Рождение экзекутора. 1 том (СИ) - Становой Марика "Marika Stanovoi"

Яркий свет из искусственных цветов, люстры с искристыми стеклянными подвесками, расписные маленькие и большие плитки по стенам и полу — у чипу такими плитками обкладывали старинные печи… Стеклянные шкафы с множеством полок и развешанной одеждой, высокие узкие лавки, укрытые махровыми простынями дичайших расцветок, а посередине — как гигантская чашка — круглая каменная кадушка с каменной же лесенкой. И ни одного окна...

— Возвышенная и великолепная битерере Лардарошса, в купальне мы смоем с вас мерзкую дорожную пыль и отравляющую усталость. Взобьем небесную мягкость вашего нежного тела, удобрим девственную кожу благовониями и ублажим питательными кремами...

Невеста пренебрегла ответом. От обилия острых запахов начался насморк и заслезились глаза. Занятая утешением и перестройкой обоняния, Крошка поняла, что у неё гудит голова и сосет в животе от голода. Утром в караване она съела шесть мисочек со сладкими муссами, но в каждой было всего лишь на донышке фруктовой пены. А скоро должен быть обед! Ни часов, ни местного солнца она не видела — где и как? Все время замотанная в тряпки, замурованная в вагоне… Крошка даже караван толком не успела разглядеть: её сразу умаршировали в дворец Вседержителя, оказавшийся целым городом. Интересно, тут вообще окна есть? Или она так и будет жить как пчеломатка, укрытая в сердце улья? Но в любом случае время-то уже переползло за полдень. Хотелось есть, и было бы отлично, если бы принесли мясо! Жареное.

— Ильдис, я хочу есть! — Крошка царапнула пальцем по кудрявой макушке хашир, которая, пропевая невозможную чушь о любовно связанных гольфах, обнимающих вожделенные ножки, медленно скатывала эти самые гольфы обеими ладонями к щиколоткам.

Хашир подняла изумлённые, подведенные чуть ли не до ушей глаза.

— Я не...

Но тут подскочила блондястая пышка, относившая сброшенную одежду. Пролепетала, пуча глаза и прижимая к животу свернутые в комок халаты:

— Ваша бесподобная красота измождена ожиданием… Ваша дневная хашир Ильдис — это я...

— Прости, — великодушно пожала плечом Крошка. — Ладно, ты Ильдис. Не могла бы ты принести мне что-нибудь поесть? Я умираю с голоду. Утром мне дали только две ложки какой-то фруктовой каши. И, если можно, принеси мяса, а? Жареного! Я знаю, мне тут сидеть еще до вечера...

— Новая битерере должна быть чиста и легка перед свадьбой! — пискнула сзади третья хашир, расплетавшая длиннющую и толстенную косу, выращенную Крошкой во время езды в караване.

— Я подыхаю от голода! Принесите еды, или я откушу по куску от вас! — Лардарошса для убедительности щелкнула зубами. Да, с ней надо считаться: у неё за спиной вся таинственная Империя Ши, мощная и хищная!

Пышка Ильдис зажмурилась, торопливо сунула скомканные халаты в корзину и вылетела вон, даже забыв шаркать ногами.

— О-о-о стремящаяся к свету любви, благородная битерере Лардарошса! У вас же нет хвоста! — завыли обе служанки и рухнули на пол. — Нижайше умоляем вас дождаться вашей собственной хашир Ильдис! Мы только сменные помощницы дневных хашир! Будьте всемилостивы...

— Какого хвоста? — изумилась Крошка и милостиво полезла в купель, растерянно копаясь в памяти. Камень был неожиданно теплый, вода приятно горяча. А о хвостах ничего вроде не записалось… Невесту должны вымыть, одеть… Всё! Вот, заодно убедятся, что нет у неё хвоста! Дикари. Вовремя вспомнив, что волосы моются отдельно, широким жестом вывесила прекрасную гриву из ванны. Блаженно опустилась на приступочку у дна и положила щеку на слегка бугристый, неожиданно удобный округлый бортик. Дурищи всё еще боялись и мялись, стоя на коленях.

— Светлейшая битерере, только хвостатые щерицы едят нераспустившиеся бутоны, не давая им возможность отцвести и плодоносить! — полушепотом сообщила «кудряшка» и рискнула приблизиться, все еще пригибаясь.

— Да не ем я людей! — хихикнула Крошка, гляда на всё еще скорчившуюся на коленях третью хашир. — Кто такие щерицы?

