Земля Жар-птицы. Краса былой России - Сюзанна Масси

Леблон руководствовался принципом: «фонтаны и водные затеи составляют душу сада и являются его главным украшением; это оживляет и бодрит… придает новую жизнь и дух», поэтому он задумал гроты из дикого камня, каскады и водные пирамиды. Добродушные каменные чудовища украшали чаши фонтанов и пруды, в которых плавали диковинные рыбы. Архитектор использовал свои обширные познания и инженерное искусство для строительства водоводов и акведуков. Чтобы подвести воду к фонтанам, на берегу протоки-ерика, по этому случаю расширенной и углубленной, была поставлена водовзводная башня, и ерик стал называться Фонтанкой. Для осушения территории сада прорыли Лебяжий канал, а маленькую речку по имени Мойка (от русского слова мыть), в которой горожане полоскали белье, расширив ее и углубив, соединили с Фонтанкой. И так сад, раскинувшийся на двенадцати гектарах, был заключен в сверкающую водную раму.

Царь поручил Леблону заняться планировкой улиц в городе. Французский архитектор спроектировал два главных проспекта, лучами отходящих от Адмиралтейства: Невский, длиной в четыре с половиной километра, и Вознесенский. Дома на Невском строили только из камня; здесь работали пленные шведы, которые должны были каждую субботу заниматься и уборкой проспекта. Леблон задумал воплотить в жизнь множество своих смелых проектов, но архитектор, которого Петр называл «своим сокровищем», безвременно скончался от оспы всего после трех лет работы в России, когда ему едва исполнилось сорок.

На строительстве Петербурга работали и выходцы из других стран. Они прибывали из Германии, Пруссии, из Голландии и Италии, из Англии, Фландрии и Шотландии. Замечательная традиция гостеприимного приема иноземцев, зародившаяся в петровское время, сохранялась вплоть до 1918 года. Для многих иностранцев, приезжавших в Россию чтобы реализовать свои дарования, русское искусство становилось источником вдохновения. Они полюбили эту страну, ставшую для большинства второй родиной, обзавелись здесь семьями, достигли профессионального мастерства и остались в Санкт-Петербурге навсегда. По сути дела, эти иностранцы стали русскими. И сегодня немало жителей Петербурга носят переделанные на русский лад западные фамилии, напоминающие об их дальних немецких, французских, датских и шотландских предках, что придает городу притягательное своеобразие. Именно они, одаренные и энергичные иностранцы, сформировали «европейский» облик Петербурга. Но так же, как в Киеве времен Ярослава Мудрого и в Москве Ивана III, с первого дня своего пребывания в северной столице иноземцы работали вместе с русскими и вынуждены были приноравливаться к местным обычаям и вкусам. В результате объединения таланта и воображения зодчих родились произведения архитектуры, отмеченные неизъяснимым очарованием и красотой, на них лежит печать уникальной духовной атмосферы. Этим Санкт-Петербург несколько напоминает другой город мира, Нью-Йорк, который старше его всего на несколько лет. Киев был воплощением золотой мечты славян, но тот город-сказку стерли с лица земли монгольские завоеватели. Москва, порождение четырнадцатого столетия, сформировалась в годы татарского господства и изоляции россиян от Запада. Санкт-Петербург стал элегантным космополитическим городом, детищем восемнадцатого столетия.

Подобно тому, как старая Москва обросла кольцом монастырей, Петербург украсился драгоценным ожерельем из дворцовых ансамблей. Князь Меншиков пригласил немецкого архитектора Шеделя для возведения загородного дворца в своем поместье в Ораниенбауме, в сорока километрах от Петербурга. Первым загородным летним пристанищем Петра Великого служил небольшой бревенчатый дом, который по его приказу был построен в Стрельне, всего в нескольких километрах от городской черты. Там была устроена в дупле старой липы маленькая беседка, где Царь любил сидеть, покуривая трубку и глядя на море. Но поскольку Петру приходилось часто бывать в Кронштадте на острове Котлин в Финском заливе, чтобы наблюдать за строительством флота, и ему не хотелось надолго разлучаться с Екатериной, Царь поручил Леблону построить два дворца на берегу моря, один в Стрельне и другой в Петергофе.

Для создания «Версаля на берегу моря» Леблон выбрал в Петергофе место, с которого открывался чудесный вид на залив, остров Котлин и финское побережье вдали. Парк и строения были спроектированы им практически за один год. Говорят, что нетерпеливый Петр сам срубил многие деревья, он размахивал топором с такой силой, как никто другой. В Петергофе Леблоном был создан проект прекрасного парка с водными затеями. Прямо у дворца внизу устроили необыкновенный фонтан. От высокой террасы, возвышающейся над морем на двенадцать метров, куда поступает вода по деревянным трубам из ключей, удаленных на двадцать два километра, он построил каскад. По нему вода устремляется вниз по семи широким ступеням, окружающим грот с двух сторон, в нижнюю чашу. Там, символизируя победу Петра под Полтавой, была установлена огромная статуя Самсона, раздирающего пасть льва, из которой вырывается водный столб на высоту двадцати метров. Замечательный фонтанный комплекс, названный «плетеной корзиной», спроектирован французским фонтанным мастером, приехавшим в Россию вместе с Леблоном. Сотни водяных струй, вырывающихся из многих трубок и взмывающих на разную высоту, сливаются вместе и мощной лавиной падают, подобно стремительному горному потоку, в море.

