По праву закона и совести(Очерки о милиции) - Панчишин Игорь Николаевич

— Улетели, видать, наши «птички», — мрачно пошутил он.

Васильев понимал и сам, что, доехав до большой узловой станции, матерые и хитрые преступники, — а что те двое представляют собой наглых и расчетливых аферистов, сомневаться не приходилось, — должны были предпринять все возможные меры, чтобы тут же исчезнуть с пункта доставки их таксистом. Могли запросто вскочить в проходящий через станцию товарняк, спокойно сесть в любую машину, наконец — уйти в ближайшую деревню и затаиться там, переждать.

— Наблюдение пока продолжайте, а я возвращаюсь в Псков, — объявил Васильев, направляясь к своей машине.

Глубокой ночью в вагон проходившего на Москву поезда вошли двое. Тихо ступая по ковровой дорожке, они заглядывали в сонное царство каждого купе, пока не нашли свободные места. В вагоне все крепко спали, не видно было и проводника.

— Ну вот и оторвались, — весело проговорил Славка, расстегивая куртку и ставя поудобнее «дипломат», — операция «Павел Буре» проведена, можно сказать, блестяще!

Бобер, запихнув сумку и портфель под лавку, сидел нахохленный, сумрачный.

— Представляю, как сейчас в своей квартире ломает свои белые ручки Лариса, — прыснул Славка, стараясь развеселить напарника. — А может быть, еще ждет в коридоре заключение «эксперта», а?

— Тихо, ты! — цыкнул на него Бобер и повел глазами на соседнюю полку, где спала какая-то женщина. — Еще не известно, оторвались ли? — глухо добавил он.

— Ты что, в самом деле сомневаешься? — вроде бы неподдельно удивился Славка. — Все чисто сработано, о’кей!

— Я ж тебе уже говорил: «наследил» ты в Калинине, — зло выдавил Бобер.

— Что Славиком-то назвался? Ха, тысяча Славиков в Союзе, К тому же мы провернули дельце не в поле зрения МУРа, где уж там псковским ментам до нас добраться! Представляю, как они сейчас трясут местную малину и хазы, аж пыль столбом! Не один мальчонка сопли по морде размазывает, буксует, открещивается от «Павла Буре». Это все в том случае, если баруха заявит. Сильно сомневаюсь в этом, не в ее интересах атмас подавать. Видел, как она в коридоре головой вертела, по сторонам зыркала? Думаешь, честно ей барахлишко досталось? Так что мы с тобой, может, доброе дело сделали, произвели — как это? — экс-про-при-ацию, — по слогам протянул Славка.

— Экспроприатор тоже мне нашелся, — презрительно фыркнул Бобер. — Загремишь за баркас, баланды похлебаешь, бузу позвонишь — погляжу я тогда на тебя.

— Чего ж тогда согласился, поехал? — огрызнулся Славка.

— Согласился… Не хотел я ехать, да ты пристал со своим «Буре». Обещал я тут одному иностранцу, англичанин вроде, такие золотые баки достать, хорошие башли за них сулит.

«Давай, гони бесогона, — хмыкнул про себя Славка. — Знаем, для чего с иностранцем хоровод завел: беляшка выменять, давно этим делом балуешь, Бобер. Зато вон — как быдло[2] стал после того, как шприц раздавил».

— Сразу спустим с рук барахлишко — и в засек! — продолжал между тем Бобер. — Пару месяцев переждать надо, мало ль что…

Вагон раскачивало на перегонах, дробно стучали колеса: «Кто ты? Кто ты?»

Вперив взгляды в черный проем вагонного окна, оба надолго замолчали.

Васильев вернулся в Псков под утро. Стараясь не разбудить домочадцев, тихонько открыл квартиру, разделся в прихожей и прошел на кухню. На столе, под старенькой ватной душегрейкой (чтобы сохранить тепло — так было не раз), стоял ужин. «Давненько меня дожидается», — хмыкнул Васильев и стал торопливо есть. Спать уже расхотелось, благо удалось вздремнуть по дороге в машине. Побрившись и наскоро умывшись, вышел в прихожую. «Написать записку? Зачем? Жена и так догадается, что заходил». Надел пальто, нахлобучил шапку: «С богом, новый день сыщика Васильева начался!»

Невзирая на ранний час, Маслов уже был у себя.

