Вернись до заката - Мелани Кертис

— Благослови вас Господь!

— Не стоит благодарности.

Густав ободряюще пожал руку женщины и взъерошил светлые волосенки малыша.

— Он, наверное, решил немножко попутешествовать, и сам не заметил, как далеко ушел от вас. Смотрите, он уже вовсю смеется.

Малыш, и правда, во весь рот улыбался Густаву, будто давно знал его, совершенно забыв о том, что всего несколько минут назад горько плакал.

Патриция вышла из машины, и Густав сразу же нежно притянул ее к себе, не скрывая собственнической улыбки.

— Моя жена, — сказал он женщине с ребенком.

— Приятно познакомиться. А у вас есть дети? — не очень тактично спросила та.

— Нет.

Патриция слышала, как часто застучало сердце в груди Густава, когда он отвечал на вопрос внезапно осипшим голосом. Подняв голову, Патриция заглянула в его погрустневшие синие омуты.

— Я надеюсь, скоро будут, — поторопилась сказать она.

— С ними, конечно, много хлопот, но они изменят всю вашу жизнь, вот увидите, — улыбаясь, пояснила молодая мама.

Густав нежно взял Патрицию за руку, и теперь его глаза были полны надежды и любви.

— Желаю вам удачи. Вы такая красивая пара. Пойдем, Ян, мамочка купит тебе что-нибудь вкусненькое.

— Счастливо! — крикнула Патриция им вдогонку.

— Ну что, домой? — предложил Густав, вопросительно глядя на нее.

— Домой, — согласилась она и быстро направилась к машине.

Они не пошли в спальню. Расстояние от входной двери до ближайшей кровати показалось им слишком большим. Во время дороги домой, показавшейся просто бесконечной, чувственное напряжение между ними все время росло. Они почти не говорили друг с другом, опасаясь, что любое слово, даже самое незначительное, может нарушить непрочное равновесие между вежливостью и почти животным желанием, которое разрывало их на части.

Густав захлопнул за собой дверь и, резко развернувшись, прижал Патрицию к стене. Его глаза были темны от страсти. Все цивилизованные манеры были отброшены. Первый же его жадный поцелуй ошеломил Патрицию. Голова у нее пошла кругом от схватки зубов и языков, от мускусного мужского запаха, от вкуса его губ. Проворные руки Густава расстегнули ее джинсы и стянули их с нее в один миг. Затем он так же безжалостно расправился с ее нижним бельем.

Раздвинув ее бедра, он медленно погрузил пальцы в ее влажную нежность, отчего Патриция всхлипнула, и припечатал ее к стене первобытным страстным поцелуем, от которого кровь закипела в ее жилах и все ее мысли перепутались.

Она почти теряла сознание и даже не заметила, когда он сам успел раздеться. Ноги у нее подкашивались от желания, она почувствовала, что не может ждать больше ни минуты, ни секунды, ни мгновения!

И он вонзился в нее в тот же миг.

Патриция охнула, ощутив мощь ворвавшейся в нее мужской плоти, и в полубессознательном состоянии почувствовала, как Густав приподнял ее ягодицы, чтобы им было удобнее.

— Поверишь ли, я мечтал об этом каждую ночь с тех самых пор, как мы с тобой расстались, — выдохнул он, и его глаза были темны как ночь. — Скажи, чего ты хочешь, и я дам тебе все на свете!

Запуская пальцы в его густые черные волосы, Патриция закрыла глаза и только всхлипывала, когда Густав мощными рывками все глубже и глубже проникал внутрь нее. В конце концов она окончательно потеряла ориентацию в пространстве и времени и забыла, кто она такая и где находится. Ничто для нее не имело значения, кроме этого сладостного ощущения внутри. Страсть, казалось, перенесла ее в иной мир, и она летела на крыльях острого чувственного удовольствия, которого прежде никогда не испытывала. От этого полета захватывало дух.

— Тебя, Густав, только тебя я хочу, — прошептала она чуть слышно. — Не останавливайся, прошу тебя, только не останавливайся, иначе я просто умру.

Густав завернул вверх ее свитер, освободил груди и обхватил одну из них губами. Их бедра двигались в унисон, заставляя тела дрожать, а сознание перемещаться в мир, где нет места старым обидам. А потом они одновременно взорвались ослепительными искрами. Густав застонал и, отдыхая, положил голову между ее грудей.

Они любили друг друга так жарко, нетерпеливо и быстро! Именно этого ей и хотелось. Приходя в себя, она тихо, прерывисто всхлипнула.

И тогда он приподнял ее подбородок, чтобы посмотреть Патриции в глаза, и окончательно покорил ее самой сексуальной из своих улыбок, улыбкой самца, который уверен, что он всегда может довести свою женщину до экстаза, воплотив любую из ее чувственных фантазий.

Густав уже целый час лежал на одном боку, опершись на локоть и лениво поглаживая обнаженную спину Патриции. Интересно, когда же она наконец проснется? Правда, этой ночью они почти совсем не спали. Хотя Густав и устал, но его тело сейчас звенело, словно натянутая гитарная струна, готовое к новым любовным подвигам. Сколько бы раз ни сливались их тела, ему все было недостаточно. Последние три дня они с Патрицией то и дело спешили в постель, покидая ее только для того, чтобы принять душ, поесть и иногда прогуляться по пляжу. Если бы занятия любовью считались олимпийским видом спорта, они оба вполне могли бы претендовать на призовое место.

Он уже не помнил, было ли им так хорошо вместе прежде. Было ли наслаждение от любовных игр таким острым? Или те годы, которые они провели врозь, так обострили их потребность друг в друге? Его сердце дрогнуло, когда Патриция пробормотала что-то во сне и, повернув голову, посмотрела на него сонным взглядом.

Рука Густава опять пробежала по позвоночнику Патриции и остановила свой дерзкий бег на ее округлой нежной ягодице.

— Что ты сказала? — не сразу разобрал слова Патриции Густав.

Патриция смахнула с глаз рыжеватую челку, и выражение ее сонного лица стало еще озабоченнее.

— Эй, так нельзя. Ты поспал хоть немножко?

— Немножко…

Густав усмехнулся и провел рукой по ее длинным ногам, прикрытым простыней, намеренно касаясь нежной внутренней стороны.

— Густав… — простонала Патриция, переворачиваясь на спину и утягивая с собой почти всю простыню, обнажая при этом Густава.

— Что?

— Я сегодня твердо решила заняться упражнениями, вот что! С тобой я постепенно превращаюсь в испорченную бездельницу.

Она села, потянув на себя простыню, чтобы прикрыться, и едва сдержала смех, когда Густав стал тащить простыню в свою сторону, пытаясь обнажить ее.

— Ну всего один поцелуй… Всего один… — жалобным голосом попросил он, скорчив самую жалостливую мину. — И тогда я спокойно отпущу тебя на все четыре стороны… Если ты сама захочешь уйти.