Помощь разведенным родителям и их детям: От трагедии к надежде - Диана Видра

Усиление старых симптомов. Мы уже говорили о том, что дети, развитие которых до развода было подвержено нарушениям, часто отвечают на развод лишь усилением старой симптоматики: агрессивные дети становятся еще более агрессивными, робкие — еще более пугливыми, недержание мочи проявляется чаще и т. д. Характерно, что родители таких детей обычно рассказывают, что развод не произвел на сына или дочь почти никакого впечатления. Но мы уже знаем, что отсутствие признаков переживаний еще ничего не говорит об отсутствии самих переживаний. Развод в данном случае является не столько новым самостоятельным грозным событием, сколько повторением давно переживаемой постоянной ситуации опасности. И дети реагируют тем, что лишь усиливают свои привычные и «проверенные» механизмы борьбы со страхом. Однако кажущееся их равновесие в этих случаях — равновесие невротическое, а фиксацию старых невротических конфликтов можно разрушить лишь в ходе целенаправленной психоаналитической терапии. Здесь, к сожалению, недостаточно одного лишь создания благоприятных условий.

Спонтанная травма. Пример таковой мы видели на примере Манфреда и Катарины. Страхи, которыми дети реагируют на развод, это всегда страхи перед чем-то, то есть перед совершенно конкретной опасностью: никогда больше не увидеть отца, ранить или потерять мать, поплатиться за свои злые поступки или злые мысли. И если ребенок не в состоянии реагировать на эти страхи сознательно, то он реагирует внедрением бессознательных механизмов защиты и вытеснением влечений. Но вытесняются они, заметим, не куда-нибудь вон, а в свое же родненькое бессознательное, откуда потом настойчиво руководят поступками и чувствами человека. Поэтому взрослый «невротик» боится своих инфантильных влечений и фантазий так, как если бы он все еще был маленьким ребенком, целиком зависящим от любви и благосклонности «родителей», в которых неосознанно превращаются все, кто имеет реальную силу и власть или кому он таковые приписывает.

Если развод воспринимается ребенком как опасность, которая уже произошла, и он при этом чувствует себя потерянным и совершенно беззащитным, то это и есть травматический срыв. В этих случаях ребенок уже больше «сам не свой». Травматические срывы тоже выражаются в страхе, но это панический страх, ужас перед пожаром или затоплением, перед концом, который грозит самому их существованию. Дети, спонтанно травмированные разводом, временно живут в ирреальном, чудовищном мире. Такому ребенку срочно необходимо доказать, что он ошибся, что мир все еще стоит на месте, добрая мама и добрый папа продолжают существовать и сам он цел и невредим, ребенок должен поверить, что радость и удовольствие все еще возможны. И это — задача не кого-либо, а родителей, несмотря на то, что и сами они после развода нуждаются в помощи и поддержке. Необходимо и после развода предоставить в распоряжение ребенка тройственную систему отношений. Конечно, все дети даже спустя долгие годы испытывают печаль по поводу развода родителей, но печаль — это далеко не страх; как бы горька она ни была, печаль не нарушает психического здоровья человека, нарушают ее страхи, независимо от того, реальные они или — того хуже — бессознательные.

Часто бывает так, что ребенок колеблется между чувством ожидаемой опасности и ощущением, что катастрофа уже произошла. Поведение таких детей напоминает игру, имеющую своей задачей доказать самому себе, что мир все еще невредим. Так восьмилетняя Ирис, постоянно убегая из дому, как бы инсценировала игру маленьких детей в прятки, смысл которой не в том, чтобы хорошо спрятаться, а в том, чтобы тебя как можно скорее нашли. Эту игру в прятки девочка, приводя в смятение всю семью, повторяла каждый раз в новых вариантах. Однажды она не пришла домой после школы, в другой раз она собрала свои вещи и сказала, что переезжает к отцу, который, кстати, жил в двухстах километрах от города; потом однажды после обеда она закрылась в своей комнате и не подавала никаких признаков присутствия. Безусловно, в этом поведении заключаются довольно сильные агрессивные компоненты, но удовлетворение, с которым Ирис, после всех тревог и волнений, особенно со стороны матери, позволяла себя найти, говорило как раз о том, что речь шла об инсценировке и одновременном отрицании травматического представления о потере матери. Прогноз развития в этом случае таков: если Ирис повезет и мать не потеряет терпения и дальше будет «искать» и «находить» дочку, что сможет в конце концов доказать девочке, что страхи ее напрасны и она вовсе «не потеряна» в этом мире, тогда может быть девочке удастся отказаться от своего симптома. Но чаще такой характер поведения становится хроническим по причине так называемой вторичной победы болезни: сюда добавляется огромное удовольствие быть в центре внимания и забот окружающих. Удовлетворение Ирис истекает также из собственных агрессивных импульсов, которые развились в тяжелое послеразводное время. Каждому из нас, вероятно, знакомы такие характеры, которые всю свою личную и общественную жизнь строят наподобие вот этой самой «игры в прятки». Когда Ирис вырастет и выйдет замуж, можно ли ожидать, что ее муж окажется в состоянии постоянно проявлять терпение матери? Рано или поздно он конечно же разочаруется и «прекратит поиск», а Ирис грозит не только хроническая неудовлетворенность жизнью, но, вероятнее всего, и тяжелое невротическое заболевание.

