Королева рубиновых граней (СИ) - Лесникова Рина

Наутро возбуждённый Наифат поведал ей, что далеко в горах не на шутку разбушевался всегда спокойный старый вулкан, и Повелитель забрал всех лёккэров, кроме Энаифа и отправился туда, чтобы попытаться усмирить разгневанных огненных духов и оценить ущерб, нанесённый расположенным там шахтам.

***

Находиться одной в комнате не хотелось, и Лаатая решила пойти на завтрак в общую столовую. Ни чёрной Насии, ни пятнистой Айель в зале не было. Ожидаемо все разговоры велись об отъезде Повелителя и его братьев. Выдвигались самые различные версии – от внезапно появившейся жгучей иномирной красотки до войны. Каждая из женщин спешно просчитывала, чем это может коснуться именно её. Возбуждённый гул неимоверно раздражал, и девушка, спешно закончив завтрак, вышла в сад.

Она долго ходила по тенистым дорожкам, неосознанно сворачивая на боковые тропинки, если видела впереди кого-нибудь из гаремных прелестниц. Мысли неспешно перетекали одна в другую, не желая уходить далеко от главной темы – кто? Кто же ласкал её той ночью? И почему она ничего не помнит? Вредный леддар наотрез отказался отвечать на этот вопрос, резонно заметив, что со своими мужчинами пусть разбирается сама, он в таком вопросе не советчик, и уж тем более подсматривать не подсматривал и не собирается. Ах так! Мелкий интриган. Обойдёмся и без твоих советов! И Лаатая в сердцах прогнала духа прочь.

Неизвестно сколько времени она бродила по затейливым дорожкам, но солнце поднялось довольно-таки высоко, и становилось жарко даже на этих тенистых аллеях. Лаатая огляделась. Она находилась в пустынной части огромного сада и уже давно никого не встречала. Звать на помощь леддара не хотелось. Он, конечно, поможет и выведет, но обида ещё не прошла; ничего, найдётся выход, это не бескрайний лес. Девушка нашла взглядом дворец, сияющий белизной сквозь зелень деревьев, и свернула на ближайшую тропинку, ведущую к нему. К своему великому облегчению в одной из увитых плющом беседок она услышала женский смех и поспешила туда, чтобы уточнить у его обитательниц дорогу.

Каково же было изумление, когда её взору предстали три жарко сплетённых нагих женских тела. Лаатая уже хотела тихо исчезнуть, но одна из женщин подняла затуманенный взор и злобно крикнула:

– Ты следишь за нами, бесстыдница?!

– Н-нет, я заблудилась и хотела узнать у вас дорогу, – пролепетала Лаатая, стыдливо опуская глаза.

– Иди по той тропинке, не сворачивая, – махнула рукой та, что казалась постарше, а потом крикнула вслед удаляющейся спине. – Проговоришься кому, и тебе не жить!

Слёзы застилали глаза. Ну почему она постоянно попадает в такие глупые ситуации?! Кому, как не ей можно было нарваться в самом глухом уголке сада на этих… этих… Слов не хватало. Стыд-то какой! Ещё и говорить кому-то о таком? Да ни за что! Спасительные стены дворца приближались, и Лаатая уже бегом достигла неприметной дверцы и толкнула её. Дверь оказалась запертой, и девушка в отчаянии заколотила в неё, желая оказаться как можно дальше от тех женщин. Когда она уже отчаялась, что её услышат, дверь отворилась.

– Лаат, это ты? Зачем ты рвёшься на мужскую половину? – изумлённо спросил Энаиф, выходя к ней в сад и плотно прикрывая за собой злополучную дверь.

– Меня сюда направили, – призналась Лаатая, она прикрыла руками лицо и устало опустилась по стене. – Энаиф, ну почему так! Если что-то случается, то обязательно виновата я?! Наверное, и в случае с тем вулканом обвинят тоже меня!

Рядом послышался явственный смешок невидимого леддара.

– Что случилось? – встревоженно спросил юноша. – Тебе встретился кто-то из посторонних мужчин?!

– Нет, только женщины. Милые добрые женщины, – саркастически добавила она.

– Пойдём, я отведу тебя, – проговорил Энаиф и подождал пока Лаатая поднимется, даже не сделав попытки помочь ей.

– Тебе следует быть осмотрительней, Лаат, мне бы не хотелось, чтобы ты пострадала. Хорошо, что Наифат привёл к этой двери меня, и тебе не попался никто из посторонних мужчин. Пойми, ты могла пострадать!

– Наифат. Опять Наифат! А ну появись, мелкий проказник! – прикрикнула Лаатая.

