Покаяние пророков - Сергей Алексеев

Космач подошел к воспитательницам, спросил, где теперь офис, но оказалось, толком никто не знает, а здесь уже почти два года детский сад. Пришлось искать директора, который и поведал, что Артем Андреевич действительно безвозмездно передал здание городу и что от этого одна беда — детей в детском саду мало, а содержать учреждение надо уйму денег, и такое доброе дело выходит боком. Сам благодетель некоторое время приплачивал к зарплате и подбрасывал продукты* но вот уже год как ничего не шлет и даже не заходит.

С горем пополам отыскался его новый адрес, по которому Космач и отправился на поиски.

Видно, у Артема Андреевича дела шли худо, офис был на первом этаже в торце жилого дома и напоминал жэковскую контору — драные письменные столы, хромающие стулья, старенький компьютер на широком подоконнике. Разве что сам хозяин был в неизменной тройке с иголочки и у подъезда стоял огромный черный джип с затемненными стеклами — эдакие остатки роскоши.

— Знаете, Юрий Николаевич, мне все надоело, — не ожидая вопросов, заявил он. — Экспроприировать, так же как и зарабатывать, неинтересно. Я сейчас сижу и читаю книги. В вашей деревне случайно нет пустого домика? А то бы я купил.

Потом спохватился, начал расспрашивать, вспомнил, что обещал издать монографию, и подтвердил, что обещание остается в силе, на благородное дело можно деньги найти. Космач про себя решил дослушать Артема Андреевича и уйти, однако тот догадался, что гость пришел по какому-то важному делу.

— Нужен паспорт, на женское имя, — признался Космач. — И очень срочно.

Несмотря на интеллигентность и тонкую нервную организацию, Артем Андреевич отличался трезвостью и практичностью суждений, после заявки Космача остался невозмутим, словно ему каждый день паспорта заказывали.

— Неужели, кроме паспорта, нет других проблем?

— В Холомницах проблемы в удовольствие: почистить снег, коня напоить-накормить, печь истопить.

— Рад за вас, — со вздохом проговорил тот. — Завидую… Ну а что с работой? Надеюсь, вы не бросили науку?

— Пишу и складываю в стол.

— И больше ничего не нужно?

— Кроме паспорта на женское имя — ничего.

— Счастливый вы человек…

Космач готов был рассказать о Вавиле, но филантроп не проявлял видимого интереса, лишь спросил, захватил ли он фотографии. А ему и в голову не пришло, что для паспорта необходимы снимки, и теперь внутренне ужаснулся, что придется возвращаться в Холомницы и уже завтра брать Вавилу, ехать в фотомастерскую в районный центр, затем на другой день за карточками и только на третий — в город. За последние годы он напрочь отвык от мирской суеты, и подобные хлопоты казались тягостными и мучительными, как зубная боль.

Артем Андреевич угадал его состояние, вызвал своего водителя.

— Поезжайте с господином Космачом, — распорядился. — По пути захватите фотографа. И с карточками ко мне.

Спустя полчаса черный сарай на колесах несся по метельной, переметенной дороге, вздымая на воздух сугробы. В джипе было тепло, мягко и дремотно — сказывалась бессонная ночь, поэтому скоро сморило, и он проспал всю дорогу.

Разбудил водитель уже возле мочевой точки, просил показать, где сворачивать в деревню. Космач дернулся было идти с фотографом пешком, однако увидел, что по проселку совсем недавно пробился грузовик-вездеход, протаранив заносы. И, кажется, шел и назад, оставив широкую колею, заметаемую снегом. Это значило, что кто-то из дальнобойщиков по старой памяти завернул к Почтарю за самогонкой. Джип смело ринулся по этому следу, водителя поджимало время, а Космач сидел и тихо радовался удачному дню — даже тут повезло!

Грузовик развернулся возле Почтаря, дальше соваться было опасно, и Космач побежал к своему дому первым, чтобы предупредить Вавилу, а может, и уговорить сфотографироваться.

На крыльце почему-то взлаивал и скулил ее пес и, когда Космач вошел в сени, проскочил вперед, скребанул лапой дверь избы.

— Ну, это уж слишком! — Оттолкнул ногой собаку, шагнул через порог и стал.

Пес все-таки прошмыгнул в избу и бросился к ногам хозяйки. Вавила поднялась ему навстречу, поклонилась — встречала, как жена.

— Слава тебе Господи. Скоро вернулся. Все ли ладно, боярин?

На противоположном конце стола в вальяжной позе сидела Наталья Сергеевна, пили чай…

Дурной сон! Ни раньше ни позже явилась!

