Город солнца - Дэвид Ливайн

При свете уличных фонарей он рассмотрел ее фамилию на нашивке. Патрульная Дженнингс. Его сердце приятно заныло. Красавица!

— Послушайте, ведь на светофоре был желтый, — начал Задира. И улыбнулся. Улыбаться такой хорошенькой женщине было легко.

— Водительские права и документы на машину, — повторила она без тени эмоций.

От огорчения Задира чуть не застонал, но сдержался, достал документы и протянул патрульной. В них был указан адрес, по которому он давно уже не жил, а его новое местожительство там не знали. Сама по себе машина тоже была «чистой» — ни оружия, ни алкоголя, ни наркотиков; придраться совершенно не к чему. Однако две проблемы у него все же были. Во-первых, куча неоплаченных парковочных талонов, которые превратились уже в судебные предписания. И во-вторых, если она пробьет его по компьютеру, выяснится, что он в розыске. А этого допустить никак нельзя, подумал Задира, еще раз оборачиваясь, чтобы посмотреть на патрульную. Та сверила фотографию на правах с его лицом, а документы на машину — с самой машиной.

— Может, на этот раз обойдемся предупреждением?

— Вы превысили скорость, — ответила она. Слегка суховато, но Задире понравилось.

— Было дело.

— И куда же вы так спешите?

— Да никуда. Возвращаюсь из спортзала. После тренировки избыток энергии, вы понимаете?

Это пробило небольшую брешь в ее полицейской броне и немного ее смутило.

— Да… — начала она нерешительно. Задира представил, как она едет на велосипеде или бежит, обливаясь потом, как в рекламе энергетического напитка. Но девушка быстро вспомнила о работе: —…но все-таки…

— Я теперь поеду медленно. Можете мне поверить. — Задира старался выглядеть дружелюбно.

Патрульная сузила глаза и внимательно посмотрела на него. Она не сказала ни «нет», ни «да» по поводу штрафа, просто посмотрела. И тут он дал волю своей фантазии. Наверное, их вызвал вид ее форменных ботинок, носки которых, маленькие и блестящие, едва виднелись из-под брюк. «Вот как раз такая девушка, симпатичная и молодая, мне и нужна, — подумал Задира. — А почему бы и нет? Конечно, не самый лучший повод для знакомства, но бывало и хуже».

Задира представил себе, как они живут вместе уже несколько месяцев. Достаточно долго, чтобы привыкнуть друг к другу и при этом не успеть надоесть. Она приходит домой после работы, бросает фуражку на диван, где он сидит, и вынимает из волос заколку. Подходит к нему, и он снимает пояс с пистолетом с ее стройных бедер. Потом начинает расстегивать ее брюки, открывая плоский упругий живот и резинку крошечных белых трусиков. Он только что, прямо перед ней, вернулся домой. Потому что (она об этом и не догадывается!) он подстраховывает ее во время дежурства. Он следит за ней из укрытия. Он ее незримый напарник. Он ведет честную жизнь. Задира остался в прошлом, теперь он просто Гарт. Гарт Минц и Дженнингс. Черт, а как ее зовут? На этом месте его мечты были прерваны строгим обращением:

— Пожалуйста, подождите в машине, сэр. Я сейчас вернусь.

Задиру словно волной накрыло. Его движения были медленными и неуверенными, как будто он плыл в бассейне, наполненном желатином. Задира открыл дверцу машины и тихо поставил ноги на асфальт. Патрульная Дженнингс резко остановилась на полпути к машине. Он встал и потянулся — как будто для того, чтобы размяться. Руки и ноги у него были напряжены — от чувства отвращения к дерьму, в которое он вляпался, и к тому, что ему предстоит сейчас сделать.

— Я сказала, подождите в машине, сэр, — услышал он напряженный голос Дженнингс.

— Перекурить хотел. — Задира сделал вид, что ищет в карманах сигареты.

Девушка сделала несколько шагов в его сторону, доставая на ходу рацию.

— Прошу вас встать возле машины и положить руки на багажник.

Теперь в ее голосе зазвенел металл. Если она и испытывала страх, он был загнан глубоко внутрь.

Задира подчинился. Боковым зрением он увидел, что Дженнингс все еще держит рацию в руках, в любой момент готовая сделать вызов. Задира сделал глоток ночного воздуха, нерешительность окончательно покинула его, и он резко развернулся вокруг своей оси. В мощный правый он вложил всю свою силу, стараясь при этом не потерять равновесие.

