, чтобы там не говорили, предпочтение сыновьям отдавалось везде или почти везде. Феминистки часто говорят, что дело тут в патриархальной идеологии. Скорее всего, они правы, но факт остаётся фактом: в большинстве стран мира сыновей предпочитали дочерям.

В Корее, как и в других странах Дальнего Востока, это предпочтение было особенно сильным. Дело тут не только в том, что именно сыновья брали на себя основную тяжесть заботы о родителях в старости. Огромную роль в отношении к сыновьям играло конфуцианство – главная идеология стран Восточной Азии, в том числе и Кореи. В соответствии с конфуцианскими предписаниями только сыновья (а также внуки и вообще потомки по прямой мужской линии) могли совершать жертвоприношения перед поминальными табличками предков. Без этих жертвоприношений, думали в старину корейцы, души предков будут обречены в загробном мире на голод и нищету. Если у семейной четы не было сыновей, то в старые времена её будущее выглядело мрачным. Во-первых, такую пару ждала тяжёлая старость, ведь замужние дочери редко могли оказать своим родителям сколь-либо существенную материальную помощь. Во-вторых, и они сами, и все окружающие были уверены, что после смерти души не оставивших прямых мужских потомков людей будут обречены на вечные скитания по мрачным просторам загробного мира. Более того, столь же бесприютными становились и души тех их предков (порою – очень далёких), у которых не оставалось прямого мужского потомства.

Сейчас, как показывают опросы общественного мнения, во многих развитых странах родители стали отдавать предпочтение дочерям. Однако в Корее древние обычаи не изменились. За многие века господства конфуцианства особое отношение к сыновьям вошло в плоть и кровь корейцев, стало неотъемлемой частью их культуры. Старые поверья сейчас уже забыты, однако крайне серьёзное отношение к продолжению рода по-прежнему характерно для Кореи. Впрочем, дело не только в суевериях и традициях. Есть и вполне материальные причины, которые заставляют корейцев предпочитать сыновей дочерям. Во-первых, Корея отличается от других экономически развитых стран тем, что в ней практически отсутствует система социального обеспечения. Основную часть заботы о престарелых и больных берут на себя их семьи. Однако семья – это, в первую очередь, сыновья. Дочь, выйдя замуж, становится тем самым «отрезанным ломтем», о котором идёт речь в русской поговорке. Даже когда она хотела бы ухаживать за своими престарелыми родителями, это не всегда возможно: её главная задача – помогать мужу в заботах о его, мужа, родителях. Да и своих денег у дочерей не очень-то много. Большинство (54%) кореянок – домохозяйки, которые не получают вообще ничего, да и тем, кто работает, редко удаётся зарабатывать приличные деньги, ведь зарплата у женщин в Корее в среднем в полтора раза меньше, чем у мужчин.

Итак, пристрастие корейцев (и других народов Восточной Азии) к сыновьям – явление не новое и, в общем, не очень изменившееся с годами. Однако развитие современной технологии в условиях сохранения старого подхода к семье неожиданно принесло новую угрозу. В последнее десятилетие корейское правительство не на шутку встревожено появлением дешёвых и надёжных способов определения пола ребёнка на ранних стадиях беременности. Если родители смогут заранее узнать, какого пола их будущее чадо, то ясно, что матери, беременные девочками, будут чаще совершать аборты, а это неизбежно приведёт к демографическому дисбалансу.

В конце восьмидесятых годов стало ясно, что это – не пустые страхи. Именно тогда корейские демографы, а за ними – и политики забили тревогу: в стране стал быстро расти разрыв между численностью новорождённых мальчиков и новорождённых девочек. В 1989 году, например, среди первых рождений на каждые 100 девочек приходилось 107 мальчиков. Пропорция эта близка к естественной (примерно 100 к 105), но вот среди вторых рождений соотношение было уже 100 к 112, среди третьих – 100 к 189 и среди четвёртых – 100 к 210(!). Таким образом, родители достаточно спокойно относились к тому, что их первый ребёнок – девочка, но вот появление второй или, тем более, третьей дочери в семье рассматривалось ими как нежелательное событие, и они стали принимать меры к тому, чтобы на свет появился именно сын.

