Седьмой совершенный - Самид Агаев

– Там нет Абу Абдаллаха, - невозмутимо ответил страж.

Имран повернул назад и в одном из переходов столкнулся с Рахманом, начальником охраны полководца. Тот, взяв его под руку, отвел в сторону.

– О, Имран, где ты пропадаешь? Исфах-салар уже несколько раз спрашивал о тебе.

– Что-нибудь случилось? - вопросом на вопрос ответил Имран.

– Ничего, кроме того, что махди поблагодарил вождей котама за помощь и попросил их вернуться к своим очагам. Они обиделись и ушли, уведя с собой много войска. Ведь некоторые рассчитывали на высокие должности. Махди велел объявить набор рекрутов в регулярную армию из местного населения.

– А что Абу?

– Он промолчал. Вожди в первую очередь обиделись на него. Ведь он обещал им много всего.

– Где он сейчас?

– В саду. Только попридержи язык, кажется он не в духе, к тому же с утра пьет вино.

Генерал сидел в беседке у небольшого пруда. В руке у него была чаша, в которую стоящий рядом виночерпий беспрестанно подливал, а напротив сидел юноша с раскрытой на коленях книгой и читал вслух стихи.

Собравшись с духом, Имран приблизился и приветствовал полководца.

– А-а, явился, кредитор, - насмешливо произнес Абу Абдаллах, - я уже подумал, что ты деру дал. Садись.

Имран сел.

– Читай дальше, - приказал генерал замолчавшему юноше. Юноша продолжил.

"Облака разостали по земле серое покрывало.Радуга вышивает желтым и зеленым, красным и белым,На шлейф красавицы входящей она похожаВ пестрых одеждах, одна другой короче."

– Прекрасно, - сказал генерал, - можешь идти. Ты тоже, оставь кувшин и уходи.

– Ну, - спросил Абу Абдаллах, когда они остались одни, - где ты был?

Глядя в сторону, Имран пробурчал что-то неопределенное.

– Я не расслышал, - настойчиво сказал Абу Абдаллах.

– Я был у женщины.

– Двое суток?

Имран кашлянул.

– То-то я смотрю, ты весь зеленый, - рассмеялся генерал, - выпей вина.

– Нет, - с ужасом сказал Имран, отстраняясь, за эти два дня он выпил столько вина, что теперь не мог даже смотреть на него.

– А я говорю, выпей.

В голосе генерала зазвенел металл. Имран взглянул ему в лицо, взял чашу с вином и, преодолевая тошноту, выпил.

– Больше так не делай.

Имран кивнул, разглядывая чашу, - она была из черненого серебра с двумя позолоченными ручками.

– Я имею в виду твое отсутствие, я нуждался в тебе.

Имран насторожился.

– Абу Абдаллах, - встревоженно сказал он, - ты обещал отпустить меня.

Полководец налил себе вина, медленно выпил.

– Я могу силой удержать тебя, но боюсь, что тогда от тебя будет мало толку. Я хочу, чтобы ты остался по доброй воле. Может быть, сейчас ты единственный, кто способен дать дельный совет. У меня сложное положение. Долгое время я сеял возбуждение среди берберов, обещая им пришествие справедливого мессии. Но Убайдаллах обидел их, заявив, что более не нуждается в их услугах. Он не внял моим речам. Сегодня настал мой черед. Убайдаллах собрал в аудиенц-зале несколько человек, это высшие чины ас-сабийя. Вообрази себе, я туда не допущен, потому что в нашем ордене я так и остался миссионером низшего звена. Смешно, правда? К тому же, с момента моего посвящения прошло столько времени, что я, если бы уделял этому внимание, обладал бы шестой степенью. Потому что первые две степени можно достичь в течение года, а для преодоления каждой последующей необходим год. Ты не видел людей, явившихся к махди?

– Нет.

– Они из разных сословий: торговцы, ремесленники, дервиши, есть даже один нищий. Но ты бы видел, сколько спеси появилось вдруг в их лицах. Я едва удержался от желания наброситься на них с палкой и прогнать. Присутствие Убайдаллаха остановило меня.

Генерал замолчал, погрузившись в свои мысли. Воспользовавшись паузой, Имран задал ему вопрос:

– А что было в той бумаге, из-за которой ты едва не казнил меня?

Полководец вздохнул и изумленно посмотрел на собеседника. Имран словно заглянул в его мысли.

– Там были очень опасные слова, парень, - ответил Абу Абдаллах, настолько опасные, что умей ты читать, не сносить бы тебе головы.

– Почему ты так озабочен, Абу? Ты преувеличиваешь его значение, развязно сказал Имран, он вдруг опьянел, - и вообще пусть сначала докажет, что он мессия, явит свое предназначение. Если бы я не открыл дверь его камеры, то он продолжал бы в ней сидеть. А что он сделал, выйдя из тюрьмы? Потребовал рабынь и тешился, пока я стоял за дверью, охраняя его персону.