«Что он делает?» — подумала Стейси Дженнингс, увидев, как нарушитель выходит из машины. Это было ее последнее четкое воспоминание. Дальнейшее она смогла вспомнить только с помощью записи, сделанной видеокамерой. Несколько месяцев спустя, после нескольких операций, она уже в который раз смотрела пленку и силилась понять, как могло случиться, что она пропустила первый удар, не уклонившись от него? Она даже не закрылась, хотя неплохо боксировала — в полицейском училище, да и раньше, когда ее еще отец учил. Стейси не уступала курсантам-мужчинам, а часто оказывалась даже лучше их, потому что хорошо двигалась на ринге. Но на ринге на голове шлем, во рту капа, на руках перчатки, а бой разделен на раунды. Стейси не могла поверить, что вот так, как мешок с фасолью, свалилась на тротуар. Первый удар сломал ей челюсть. Когда мужчина плюхнулся ей на грудь и стал молотить по лицу, у нее было ощущение, что все это происходит с кем-то, но не с ней, она как будто бы видела эту ужасную сцену со стороны. От сыплющихся один за другим ударов ее голова билась о тротуар. Подонок выбил ей зубы, изуродовал щеки, сломал нос и левую глазничную кость. Из разбитой головы хлынула кровь, пропитав волосы, отчего на пленке они казались черными. Как только она потеряла сознание, мужчина сразу же вскочил, осмотрелся по сторонам, на мгновение задержался возле нее, потом прыгнул в машину и умчался. С минуту она лежала неподвижно. Упавшая с головы фуражка валялась в левом нижнем углу кадра. Затем ее руки ожили, дотронулись до лица, нащупали рацию, и тихим булькающим голосом Стейси произнесла в микрофон: «Код один пять четыре. Нападение на полицейского. Угол Джун-роуд и Проуссер». Рация, блестящая и скользкая от крови, выпала из ее руки…

ГЛАВА 22

Пол достал домашние видеозаписи — почти десятилетней давности. Он не смотрел их уже несколько лет, а всего лишь несколько месяцев назад даже подумать не мог о том, что когда-нибудь еще наберется мужества сделать это. Однако, вернувшись после ночных поездок с Бером, он решился. Устроившись в гостиной перед телевизором, вставил кассету в видеомагнитофон. Звук сделал потише — для себя, а не из опасения, что Кэрол может услышать. Вот Джейми выписывают из роддома; его первое купание; каша из ложечки, размазанная по улыбающемуся лицу; момент, когда малышу не нравится лежать на пеленальном столике. Его собственные дурацкие комментарии, да и оператор из него еще тот. Крохотное безгрешное существо, агукающее на языке абсолютного счастья. Потом пошли другие счастливые моменты: Джейми ползает, затем начинает ходить, рисует — все это, запечатленное на пленке, так больно смотреть из-за невозможности остановить время. Пол медленно сполз с кресла на пушистый ковер и нажал кнопку «Стоп». Экран погас, с щелчком выползла видеокассета. Пол еще долго стоял на коленях, уставившись в темноту.

Кэрол лежала в постели и слышала, как Пол ходит внизу. Затем раздался звук включаемого телевизора, а вслед за этим — приглушенные голоса, не разобрать, и Кэрол сначала не поняла, что смотрит муж. Затем ночную темноту прорезал плач Джейми. Низкий, слегка хрипловатый — она узнавала его из многих других даже в роддоме. Она не могла не узнать его и сейчас. Этот плач принес ей тогда новое понимание того, что такое любовь. Слыша его, она ощущала, как приливает молоко в груди. Ответом на этот плач была ее жизнь. Сама Кэрол разучилась плакать — слез не осталось. Последнюю слезу она проронила несколько месяцев назад и теперь не ощущала ничего, кроме пустоты. Теперь она знала, что есть нечто пострашнее боли, вызванной плачем ребенка. Это полное отсутствие реакции на плач. Кэрол повернулась на бок и попыталась уснуть.

Подбросив Пола до дома, Бер наконец приехал к себе. Включив свет, посмотрел на стол — на то место, где обычно стоял компьютер. Он обследовал пустоту взглядом, как пациент ощупывает языком то место, где только что был удаленный зуб. Сел в кресло, открыл записную книжку и задумался.

Он провел линию от Джейми до Тэда Форда, под ней поставил вопросительный знак, затем соединил Форда с Задирой. От Задиры линия уходила в никуда. Пока. Под ней он черканул еще один вопросительный знак. Бер стал постукивать ручкой по странице. Вот и настал тот переломный момент, который рано или поздно наступает в любом расследовании. Начало его уже давно позади, точка невозврата уже пройдена, но конца решения проблемы все еще не видно. В такие мгновения Бер ощущал где-то внутри себя физическую слабость. Чувство безотчетного страха начало наполнять комнату, как вода наполняет тонущую лодку. Было ужасно тихо, только сознание его громко кричало о его безвозвратно утраченной семье, о его маленьком любимом сыне. Бер собрал все свое мужество. При схватке с вооруженным преступником или когда готовишься вышибить дверь и ворваться в комнату, действуешь не задумываясь, забывая о страхе. Справиться с самим собой куда сложнее. И это не измерить никакими деньгами. А все остальное было лишь поиском фактов и деталей, за который ему платили клиенты.