Бывает, что окружающим все же удается наладить, так сказать, новый контакт ребенка с реальностью и ребенок вновь начинает верить, что жизненно необходимые отношения с родителями все еще сохраняются, но гораздо реже взрослым удается внушить ему уверенность, что катастрофы не только не произошло, но ее ни в коем случае не произойдет. Мы помним о Манфреде, который первое время после развода кидался на окружающих, как «ненормальный». Это поведение, спровоцированное полной растерянностью и страхом, со временем стало исправляться, но в нем все равно навсегда осталось подспудное желание провоцировать агрессивные конфликты, которые были ему просто необходимы, чтобы доказывать свое превосходство.

Симптомы — это выражение психических нарушений, но в них, как выяснилось в результате обследований психотерапевтов, заключаются не только опасности, но и шансы. Дело в том, что с психологической точки зрения симптом — это своего род защита, заслон против переживания. Вспомним о девочке, которая в своем ночном недержании мочи выразила все свои душевные проблемы и страхи, связанные с рождением маленькой сестренки, оставаясь при этом добрым и покладистым ребенком и примерной ученицей.

«Вопрос, сумеют ли родители создать благоприятные внешние условия по отношению к реакциям переживаний или спонтанным срывам ребенка, что сделало бы возможным полное восстановление его душевного состояния, меньше всего является вопросом желания или воспитательных способностей». Дело в том, что, как мы уже говорили, развод — это не только проблема ребенка, это также психическая беда родителей, затрагивающая их сознательные и бессознательные чувства, страхи и фантазии, что и затрудняет им делать для детей то, что было бы для тех рационально и правильно. Именно это, а не их моральная или педагогическая несостоятельность является причиной того, что родителям так редко удается освободить ребенка от его потрясения и страхов. В результате дети, которые не были столь спонтанно травмированы разводом, как это было с нашим Манфредом, не сразу, а спустя время оказываются в таком же плачевном положении и вынуждены с тем же отчаянием бороться за свое психическое самосохранение.

В том, что ребенок после развода начинает вести себя как маленький, нет ничего необычного, это, можно сказать, вполне «нормально». Но если его регрессивные потребности не получают удовлетворения, то регрессия его лишь усиливается и в конце концов его внутренний мир и вправду становится миром маленького, целиком зависимого и поэтому постоянно испытывающего страх ребенка. Отсюда у таких детей и возрастание агрессивного потенциала. Ведь мы уже знаем, что агрессивность — это обратная сторона робости и точно так же является способом выражения страха. Агрессивность питается, с одной стороны, гневом и чувством собственной вины по отношению к матери, которая может быть в силу недостатка времени или своего собственного тяжелого душевного состояния не в состоянии удовлетворять регрессивные желания ребенка. Другой источник агрессивности заключается в выпадении отца и его освобождающей функции в тройственной системе отношений. Можно спокойно сказать: во время послеразводного кризиса дневник психического развития ребенка перелистывается в обратную сторону. Хотя что касается его видимого поведения, то восьмилетний ребенок никак не напоминает своим родителям четырехлетнего, ведь его словарный запас, моторика, умственное развитие остаются на своем уровне. Фигдор считает, что в большинстве случаев при симптомах послеразводного кризиса речь идет не столько о симптомах развода, сколько о последствиях конфликтных отношений родителей, которые, как нам известно, играют огромную роль в обострении душевных конфликтов детей. Конечно, дети с относительно благополучным развитием тоже подвержены срывам, но срывы эти гораздо менее драматичны, и если взрослые вовремя приходят им на помощь, то их душевное равновесие восстанавливается относительно быстро. Повторяю — если взрослые вовремя приходят на помощь...