— Ну, что у тебя? — буднично спросил он, поздоровавшись. — Про Дно знаю, можешь не докладывать.

— По дороге сюда заехал к Нине Чащиной, — усаживаясь в кресло, начал Васильев. — Всего неделю назад состоялось ее знакомство в Калинине. В разговоре с ней жулик обмолвился о своем ночлеге в местной гостинице.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Гм, это уже кое-что, — протянул Маслов. — Может, соврал или по чужому «виду» проживал? Все равно проверять надо, а вдруг там зацепка? Так что давай, Петрович, отчаливай в Калинин, доводи дело до конца.

— А может, взять с собой Чащину?

— Поедет?

— За милую душу, хоть на край света, — улыбнулся Васильев. — У нее сейчас такое положение: и перед подругой стыдно, и от нас неприятностей остерегается.

— Наводку с ее стороны исключаешь?

— Да ну, какая там наводка… Все это у нее настолько явно, открыто… Просто доверчивой дурехой оказалась. Теперь, когда обожглась, на холодную воду дуть будет.

— Да-a, вот как в жизни получается, Петрович, — неожиданно оживился Маслов, — пока человек не набьет шишек на своей башке ни один совет не сможет предостеречь от беды. Сколько мы сами с тобой шишек набили, а, Петрович?

— Не столько шишек на голове, сколько мозолей на ногах, — весело отозвался Васильев.

— Сыщика ноги кормят, никуда не денешься!

— Вот именно: никуда не денешься, — вздохнул Васильев и направился оформлять командировку в Калинин.

— Да, вот еще что, — зашел он перед самым отъездом к Маслову. — Отбей-ка, Анатолий Михайлович, в МУР: не проходит ли у них по наркоманам тип с большими залысинами, в пыжиковой шапке? Мало? А я и сам еще ничего о нем не знаю.

Попутчиками в вагоне оказались молодые веселые ребята. Парни и девушки шутили, смеялись, шумно бродили по вагону. Все они были одеты в зеленую униформу, расцвеченную многочисленными штампами-этикетками. «Молодежный строительный отряд куда-то перебирается», — решил Васильев. О сне нечего было и думать в такой беспокойной компании. Васильев с завистью покосился на соседнюю полку, где уже сладко спала Нина Чащина, — поехала с ним в Калинин охотно. Поглядывая на снующих мимо ребят, на их приятные, оживленные лица, Виктор Васильев вспомнил себя в кругу такой же молодежи в ГПТУ, где он вел производственную практику и откуда его направили на работу в милицию. Хорошее было время, и все люди казались чистыми, порядочными. Мысли пошли дальше и переключились на тех двоих. «Может быть, в это же время они тоже весело смеются, радуются своей воровской удаче, возможности прокутить в ресторане солидный куш, что им прямо с неба свалился в руки. И думать не думают о том, что кого-то обидели, сделали несчастными. Ну, поймаем их, — думал Васильев, — посадим. А ущерб? Как его возместить потерпевшей, если они наверняка сбыли с рук увезенное из Пскова?»

Вспомнился один случай, и инспектор невольно улыбнулся. Попалась ему с поличным воровка. «Раскололась» еще на несколько краж. Вызванные потерпевшие подтвердили: их обокрали, но об этом не заявляли никуда, смирились. Суд обязал воровку возместить причиненный ущерб. И вот спустя некоторое время пришла к Васильеву одна из потерпевших и сразу — скандалить.

— Это же издевательство, ни больше ни меньше, — заявила она. — Лучше бы не признавали меня потерпевшей. — И протянула пачку почтовых переводов, а на них — суммы: 1 рубль 33 копейки, 1 рубль 27 копеек, 82 копейки — ни в одном из переводов больше двух рублей. Оказывается, такими суммами ежемесячно «рассчитывается» с ней воровка из колонии, и каждый раз надо идти на почту получать эти копейки. Кончилось тем, что потерпевшая отказалась вообще от своего иска.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И сколько еще таких жуликов, которых разыскивают десятки исполнительных листов, освободили из колонии — и на все четыре стороны, ищи потом должников по всему Советскому Союзу! Наглеют люди, безнаказанность им только на руку. А что если «долговую яму» для таких: пока не отработаешь, не выплатишь долг до копейки — сиди хоть до морковкиного заговенья. Тогда бы задумались: стоит ли воровать, если все равно вытряхнут, что взял?