Семь футов под килем - Илья Миксон

Николаев по справочнику определил, что гибнет «Биг Джон», торговое, Либерия. Последнее вовсе не означало, что «Биг Джон» — либериец. Под флагом маленькой страны плавают суда многих пароходных компаний.

Ветер уже не завывал — ревел тысячей сирен. Волны вздымались всё выше, и судно карабкалось наверх, словно к высокогорным снежным перевалам. На гребне судно на миг застывало, будто вывешенное на остром трёхграннике.

Весы океана могли перетянуть в любую сторону. Океан мог и разломить стопятидесятичетырёхметровый теплоход надвое, сбросить обломки в бездонный провал.

Стальные переборки стенали, скрипели, как рассохшиеся стулья. Палуба и борта гудели набатом. Надстройка содрогалась, тряслась будто в ознобе.

Взбесившийся океан захлёстывал пеной иллюминаторы.

Хлынул тропический ливень, с громом, с молниями. Сверкало, грохотало, заливало снизу и сверху.

— Всем надеть жилеты. Аварийным командам быть в полной готовности, — распорядился капитан.

Пал Палыч взял микрофон:

— Внимание всему экипажу! Немедленно надеть нагрудники! Аварийным партиям быть наготове! Внимание всему экипажу!..

Водяные громады обрушивались на палубу, расшибались о тамбучины, мачты, захлёстывали кипящими брызгами надстройку до пеленгаторного мостика.

— Завсегда в этом коридоре сквозняк, — хмуро и осуждающе сказал Зозуля. Он сделал пять «кругосветок», раз десять обошёл с юга Африку и был достаточно близко знаком с «ревущими сороковыми».

Полоса Индийского и Атлантического океанов между сороковой и тридцатой параллелями печально славится штормами и ураганами.

Вдоволь набесновавшись на раздольном океанском просторе, разбойные циклоны, словно полчища варваров после набега, собираются в колонны и с завыванием и свистом уносятся на северо-восток, в коридор между Африкой и Мадагаскаром.

— Завсегда, — повторил Зозуля.

Никто не отозвался. Матросы аварийной партии, как десантники перед высадкой, напряжённо прислушивались к штормовой канонаде. Все были в спасательных жилетах. Пенопластовые пластины распирали оранжевую обшивку. Нагрудники казались рыцарскими доспехами, высокий воротник на затылке — откинутым перед поединком забралом.

— Смирнов, — обратился боцман к Лёшке, — ты на верхотуре был, что там?

— Автомат строчит.

— А морзянка?

— Не отзывается. Только автомат.

Автоматический сигнализатор SOS висит в штурманской. Небольшая металлическая коробка с радиопередатчиком. Под стеклянной крышкой — два цифровых набора. В случае опасности надо разбить стекло, установить координаты и нажать кнопку. S-O-S и позывные судна заложены в программу заранее.

— Может, там никого и нет уже? — предположил Паша Кузовкин.

— Как это нет? — вскинулся Лёшка.

— На шлюпках спаслись, а мы зазря идём к ним…

— Ты!.. Ты думаешь, что говоришь?!

— Спокойно, Смирнов, — осадил Зозуля. — Идём мы не зря, Кузовкин. Шлюпки ещё не спасение при таком волнении и ветре. А может, у них радиостанция из строя вышла? Кто знает.

В красном уголке и столовой, как и на всём судне, иллюминаторы были наглухо задраены. Матросы ничего не видели, да и ничего нельзя было увидеть, даже из ходовой рубки. Гром не утихал. Гигантские магниевые вспышки молний, словно белые ракеты, ослепляюще били в упор.

Зозуля поднял глаза к динамику. Судовая трансляция молчала.

— Ежели не поутихнет, на спасательные шлюпки рассчитывать трудно, — высказал вслух свою тревогу старший матрос. — Опрокинет или о борта расшибёт.

— Залить может, — дополнил Зозуля. — Море — оно такое. А насчёт автомата тоже бывает. Помню, танкер один на подводные скалы наскочил. Команда на шлюпках ушла, от взрыва подальше. На борту ни души, а автомат стрекочет: не выключили.

— Летучий Голландец, — сказал Лёшка.

— То выдумка, призраки кораблей только в старых книжках и легендах плавают. А про танкер, что я рассказал, натуральный факт. — Зозуля повернулся к Паше: — Насчёт же твоего «зазря» — это брось, из головы выкинь. Когда дело жизни касается, максумальная вера нужна. И тому, кто спасает, и тому, кто помощи просит. Выдохлась вера, запаниковал — пиши пропало. Моряк завсегда до последнего стоять должен. За себя, за других. За судно — наперёд всего. Оно твой дом и главная защита.

Что-то щёлкнуло. Все, как по команде, вскинули головы к динамику.

Но оттуда — ни звука.

В ходовой рубке был почти весь командный состав: капитан, первый помощник, штурманы.

Там же находился и Николаев, пытался связаться с либерийцем по радиотелефону «Корабль».

«Корабль» — средство ближней связи с портом, другими судами, со шлюпочными радиостанциями.

— «Биг Джон», «Биг Джон», я — «Ваганов». Отвечайте. «Биг Джон», «Биг Джон»…

— Молчат, Василий Яковлевич? — спросил из темноты капитан.

— Молчат.

— Третий штурман, продолжайте вызывать. Василий Яковлевич, возвращайтесь к себе.

— Да, — сказал Николаев, — вдруг морзянка заговорит.

— На румбе?

— На румбе 108 градусов! — доложил Федоровский.

«Ваганов» двигался на юго-восток.

— Так держать. Четвёртый, есть что?

Четвёртый штурман Кудров, широко расставив для устойчивости ноги и цепко держась за поручни, не отрываясь вглядывался в экран.

Дымчато-зелёный круг сплошь в фосфоресцирующей ряби. Как озеро в ветреную лунную ночь.

По экрану кружила тонкая световая стрелка, зажигая зелёным огнём отражённые от волн сигналы. Когда стрелка отдалялась, вызывая новые всплески радиоэха, прежние затухали плавно, протяжно. Описав полный круг, стрелка опять возвращалась, притрагивалась, словно волшебная палочка, к угасшему эху и вновь возрождала его.

Волны, волны, волны…

— Пока не видно, Сергей Петрович! Волна забивает.

— Искать. Пал Палыч, за мной в штурманскую.

Они прошли в штурманскую рубку и плотно задёрнули за собой портьеру.

— Порядком ещё, — вздохнул Пал Палыч, отложив циркуль, — и волна встречная.

Он поднял глаза на контрольные приборы. Извилистая кривая на ленте барографа изменила направление.

— Давление повышается!

— Хорошо бы, — сказал капитан. — Машину загоним. При такой волне, на таких оборотах.

Капитан переживал за машину, за судно в целом, за сорок шесть жизней, которые он подверг сейчас серьёзному, быть может — смертельному риску. Но судно приняло сигнал SOS. Судно шло на помощь.

В штурманскую ворвался Кудров:

— Вижу! — и бросился обратно к локатору.

Капитан и Пал Палыч поспешили вслед. В ходовой рубке, как обычно, стояла тьма. От резкого перехода из света в темень перед глазами замельтешили золотые мухи. Капитан на ощупь добрался до камеры радиолокатора.