Потерянный континент - Эдгар Берроуз

Она чуть притихла, но продолжала попытки оттолкнуть меня. - Ты назвал меня варваркой! - сказала она.

Ах вот в чем дело? Вот что продолжает терзать ее. Я прижал ее к себе.

- Ты не можешь любить варварку, - продолжала она, но сопротивление прекратила.

- Но я люблю варварку, Виктори! - воскликнул я. - Самую дорогую дикарку на свете.

Она подняла на меня глаза и, обвив своими гладкими загорелыми руками мою шею, прижалась губами к моим губам.

- Я люблю тебя - я всегда любила тебя! - проговорила она, спрятала лицо у меня на плече и всхлипнула.

- Я была такая несчастная, - сказала она, - но я не могла умереть, потому что думала, что может быть, ты жив.

Пока мы так стояли, забыв обо всем, интенсивность бомбардировки увеличилась: снаряды теперь сыпались на дворец каждые тридцать секунд.

Долго оставаться там означало верную смерть. Возвращаться тем же путем было безрассудно не только потому, что коридор представлял собою развалины, но и потому, что по другую сторону его могло быть слишком много императорских слуг, которые захотели бы остановить нас.

В комнате была еще одна дверь, ведущая в противоположную сторону. Оказалось, что она ведет в третью комнату с окнами во внутренний дворик. Поглядев в окно, я увидел, что он пуст, а окна на противоположной стороне неосвещены.

Я помог Виктори вылезти, затем вылез и сам, и мы вместе пересекли двор. В стене напротив оказалось много дверей, между которыми были маленькие окошки. Мы постояли, прислушиваясь около одной из широких деревянных дверей, и услышали лошадиное ржание.

- Конюшни! - прошептал я, толкнул дверь и вошел. Из города доносился взволнованный шум и близкие звуки боя - треск тысяч ружей, вопли солдат, хриплые команды офицеров и сигналы горнов.

Бомбардировка прекратилась так же внезапно, как и начиналась. Я решил, что враг ворвался в город, потому что доносившиеся до нас звуки были звуками рукопашного боя.

Я ощупью пробирался по конюшне, пока не нашел седла и уздечки для двух лошадей. Но потом, в темноте, мне удалось обнаружить только одну лошадь. Двери на улицу тоже были открыты, и мы могли видеть, как великое множество мужчин, женщин и детей спасается бегством в западном направлении. Солдаты, пешие и конные, тоже участвовали в этом безумном исходе. Тут и там можно было увидеть верблюда или слона несущего на себе офицера или сановника. Было совершенно очевидно, что город может пасть в любой момент - достаточно было взглянуть на обезумевшую от ужаса толпу.

Беззащитные женщины и дети гибли под ногами лошадей, верблюдов и слонов. Рядовой стащил генерала с лошади, и вскочив на нее, умчался по переполненной людьми улице на запад. Женщина схватила ружье и размозжила голову придворному сановнику, чья лошадь затоптала ее ребенка. Вскрики, проклятья, команды, мольбы неслись отовсюду. Это было ужасное зрелище, запечатлевшееся навсегда в моей памяти.

Я оседлал и взнуздал единственную лошадь, оставшуюся в конюшне явно по недосмотру, и немного отступив в темноту конюшни, мы с Виктори стали смотреть на ошалело мечущуюся толпу.

Войти в ее гущу значило обречь себя на большую опасность, чем та, которой мы подвергались, оставаясь внутри. Мы решили подождать, пока поток чернокожих не начнет иссякать, и больше часу простояли, а шум боя все явственнее доносился из восточной части города. Среди бегущей на запад толпы стало все больше и больше появляться солдат в форме, пока они совсем не заполнили улицу. Это было не отступление в полном боевом порядке, а повальное, страшное, беспорядочное бегство.

Сражение шло уже совсем рядом: выстрелы слышались на нашей улице. Затем прошла буквально горсточка храбрецов - маленький арьергард, медленно отступавший на восток и с лихорадочной торопливостью отстреливавшийся от еще невидимого нам врага.

Но и их оттесняли все дальше и дальше, пока напротив нашего укрытия не показался первый ряд вражеских войск. Это были люди среднего роста с кожей оливкового цвета и миндалевидным разрезом глаз. В них я узнал потомков древнего китайского народа.

У них было хорошее обмундирование и великолепное вооружение, сражались они смело, сохраняя отличную дисциплину. Я был так поглощен волнующими событиями на улице, что не услышал появления отряда у нас за спиной. Это была небольшая группа победителей, захватившая дворец и теперь осматривавшая его.

Они нас застали настолько врасплох, что мы оглянуться не успели как стали их пленниками. Эту ночь мы провели под стражей за восточной стеной города, а на следующее утро отправились в долгий поход на восток.

Жестокость захватившие нас по отношению к пленникам не проявляли, а по отношению к женщинам были даже уважительны. Мы шли много дней - так много, что я потерял им счет. Наконец мы дошли до китайского города, расположенного на месте бывшей древней Москвы.

Это был всего-навсего маленький пограничный город, но хорошо построенный и хорошо содержащийся в порядке. В нем базировались огромные военные силы, а кроме того, здесь находился и конечный пункт железной дороги, пересекавшей современный Китай вплоть до Тихого океана.

Все, что мы видели в городе, носило печать высокой цивилизации, и в сочетании с человечным отношением к пленникам во время долгого и утомительного путешествия дало мне возможность надеяться, что можно будет обратиться к какому-нибудь высокопоставленному офицеру.

Общаться с ними мы могли только при посредстве переводчиков, владевших абиссинским. Но их было много, вскоре после того, как мы прибыли в город, я уговорил одного из них передать мою просьбу командующему войском во время возвращения из Нового Гондара о разрешении на беседу с каким-нибудь высокопоставленным должностным лицом.

Ответом на мою просьбу был приказ явиться к офицеру, которому мою просьбу передали. Я шел в сопровождении сержанта и переводчика. Со мной была и Виктори - мне удалось получить разрешение, чтобы она оставалась со мной; после того, как нас взяли в плен, я ни разу не оставлял ее одну.

К моему большому удовольствию, офицер, к которому мы были доставлены, бегло говорил по-абиссински. Он был поражен, когда я рассказал ему, что я пан-американец. В отличие от других, с кем я разговаривал после прибытия в Европу, он был хорошо знаком с древней историей, осведомлен и с положением в Пан-Америке в двадцатом веке, и задав мне несколько вопросов, убедился, что я говорю правду.

Когда же я рассказал ему, что Виктори - королева Англии, он выказал значительно меньше удивления, объяснив, что во время последних экспедиций по бывшей России они обнаружили много потомков древних знатных и королевских семей.