Разум океана. Возвращение в Итаку - Станислав Гагарин

— Я очень рад твоему визиту, Тиэми Тода, — заговорил Косаку Хироси, поднимаясь. — В последнее время ты совсем позабыла обо мне. Почему ты избегаешь моего общества?

— Я ненадолго, Косаку Хироси, — сказала девушка. — Может быть, мне не следовало приходить сюда.

— Ну что ты, Тиэми Тода! Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Я опечален тем, что твои глаза перестали лучиться, когда ты обращаешь их в мою сторону.

— Ты умеешь красиво говорить, Косаку Хироси, и, признаюсь, твои слова всегда задевали мое сердце. Но я перестала тебе верить. Скажи, за что ты хотел убить этого человека?

— Что с тобой, Тиэми Тода? О чем ты говоришь?

— Ты прекрасно знаешь о ком и о чем. Ты свалил скалу сегодня.

— Ах, ты про этого русского… Я давно заметил, что он нравится тебе, но не думал, что до такой степени. Ты даже обезумела от своих чувств к нему, Тиэми Тода. Для меня это большой удар. Уверяю, тебе показалось.

— Отвечай на мой вопрос, Косаку Хироси.

— Тебе просто померещилось. У меня и в мыслях не было ничего подобного.

— Померещилось? Хорошо, пусть будет так. Но…

— Ты хочешь что-то сказать, Тиэми Тода?

— Я напомню тебе нашу старинную притчу. Притчу о соловье, не хотевшем петь песни. И спросили: «Что делать, когда соловей не поет?» Набунага сказал: «Если соловей не поет, я его убиваю». Хидееси сказал: «Я его заставляю». И Иэясу Токугава ответил: «Я жду». Прощай, Косаку Хироси.

Тиэми Тода вышла. Косаку Хироси вытащил из-под покрывала спрятанный от глаз девушки томик Нагаи Кафу и злобно швырнул его в угол.

«Проклятая девчонка! — подумал он. — Она может выдать меня, и тогда все пропало. А я уже на полпути к цели. Конечно, покушение на этого русского можно подать как следствие ревности, все-таки он потенциальный враг нашей империи, но… Мне не хотелось бы иметь личные счеты с этим медведем. Да, Масаси Кэндо нельзя настораживать, и медлить нельзя. Сегодня же… Нет, сегодня не успею, тогда завтра… Да, завтра передам Гофману, чтоб субмарины были готовы к походу на остров. Примерные координаты мне уже известны, а потом, когда субмарины подойдут, я дам им пеленг».

3

Все было так же, как и в тот день, когда Степан Бакшеев впервые сел в кресло, напомнившее ему кресло из парикмахерской. Поблескивающая многочисленными лампами аппаратура, экраны с пульсирующими кривыми, меряый гул и два кресла подле пульта с тумблерами и кнопками.

— Прежде чем мы приступим к основной задаче, я должен сказать вам несколько слов.

Профессор Накамура пристально посмотрел на Бакшеева, затем отвел взгляд и протянул руку к стене.

— Как вы уже знаете, — сказал он, — я разрешил Аритомо Ямада рассказать вам обо всем. Мне удалось расшифровать «язык» дельфинов и вступить с ними в связь. Она поддерживается с помощью вот этого аппарата. Рассказывать о его устройстве не имеет смысла. Оно очень сложное и действует по принципам, пока еще не известным современной науке.

Степан Бакшеев молчал. Он думал о судьбе инженера Уэда и о том, что ему предстоит сделать через несколько минут.

— Вам, специалисту, нет необходимости объяснять, какие возможности открываются перед человеком, сумевшим привлечь этих животных на свою сторону, — продолжал тем временем профессор Накамура. — Но сейчас идет война, и мне не до подводных кладов или океанографических исследований. Мы используем дельфинов во время морских сражений как санитаров. Они подбирают матросов и офицеров, упавших в воду, спасают раненых, доставляя их на специальные госпитальные суда. Гуманная роль, не правда ли?

Профессор Накамура с улыбкой посмотрел на него. А Степан вдруг вспомнил те мгновения, когда «Имандра» подверглась атаке, и теперь понял, что торпедировали их обманутые дельфины…

— Но в последнее время животные избегают сотрудничества с нами, — сказал профессор Накамура. — Необходимо принять определенные меры. Я пришел к мысли, что одной из таких мер будет беседа о коммунистических идеалах. Да-да, не удивляйтесь. Ваши взгляды близки этим животным. Откровенно говоря, я их не разделяю, по для пользы дела считаю возможным такой обмен информацией. Сейчас вы будете «говорить» с Фист-кых, Старшей Матерью. Это глава дельфиньей семьи. Я сказал «говорить», но это понятие весьма условно. Когда установится контакт и вы услышите «голос» Фист-кых, начинайте мысленно отвечать ей, напрягая всю волю, чтобы сосредоточиться на одном и не отвлекаться по иному поводу. Вы готовы?

— Да, — ответил Степан.

— Прекрасно, — сказал профессор Накамура. — Для первого раза вы назовете себя. Потом расскажете об основных принципах коммунизма и объявите, что вы Главный коммунист планеты.

— Но это не так, — возразил Бакшеев.

— А какая разница? Ведь здесь, на острове, вы единственный большевик, а остров настолько изолирован от внешнего мира, что сам превратился в отдельный мир. И здесь вы — Главный коммунист, Бакшеев, равно как и я — Старший Самурай. Садитесь, пожалуйста, в кресло. Я буду сидеть рядом и «слушать» вашу беседу. На первый раз — принципы, во второй беседе вы должны будете убедить Фист-кых, что принципы эти обязывают их беспрекословно выполнять наши указания, в этом, мол, их долг перед Человечеством. Приступайте.

Бакшеев сел в кресло, Накамура спросил в микрофоя, готова ли к беседе Фист-кых, и, получив утвердительный сигнал, опустил на голову Степана электронный колпак.

Раздался мелодичный звон. Бакшеев перестал ощущать свое тело, ему почудилось, будто он растворился в окружающем пространстве, и только его мозг продолжает жить, напрягаясь от непривычной работы. Степан твердил слова, какими он хотел встретить Фист-кых, он боялся сбиться, мучительный страх проникал в мозг, мелодичный звон продолжался, Степан увидел себя как бы со стороны, и тогда возникли слова:

«Это ты, Старший Самурай?»

— Нет, нет! — закричало где-то внутри Степана. — Это я, Степан Бакшеев.

И сразу он сообразил, что его имя ничего не говорит Старшей Матери, оно попросту не укладывается ни в одно из тех понятий, что переданы ей профессором Накамура. Наступила тишина, глубокая, тяжелая тишина, Фист-кых молчала, и Степан лихорадочно собирал мысли, чтоб стереть ими тишину, заполнившую пространство между ним и разумным существом из Океана.

— Я — другой человек, — произнес, наконец, Степан, — и хочу говорить с тобою, Фист-кых.

И еще он подумал, как здорово, что в свое время он в совершенстве овладел японским языком. Ведь дельфины общались с людьми только по-японски.

— Мое имя Степан, — сказал Бакшеев.

— Я слушаю тебя, Степан, — откликнулась Фист-кых. — Говори, я слушаю тебя, — повторила она.