– Ну что опять? – обиженно протянул дух, медленно проявляясь рядом.

– Наифат, – строго обратился к нему Энаиф, – если бы Лаат увидел мужчина, её ждало бы наказание. Ты этого добиваешься?

– Я следил, – начал оправдываться леддар, – никого не было рядом.

– Энаиф, скажи мне, пожалуйста, – начала Лаатая, глядя на заметавшегося духа, – что было той ночью?

– Какой? – юноша попытался сделать вид, что не понял.

– После того, как Повелитель напоил меня вином с драконьей кровью? Это был ты, Энаиф? Я помню, как ты появился. Я должна знать!

– Я ещё молод. Брат не допускает меня до наших жён, Лаат.

– Никто ничего не говорит. Это какой-то заговор! Скажи, Энаиф, как становятся лёккэрами? Это навсегда?

– Почему ты спрашиваешь, диссини? – насторожился юноша.

– Я… помню мужчину рядом с собой той ночью, – осторожно начала Лаатая, и присела на скамеечку у небольшого озерца с парой лебедей, – но не могу вспомнить, кто он. Кое-что не сходится в моих догадках. Расскажи мне о лёккэрах, пожалуйста!

– Когда у Повелителя Санахо появляется второй сын, детей несут к рубину судьбы, – нехотя начал Энаиф, останавливаясь рядом. – Там мальчики одновременно дотрагиваются до камня, который и определяет, кто же из них сильнее и передаёт ему силу того, кто оказался слабее. И так происходит с каждым последующим младенцем мужского пола.

– Получается, у более младших нет шансов?!

– Камень не ошибается, – произнёс заученную фразу Энаиф.

– И никто не пытался изменить такой порядок?!

– Не так уж и давно одна из наложниц нашего деда заслужила наказание, но смогла сбежать от него, будучи беременной. Родные укрыли её далеко в горах, где она и разрешилась от бремени. Поговаривают, этот наш дядюшка до сих пор жив, даже искал помощи на стороне в попытке предъявить права на престол Санахо, но, будучи достаточно гневным и неуравновешенным, не нашёл нигде поддержки.

– А какой жизни хотел бы ты, Энаиф? – спросила его Лаатая.

– Я не знаю другой жизни, – резко ответил юноша, отворачиваясь. А потом, услышав как бурчит её голодный желудок, добавил: – Пойдём, тебе давно пора обедать.

– Ты же понимаешь, что решается вопрос моей жизни или смерти, – тихо произнесла девушка, затем поднялась и молча проследовала за ним весь остаток пути до своей комнаты, куда Энаиф сопроводил её, а затем велел принести обед, проверил исполнение приказа и только потом ушёл.

Остаток дня Лаатая провела в своей комнате. В любой момент мог вернуться Повелитель и потребовать её к себе. У неё, конечно, было ещё пара дней в запасе, но после уже отговорки не сработают. Что же делать? Стоит ли ему верить? Или Наифат говорит правду, и её ожидает незавидная участь жертвы на алтаре рубина судьбы? Она должна вспомнить, кто же он, тот мужчина из её единственной жаркой ночи. Почему-то верилось, что он говорил правду и никогда не предаст её. Предаваясь таким размышлениям, бедняжка незаметно заснула. Что бы вновь встретиться с ним.

Умелые руки нежно гладили спину и опускались ниже, губы настойчиво терзали ставшую такой чувствительной грудь, пальцы проникли к влажным складочкам, несколько раз скользнули вверх и вниз, покружили вокруг напрягшегося в ожидании бугорка, а потом… потом её накрыло сильное мужское тело, и мир перестал существовать. И та Лаатая во сне бесстыдно кричала и требовала ещё, пока не проснулась опустошённая и обессиленная, до сих пор улавливая отголоски бушующей недавно бури внизу живота. Тело болезненно ныло и требовало настоящей, а не приснившейся ласки. И теперь диссини знала точно, это был Каридис. Его губы целовали её губы, его руки ласкали её тело, его подживший шрам на рёбрах ощущала она под своими жадными ладонями. Это он так неистово ласкал её и опять шептал слова любви и страсти.

Этого не может быть, с тоской думала Лаатая. Каридис – лёккэр, озлобившийся лёккэр, у которого ещё в младенчестве отобрали всю мужскую силу, за что он и возненавидел весь женский род. А потом, неожиданно для себя, Лаатая подумала, что согласна была бы жить с ним, даже с таким, опустошённым, не получая того, что Повелитель проделывал с Айель. Ласки, которое тело помнило с той волшебной ночи, были гораздо искреннее и приятнее всех прикосновений Санаха.