Именно в олимпийском 1988 г. дисбаланс впервые достиг заметных пропорций. Это вызвано было ещё одним забавным обстоятельством: в соответствии с древнекитайским календарем, который в России почему-то именуют «восточным», 1988 г. был годом дракона. Старинные поверья утверждали, что женщины, рождённые в год дракона, становятся плохими жёнами, и у них действительно бывают проблемы с созданием семьи: желающих жениться на женщине-«драконе» не так уж и много, ведь традиционную астрологию многие по-прежнему воспринимают вполне всерьёз. Поэтому в «год дракона», многие женщины, узнав, что они беременны девочками, предпочли сделать аборт.

В 1990 г. разрыв между численностью мальчиков и девочек среди новорождённых в целом достиг рекордной величины: 116:100. В некоторых же районах, например, в известном своими патриархальными, ультратрадиционными нравами городе Тэгу, этот разрыв был ещё больше. Так, в 1988 г. в Тэгу на каждые 100 новорождённых девочек приходилось 136 (!) мальчиков. Вообще, именно в более консервативных провинциях южной части страны разрыв между количеством мальчиков и девочек особенно велик.

Понятно, что все эти тенденции вызвали немалое беспокойство у властей. Проведённые тогда социологами исследования показали, что корейцы, если бы им предоставили полную свободу в выборе пола ребёнка, рожали бы сыновей примерно в полтора раза чаще, чем дочерей. Это означает, что Корея через несколько десятилетий превратилась бы в страну, где мужчин почти в полтора раза больше, чем женщин!

Стремясь не допустить возникновения такой демографической ситуации, корейские власти решили принять меры. В мае 1994 года Министерство здравоохранения категорически запретило врачам выяснять половую принадлежность эмбриона. Врач, нарушивший этот запрет, лишается лицензии на 12 месяцев. Это – весьма серьёзное наказание, ведь врачи в Корее, как и в большинстве развитых капиталистических стран, получают очень большие зарплаты и в своём большинстве являются весьма обеспеченными людьми. Повторное нарушение запрета ведёт к пожизненному лишению права заниматься медицинской практикой. Вдобавок, средства массовой информации развернули довольно активную пропагандистскую кампанию, доказывая, что дочери ничем, дескать, не хуже сыновей (а если хорошенько подумать, то даже в чём-то и лучше!).

Меры эти оказались успешными – даже более успешными, чем надеялись сами их инициаторы. Впрочем, немалую роль сыграл тут и распад традиционных патриархальных представлений, который в 1990-е годы шёл в Корее особенно быстро. После 1995 г. разрыв стал заметно снижаться. В 1995 г. в Корее на 100 новорождённых девочек пришлось 113,3 мальчиков. Когда же были подведены демографические итоги 1997 г., то многие в Корее вздохнули с облегчением: в 1997 г. на каждых 100 родившихся девочек пришлось 108,4 мальчика. Примерно эта пропорция существовала и в последующие годы (в 2000 г., например, 109,6:100). Это ещё не совсем нормальное соотношение (оно, напоминаю, составляет 105 мальчиков на 100 девочек), но всё-таки достаточно близко к нему.

Однако по-прежнему немалый дисбаланс сохраняется в более традиционных районах, на крайнем юге полуострова. В том же патриархальном Тэгу, например, на 100 родившихся девочек в 1997 г. пришлось 112 мальчиков. Вдобавок, надо помнить, что на практике все эти ограничения затрагивают по преимуществу семьи, относящиеся к бедным и средним слоям. Богачи имеют возможность обойти запреты, слетав, например, в одну из стран, где определение пола ребёнка никак не ограничивается, или же найдя сговорчивого доктора, который, получив весьма приличную компенсацию за риск, согласится на время забыть о суровых министерских инструкциях. Некоторые факты говорят о том, что таких сговорчивых врачей в Корее немало. Как иначе объяснить, например, тот факт, что, по сообщению еженедельника «Сиса чжорналь», в одной из дорогих частных клиник в пригородах Сеула на каждые 100 новорождённых девочек в 1997 году приходилось 130 новорождённых мальчиков? Конечно, принцип «не пойман – не вор» никто не отменял, однако значение этих цифр всем понятно.