– Попридержи язык, - сурово сказал генерал, но тут же улыбнулся. - Так вот почему тебя понесло к проституткам!

Имран смутился и, чтобы скрыть смущение, потянулся за вином.

– Ты не обязан отдавать ему власть.

– Дело не в нем, а в самой идее, - уже серьезно сказал Абу Абдаллах и несколько туманно добавил, - и я ее заложник.

Поглядев в недоуменное лицо Имрана, он пояснил.

– Жизнь - это игра, а в игре существуют правила и их нельзя нарушать, особенно играя с тем, кто эти правила придумал.

– Я ничего не понимаю, - сказал Имран.

– Почему? - удивился генерал.

– Потому что ты разговариваешь сам с собой.

– Да, - рассеянно сказал Абу Абдаллах, - возможно. Но, кажется, я оказался меж двух огней. Как исмаилит я обязан беспрекословно подчиниться махди. И котама всегда знали, что это должно когда-нибудь произойти. Но я в ответе за них, а Убайдаллах внушает мне опасение. Что скажешь?

Генерал посмотрел на Имрана с надеждой.

Его всегда забавляла собственная привязанность к этому человеку, который за шесть лет пребывания рядом с ним, даже не удосужился выучиться грамоте. Но этот человек обладал удивительной способностью в самый неподходящий момент со своей деревенской непосредственностью вдруг ошарашить полководца совершенно неуместным замечанием, которое, тем не менее, заставляло по иному взглянуть на ситуацию.

Имран, перед глазами которого почему-то полыхнуло звездное небо, сказал:

– Если позволишь, я расскажу тебе притчу.

– Притчу? - удивился генерал. - Ну, расскажи.

Притча о тиграх

"Высоко в горах жил один пастух. Как-то пригнав своих овец на новое пастбище, он оставил их там пастись, а сам поднялся повыше на утес, чтобы сверху видеть все стадо разом, а не крутить головой. Неожиданно он услышал звуки, похожие на мяуканье котят. Звуки доносились из расщелины у основания скалы. Он подошел поближе и с опаской заглянул в нее. Расщелина вела в небольшую пещеру. В пастухе долго боролись любопытство и страх, но любопытство все же победило, и он с великими предосторожностями пробрался в пещеру. В ней царил полумрак и было такое зловоние, что он зажал себе нос. Когда глаза его привыкли к темноте, он испытал такой испуг, что сердце его едва не выскочило из груди. Оказалось, что он попал в логово тигров. Скованный ужасом, он не мог даже пошевельнуться, а только ждал неминуемой смерти, закрыв глаза и затаив дыхание. Но смерть медлила, он открыл глаза и увидел лежащего неподвижно громадного тигра, по которому, жалобно попискивая, ползали тигрята. Из тигриного бока торчало оперенье стрелы. Страх в человеке сменился жалостью. Он догадался, что смертельно раненый охотником тигр нашел силы вернуться к своим детям и там умер. Тигрят было трое. Пастух положил их в свою сумку, и с тех пор не расставался с ними. Тигрята подросли, стали надежной защитой человеку. Он научил их сторожить и загонять стадо. Никто теперь не смел приблизиться к стаду, не говоря уже о том, чтобы выкрасть овцу.

Как-то раз, когда овцы мирно щипали траву, а тигры грелись на солнце, пастух отошел в сторону по своей надобности. Едва он вошел в ближайший кустарник, как нос к носу споткнулся с тигром. Это был чужак, который подкрадывался к стаду. Пастух закричал, призывая своих помощников, и те в мгновение ока оказались рядом с ним и выдвинулись вперед, закрывая своего хозяина. Они стояли друг против друга - один тигр против троих, оглашая окрестности таким рыком, что листья на деревьях и те от ужаса пожелтели, что уж говорить о пастухе, который был ни жив, ни мертв от страха. Но тут чужак что-то сказал, этим троим, на своем тигрином языке. Те обернулись, посмотрели на хозяина и вдруг набросились на него. В следующий миг пастух был разорван в клочья. После этого четверка тигров задрала все стадо."

Имран замолчал, взял чашу и смочил вином пересохшее горло.

– Это все? - спросил генерал.

– Все.

– Странная притча, - недовольно произнес генерал, - у меня даже хмель прошел. Что означает эта аллегория? Откуда ты ее взял?

– Я не знал ее раньше, - признался Имран, - она сейчас пришла мне на ум.

– Значит, ты сам ее сочинил. В таком случае ты должен знать, что сказал тигр-чужак тиграм пастуха, меня это больше всего занимает.