По всему парку были разбросаны замечательные фонтаны. Один назывался «Золотой горой»; в нем вода струилась по лестнице с позолоченными ступенями, которая, будучи подсвеченной, напоминала золотой водопад. А в «Шахматной горе» вода текла по поверхности гигантской шахматной доски, составленной из мраморных черных и белых квадратов. Петр любил веселые сюрпризы, поэтому в саду, выглядевшем вполне официально, тут и там были устроены «фонтаны-шутихи» — большие грибы, со шляпок которых неожиданно начинал стекать поток воды и окатывать неосторожных гостей, когда кто-нибудь из них якобы наступал на «потайной камешек», и искусственные деревья, с каждого листочка которых стекали серебристые водные струйки. Неподалеку от Монплезира был устроен впечатляющий фонтан с солнечным диском. Он, медленно вращаясь, испускал «водяные лучи» во все стороны.

В какой-то момент Петр решил, что парк оформлен слишком официально и ему недостает дидактического элемента — в нем тут же стали устанавливать статуи, изображавшие персонажей из басен Эзопа. Петр приказал сделать металлические таблички, содержавшие пояснения и мораль басен, так что подданные могли пополнять свои знания.

Леблон спроектировал также три изумительных парковых павильона, — Марли, малый Эрмитаж и Монплезир, одноэтажное красно-белое здание, окна и широкая терраса которого выходили прямо на море.

Так же, как и в Летнем дворце в Петербурге, небольшая по размерам кухня в Монплезире оборудована весьма современно. Печь стоит в центре у стены, а вокруг столы, расположенные так, что приготовлением пищи может заниматься только один повар. Пища подавалась в столовую через окошко, и это послужило основанием для замечания одного из гостей, что Петр, видимо, единственный монарх в Европе, которому еда подается действительно горячей. Петр любил Монплезир и предпочитал жить в нем даже когда Большой дворец был уже построен.

Именно в Монплезире была разыграна последняя сцена трагедии в личной жизни Петра. Из сыновей Петра до юношеского возраста дожил лишь один, Алексей — сын от его первой жены Евдокии. Отец и сын никогда не ладили. Сын боялся отца, а отец со временем начал презирать сына. Когда Алексей повзрослел, он стал центром многочисленных заговоров, которые плели консервативное духовенство и бояре, чтобы свергнуть Петра и покончить с его реформами. На знаменитом живописном полотне Николая Ге, художника, жившего в девятнадцатом веке, изображена сцена в Монплезире, воспроизводящая конфликт между отцом и сыном. Гримаса разочарования и негодования искажает лицо Царя, сидящего, скрестив ноги в высоких ботфортах. Желание уклониться от ответа и апатия написаны на бледном лице сына, который стоит, отвернув голову и глядя в пол. Петр поставил перед Алексеем ультиматум: либо принять его сторону и поддерживать его реформы, либо удалиться от мира и уйти в монастырь. Алексей колебался и продолжал быть игрушкой в чужих руках. В конце концов все заговорщики были арестованы. Каждого безжалостно допросили. В 1718 году попал в застенок и Алексей. В процессе следствия его «спрашивали», заставляли говорить под ударами кнута, и во время допроса Алексей умер. Одни свидетельствовали, что на следующий день после смерти сына Петр без тени переживания участвовал в спуске на воду корабля. Другие говорили, что его глаза были полны слез.

С годами Петр все чаще болел. Не послушавшись советов докторов, он отправился на осмотр Ладожского канала, а оттуда поехал дальше на север, чтобы посетить чугунолитейный завод, где, как обычно, Царь, подавая пример, выковал огромный железный брус. В другой раз, покидая Петербург, он увидел барку, севшую на мель, рядом с которой барахтались солдаты. Не раздумывая, что в таких случаях было типично для Царя, он бросился в ледяную воду спасать их. По возвращении Петр серьезно заболел и уже не смог оправиться. Промучившись несколько дней, он умер в возрасте 52 лет. В марте 1725 года он был похоронен в церкви Петропавловской крепости под большим паникадилом, выточенным им самим. С тех пор царей больше не хоронили в Архангельском соборе Кремля, они находили последнее успокоение под мраморными саркофагами рядом с великим Петром.