— О возвышенная битерере, мы слышали всякое о могучей империи Ши, — девушка собрала и приподняла необъятную гриву, ожидая, пока засуетившаяся третья придвинет огромный таз на колесиках и присоединит его к душу у ванны. — Щерицы же сейчас спят, но по весне их будет множество. Они будут ловить полёвок и бегунков в Цветнике и Саду. Хотя и сейчас некоторые, беспокойные и не уснувшие на зиму, пробираются в спальни и греются в кроватях...

— У вас тут живут ручные животные? Кошки?

— Нет, о великомудрая битерере, кошкам в сады нельзя — это же грязное животное! Дети могут заразиться какой-нибудь гадостью. А щерицы чистые! Это длиннохвостые скальные гекконы. Некоторые верят, что они приносят достаток и плодность.

— А некоторые от них и родились, — буркнула другая. — Как прихвостень стражного Скайрс. Он точно с хвостом.

— Ну, некоторые люди рождаются с хвостом… А как зовут тебя? Вас обеих? — Крошка протянула руку, чтобы дотронуться до всё еще нервной третьей служки, но та увернулась. — Да не буду я кусаться, я пошутила же!

— Благословенной битерере нет нужды звать нас по именам… Мы просто сменные хашир. Родиться с хвостом — это плохо, но хуже вырастить себе хвост злыми помыслами и делами. Битерере Зикрайя так грустила по дому, что однажды убежала. Но Скайрс нашёл её, поймал и съел...

Крошка задумалась. Сначала хотела рассмеяться — ну что за глупости? Ведь такого не может быть! Или это шутка? Но третья служка была слишком серьёзна и пуглива. Ловить за руку и спрашивать, задавая конкретные вопросы, считывая истинный ответ сканом, как дознаватель, Крошка не решилась. В памяти же не было информации, что на Гайдере ели людей. Джи бы не допустил… Или именно поэтому планируется присоединение? Чтобы остановить местные безобразия и сделать гайдерцев частью цивилизованного мира?

Её вымыли в нескольких водах, подкрашенных ароматизированной пакостью. Крошка разомлела и чуть не уснула, откинув голову на широкий греющий край ванны, пока хашир с охами и ахами намывали и выполаскивали густые и длинные, аж до земли волосы. Вседержитель любил "гривастых" девиц, и в гареме длинные густые волосы считались хорошим знаком для будущей родительницы и множительницы властителевой наследственности.

Болтовня девиц, комментирующих каждое действие, заглушала тягучую тихую музыку. Крошка, сама не желая того, выучила припев любовной песенки. Назойливый мотивчик кружился и кружился... Первые слоги скороговоркой и высоко, шипящие протяжно и нежно, словно жуки в траве:

… О трепетная мушка, залипшая в меду,

Дождись меня, жужжалка, уже к тебе иду...

Крошка непроизвольно повторяла смешные слова песенки, лежа на животе, умащенная кремами и укрытая махровыми простынями, когда с металлическим дребезжанием Ильдис вкатила столик.

— Мясо! — Крош... Нет, она — Рошса!

Лардарошса хихикнула и, вырвав из рук служанок еще влажные волосы, села, завернувшись в простыню.

— О легчайшая битерере, вам нельзя мясо, вы должны быть...

— Да-да, иначе я потолстею и не смогу танцевать, — Лардарошса потянулась двумя руками, чтобы снять эмалированную, с узором из пышных пионов крышку. Но Ильдис тут же перехватила инициативу и грохотнула столиком, отдергивая его на себя. Укоризненно поглядывая на свою невоспитанную госпожу, сняла крышку.

— О нетерпеливейшая будущая битерере, вы не можете сама! До свадьбы вы еще нерасцветший бутон! Я вас покормлю, но немножечко: вам надо порхать легко, как нежный воздушный лепесток в летнем ветерке!

Взяв в одну руку хрустальную пиалку, Ильдис подцепила ногтём трубочку из футляра за специальное колечко. Крошка вздохнула и, кротко сложив руки на коленях, поймала трубочку ртом.

Ложками эти дикари не пользовались. Бравые кавалеры выпивали жижу через край пиалок, а нежные дамы изящно высасывали жидкости широкими трубочками, словно бабочки цветочный нектар. Куски же твёрдой еды вылавливали когтями. В недалеком прошлом великосветские дамы остро затачивали один или два «пищевых ногтя» или пользовались иглами, мужчины — ножами. Но прогресс не стоит на месте, и вот — есть наперстки с шипом. А во внешних ресторанах, куда битерере не имеет шанса попасть, выдают даже одноразовые когти.