Резервация - Антон Сибиряков

– Что ты скадзала?!

– Давай не сейчас, Плеймн…

Она вскрикнула. Он ударил ее.

– Что ты скадзала, сука?!

Она молчала. Но Гай слышал, как она тихо всхлипывает, глотая слезы.

– Раждевайся, быштро!

– Да, да… хорошо.

Гай услышал, как расстегнулась молния на ее шортах.

– Давай, дживей!

Господи, подумал Гай, что же вы творите здесь, поганые ублюдки!? Кто давал вам право на это?!

– Иджи сюда, – приказал Плеймн. И она покорно подошла. – Поверджнись, шлюха!

– Я прошу тебя, Плеймн… – зашептала Аня. – Я прошу тебя, не так…мне там очень больно…

Она закричала. А то, что секунду назад было Плеймном, заревело что-то на непонятном языке. Посыпались удары – теперь Гай слышал их отчетливо. И почти сразу ему вместе с водой на лицо полилась яркая кровь. Он задрожал, стирая ее с лица, и ухватился руками за решетку. Впился в нее пальцами и поднялся, вылез наружу, в эту укутанную паром душевую, как древний вампир, пробудившийся от крови.

Плеймн стоял к Гаю спиной – был занятой беспомощной, скорчившейся на полу девушкой. Бил ее ногами в тяжелых берцах. В живот, в грудь, по рукам, которыми она пыталась от него отгородиться. Весь пол вокруг был залит кровью.

Гай ударил его с размаху. Тяжелой чугунной решеткой в затылок. Что-то хрустнуло, и Плеймн отшатнулся. Поплыл, опершись о стену, стараясь удержаться на ногах. Но ему это не удалось – он припал на колено, и Гай увидел, как из его рта льется кровь. Бордовая, она падала на пол и растекалась по полу широкими кляксами.

– Тва… – произнес Плеймн и забулькал кровью. Он развернулся и посмотрел на Гая покрасневшими глазами. – Тва…

Его рука слепо шарила по портупее, но кобура висела на крючке у входа. Тогда Плеймн поднялся и попытался сделать шаг. Нога подогнулась, и он свалился на пол.

Гай подошел к нему и навис над его лицом.

– Что, падаль? – спросил он. – Нравится тебе такой расклад?

– Тва… – снова пробулькал Плеймн.

Гай отбросил решетку в сторону и подошел к Ане.

– Ты как? – спросил он. Она лежала на полу, забившись в угол. Из носа текла кровь, а на лбу темнело глубокое рассечение. На животе расплывались бордовые пятна от ударов ботинками. К вечеру, подумал Гай, они станут черными.

– Встать сможешь?

Она держала руки у рта. Кусала пальцы. Ее лицо было перемазано кровью, соплями и тушью. Но она закивала и присела, опершись о стену.

– Не смотри, – сказала она, прикрывая грудь.

– Да, – Гай смутился и отвернулся. – Прости…

– Ничего, – шмыгнув носом, ответила Аня. – Он сдох?

Плеймн еще дышал.

– Нет.

– Хорошо.

Она надела майку, с трудом поднялась и, держась стены, прошлепала до крючка, на котором болталась кобура с пистолетом.

– Что ты?.. Нет. Постой! – Гай не успел опомниться.

Она вытащила пистолет и выстрелила Плеймну прямо в лицо.

– Сдох, – сказала она и засмеялась.

Конец четвертого эпизода.

5

Гай присел на корточки и расчистил трубу от осколков. Обернулся:

– Готов?

– Дай мне скальпель, – попросил Антон, вытянув руку. – И иди первым.

Тонкая хирургическая струнка, почти невесомая, – подумал Антон, когда скальпель оказался у него в ладони. – На нем все еще моя кровь.

Он аккуратно обтер лезвие с обеих сторон.

В это время Гай забрался в трубу по-пластунски. Во тьме мелькнули подошвы его ботинок.

– Давай следом! – позвал он из темноты.

Антон вытер пот со лба.

– Хорошо! – крикнул он и задвинул кровать к стене. Обернулся на стоявшего в дверях мальчугана на велосипеде.

– Не смотри так! – пригрозил он.

Но мальчишка смотрел. А потом молча развернул велосипед и лязгнул дурацким звонком. Антон заметил примотанную к багажнику клетку, полную слепых, скулящих щенят. Им было тесно внутри, они наползали друг на друга, тыкались мордочками в гнетущую решетку.

– Где ты взял их?! – зарычал Антон в гневе. – Отдай их мне!

Мальчишке было плевать – он толкнул велосипед и заскочил на потертую сидушку. Поймал ногой педаль и не спеша покатил по зашарканному ковру.

Антон ринулся следом. Толкнул тяжелую дверь – так, что та хлопнула о стену. Коридор напоминал длинный, узкий окоп, выстланный ковровой дорожкой, обложенный кирпичом и рядами дверей. Тусклые лампы в плафонах издавали странный пчелиный гул. А может быть, это гудели линии телефонных проводов, по которым текли кровавые приказы Гаспара. Стоило проводам оборваться, и на пол непременно хлынула бы вязкая черная каша. Затопила бы все вокруг.

Антон коснулся стены, в надежде прийти в себя. Сощурился, пытаясь разглядеть мальчонку. Но коридор был пуст. Лишь где-то там, впереди, позвякивал дурацкий велосипедный звонок.

Он прошел мимо кабинета Гаспара – симфоническая музыка все также звучала из-под закрытой двери. Наполняла все вокруг дикой болью, под которую маскировалась, стараясь заглушить крики разбитых женских ртов. Здесь, под землей, это божественное творение обретало чудовищную форму, становилось предвестником страданий. Антон знал это, видел еще в Европе – потайные двери в барах Голдтауна, гримерки, где проститутки приводили себя в порядок, собирая щеточками растекшуюся по щекам тушь. Щуплые комнатушки с заплеванными зеркалами, тусклым светом и полным комодом презервативов. В барах подороже, в гримерках, стояли корзины для белья – туда можно было положить трусики, если вдруг начиналось кровотечение после гэнг-бэнга. Пластиковые корзины – место, где проститутки прятали свою слабость, чтобы не потерять клиентов. Все это происходило в Европе, где права человека охранялись конституцией. И страшно было даже подумать, какой ад творился здесь, в резервации.

Держась стены, Антон побрел вглубь коридора. Как немощный ослепший старик за шнурком поводыря.

Ты снова пил, – прозвучал упрек в голове.

«Всего лишь пару глотков»

Этого достаточно, чтобы тебя убить.

Разум пытался ему что-то объяснить. Но что он мог, когда вокруг творилось такое безумие?

«Гай тоже видел этого паренька. Он сказал мне, я помню»

Напарник говорил ему, это правда. Там, у морга, куда они приехали забрать старика. Гай сказал – «всего лишь мальчишка». Значит, тоже заметил, как паренек смотрел на их револьверы.

Ты не должен был пить. Это разбудило их.

– Кого?! – спросил Антон вслух. Остановился, ожидая услышать ответ.

Но прошептал его сам, высохшими, окровавленными губами.

– Чудовищ.

Нет, нет! Чудовищ пробудили не они! Они забрались в их логово, пока чудовища спали. Но не успели уйти до того, как они проснулись.

Ты должен вспомнить, Антон, – сказал ему разум. – Может быть, у тебя был такой же велосипед в детстве? И ты катался на нем по двору, пока отец ставил жаровню и раскладывал на ней мясо? Стейки. Вспомни, отец любил, чтобы они были пожирней.