Не верь глазам своим - Нинель Лав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я в одиночке и попадал на прогулку с разными подследственными и обвиняемыми…
Встал к стеночке, на солнышко, глаза закрыл, привычно стал вспоминать наше лето с семьей в нашем коттедже — как же я не любил косить газон, всегда ворчал, а теперь бы…
Не увидел, а запах почувствовал и движение воздуха…
Напрягся и тут же получил удар под дых, но пресс напряг, удар сдержал, открыл глаза, шагнул в сторону и двоечку: прямой в лицо и хук правой — один отлетел, второй ударил, увернулся, саданул его в солнечное сплетение — второй согнулся, налетели еще двое, одного ударил прямо в переносицу — он взвыл, второго ногой… сбитые поднялись, навалились, повисли на руках, попытался освободиться… резкая, разрывающая внутренности боль пронзила тело, словно его проткнули насквозь, руки и ноги тут же онемели, стали ватными… покачнулся… от следующего взрыва боли сознание отключилось, и начал падать в черную, бездонную пустоту…
28. Июль. Четыре месяца беременности
Ворвавшись в кабинет, Илья Семенович застыл на пороге и уставился на сидящую за столом невестку. Позади него застыла секретарша со стаканом воды и горстью таблеток.
— Ириш, поехали… — начал он, не зная, как сообщить беременной невестке о случившемся, — нам с тобой надо… в госпиталь съездить.
— В госпиталь? Что-то случилось с Глебом?
— Драка на прогулке была… ему руку сломали.
— Руку? И все? — Ирина посмотрела на встревоженного, бледного мужчину и не поверила — внутренний барометр настроения мужа показывал «ураган». — У меня сердце с утра не на месте… ноет и ноет, как будто что-то плохое случится…
— Выпейте, Ириночка Викторовна, — споро подошла секретарша и протянула таблетки.
— Пей! — приказал Илья Семенович.
Ирина послушно выпила таблетки.
— И ногу сломали. Поехали в госпиталь!
— В госпиталь? А почему не в больничку…
Но объяснять мужчина не стал, подошел, взял Ирину за руку и, поддерживая под локоток, повел к машине.
Всю дорогу он говорил о чем-то постороннем, спрашивал о самочувствии, о дочке — отвлекал по полной, но Ирина была словно в трансе: ничего не слышала, не отвечала, ни на что не реагировала… и даже не думала, просто смотрела в одну точку, не мигая, и ждала… чего ждала не понятно.
Когда они уже подъезжали к госпиталю, она вдруг очнулась.
— Он жив, — тихо произнесла она и слегка улыбнулась. — Мне надо домой! Пожалуйста! Скажите ему, что я его люблю и скоро приеду! Пусть ждет меня! Я его спасу и все будет хорошо!
В первую секунду Илья Семенович подумал, что она тронулась умом от горя… Но откуда она могла узнать, что Глеб при смерти? Его ударили несколько раз заточкой, сломали руку, ногу, пробили голову… Он ей этого не говорил!
— Ирочка… ты как себя чувствуешь? — с тревогой заглядывая ей в глаза спросил он, не выходя из остановившейся машины — может, не стоило ей ничего говорить. — Может, тебя доктору показать?
— Мне надо домой! — повторила Ирина, все еще находясь в своих мыслях. — Пока идет операция, я успею…
— Хорошо, езжай домой… отдохни, полежи.
— Да нет, я вернусь… Просто сейчас мне надо домой!
Илья Семенович вышел из машины и отдал распоряжение водителю-охраннику:
— Оставайся с ней! Глаз с нее не спускай — при малейшем подозрении на ухудшение вызывай «Скорую»! Внука я потерять не могу!
Сделав несколько шагов, он обернулся на голос невестки.
— Вы правы! Когда припрет — ты уже не сомневаешься!
Машина рванула с места, а отец Глеба понял зачем помчалась домой его невестка и как хотела спасти его сына….
Деньги сделали свое дело: раненого Глеба из больнички следственного изолятора на вертолете доставили в военный госпиталь Бурденко, а не оставили умирать в тюремной больничке, сделали операцию, которая шла больше восьми часов и прошла успешно, правда, гарантий на выздоровление врачи не давали и лишь неопределенно пожимали плечами, в реанимационную палату (что категорически запрещено) пропустили жену и уж совсем в нарушении всех правил и «законов медицины» разрешили надеть на шею больного нательную иконку — против родовой, нательной иконки ни один из врачей не возразил, понимая, что жизнь больного находится в руках куда более высших сил, чем они (хотя многие себя считали Богами — почти!).
Ирина сидела в реанимационной палате, держала мужа за руку и молилась о его жизни…
«— Господь милосердный, сохрани ему жизнь! Не ради себя прошу — ради детей! Как они без его поддержки расти будут?! Родится сын и отца своего не увидит ни разу… Нельзя такое допустить! Нет, неправда, и ради себя молю — жить без него не смогу… ради всей нашей семьи молю — сохрани Глебу жизнь! — без него наша семья никогда не станет счастливой… Глеб добрый, заботливый, милосердный… больным детишкам операции оплачивает — скольким детишкам он еще может жизни спасти… Господи, спаси и сохрани ему жизнь!»
На груди Глеба покоилась небольшая золотая иконка, украшенная драгоценными камнями с ликом Иисуса…
Врачи постоянно наблюдали за прооперированным пациентом, стараясь не обращать внимания на скромно сидящий на стульчике «оплаченный и уже доставленный аппарат МРТ», и тихо радовались, и удивлялись, что ухудшений не наблюдается, осложнений не предвидится и состояние больного улучшается с каждым часом…
Через сутки после операции больного перевели из реанимации в палату и подключили к датчикам, а еще через сутки вывели из медикаментозной комы, и он пришел в себя.
Первое что увидел Глеб, очнувшись от долгого «сна», было бледное, осунувшееся лицо жены с застывшими, страдальческими глазами. Она ничего не сказала, поцеловала его в губы и пересев со стула на стоящую рядом кровать, рухнула на подушку и тут же заснула.
— Привет, сын! — услышал Глеб голос отца, с сожалением отрываясь от лица жены. — Она двое суток глаз не сомкнула — пусть отдохнет…
— Как я здесь… оказался? — прохрипел больной и закашлял.
— Чи-чи-чи! Осторожно! Кашлять тебе нельзя! — Илья Семенович придержал сына за плечи. — Две дырки заточкой — очень коварные! И лучше тебе пока поберечься! В тюремной больничке с этим не разобрались бы, и ты истек бы кровью… Но у тебя же есть опытный папочка! Который когда-то получил точно такой же коварный удар заточкой — поэтому я поднял на уши всех, и — вуаля! — ты в военном госпитале!
— А с рукой что? — скосив глаза, просипел Глеб.
— Даже в голову не бери — срастется! — отмахнулся от «проблемки» его отец. — И нога тоже.
— И нога?!
— И голову немного разбил, когда падал… об асфальт, вернее, об асфальтовую крошку — она значительно