Получив от Данилы хорошее наследство — почти законченную докторскую и материалы по расколу, ассистентка почти сразу уехала в Москву, защитилась и, вернувшись в университет в смутную пору великих сокращений и увольнений, под тихое изумление униженной научной публики получила место преподавателя на своей кафедре. А спустя год таким же удивительным образом стала ею заведовать. Василий Васильевич был еще жив, сидел дома, и если выбирался, то ходил держась за стенки, по-птичьи, и следы оставлял крестиком. Но сил на возмущение еще хватало.

— З-змею пригрел! П-продала меня Цидику! Б-была бы сила, своими руками з-з-задавил! Н-ничего, Бог все видит!

Бог видел и наказал, уже года три ходила с костылем.

В их отношениях было много непонятного, даже таинственного, говорили, что Наталья Сергеевна была его любовницей и крутила им как хотела, что когда Данила еще лежал в клинике, она сама вывезла из квартиры больного все научные материалы, а также некоторые ценные вещи. А другие завистливые языки болтали, что она любовница самого декана Ровды, и вместе они, объединившись, потихоньку съедают Данилу, чтоб освободить место.

В тот же год Василий Васильевич продал квартиру и уехал к сестре в Севастополь, чтоб жить и лечиться у моря. Наверное, он знал, что не вернется, однако на вокзале погрозил кулачком и сказал с хохляцким упрямством:

— Н-ну, псы гончие, й-я круг сделаю и вернусь! Космачу тогда показалось, что грозит он своей бывшей аспирантке…

Последний раз они виделись больше трех лет назад, случайно встретились на улице. Наталья Сергеевна была ухоженная, в нарядном платье — из церкви шла. Правда, и тогда уже с тросточкой, а вместо изящных туфелек, которые она любила, — мягкие суконные боты.

О ее личной жизни никто ничего толком не знал, из-за стремительной чудесной карьеры друзей у нее не было, а многочисленные враги болтали что угодно. После столь неожиданного взлета Наталья Сергеевна стала барственной, многим начала говорить «ты», звучащее в ее устах несколько надменно, будто с холопами разговаривала.

— Цидик умирает, — без всяких предисловий сказала Наталья Сергеевна.

Это было прозвище академика Барвина, которым чаще всего пользовались в провинции, и происходило оно от названия Центра исследований древнерусской истории и культуры.

— Ого, — невыразительно сказал Космач, сбрасывая шубу на руки Вавилы.

— Сегодня утром позвонили от него. Секретарша, стерва такая, помнишь?

— Не помню…

— Звонила по его просьбе. А вот зачем — угадай.

— Что тут гадать — на похороны.

— Куда мне на похороны? Саму хоть в гроб клади… Просила немедленно отыскать тебя и сегодня же… Сегодня самолетом отправить к Цидику. Иначе можно опоздать.

— Ого, — еще раз повторил он. — С какой стати?

— Сам и спросишь.

Вавила не суетилась, и все-таки немного переигрывала, показывая свое нынешнее важное положение. Стоило Космачу сесть, как бросилась снимать сапоги, но он демонстративно взял ее руки, поцеловал ладони.

— Спаси Христос, я разуюсь… Сейчас придет фотограф и сделает снимки, на твой паспорт. — А сам уговаривал ее глазами — не бойся, ничего не бойся.

Придерживающиеся старых правил неписахи легче под пулемет шли, чем под объектив фотоаппарата. Наталья Сергеевна разрушила идиллию.

— Послушай, Космач, я с такими трудностями добиралась!.. Грузовик нанимала! А ты уходишь от ответа. Может, ты не понял? Академик Барвин умирает!

— Вот почему буря на улице, — вздохнул он. — Комендант был прав, ветер зря дуть не станет.

— При чем здесь ветер?

— Да так… Народные приметы, суеверие. Фольклор, одним словом.

Она ничего не поняла, повторила с прежней повелительной настойчивостью:

— Все-таки советую тебе поехать. Академик просит, нобелевский лауреат. Неспроста…

Докторская диссертация перед защитой попала на экспертизу все в тот же злополучный ЦИДИК. Кто отправил ее туда и по какой причине — ни сам Космач и никто другой тогда об этом не знали, и на кафедре терялись в догадках (а может, делали вид?), с чего это вдруг и по чьей воле назначили новых, чужих оппонентов, прислали влиятельных заседателей в ученый совет. Впрочем, ему намекали, мол, считай, это привилегия — очень уж непростая была тема.

И вот вся эта варяжская ватага вместо защиты устроила судилище, да еще вынесла сор из избы в прессу.